— И тогда, — усмехнулась Ольга, — они начнут трепать нервы Юдину, которому и без того нелегко. А убийца так и останется безнаказанным.
К беседе хозяйка заметно охладела, и мы поспешили ее покинуть.
— Я же говорил, ищи бабло, — самодовольно заметил Берсеньев уже в машине.
— Юдин в роли убийцы? — нахмурилась я, перед глазами тут же возникла сцена в похоронном доме. Раздавленный горем муж у гроба жены. — Тебя не было на похоронах, а я была. И видела… такое не сыграешь.
— Я не утверждаю, что он гениальный актер. Может, трясло мужика вовсе не от горя, а от страха? Придушил супружницу, а потом запаниковал, что до истории с девицей быстро докопаются.
— Ольге наверняка известно имя девушки. Какого черта ты не спросил? — Злилась я напрасно, с тем же успехом подобный вопрос мне мог задать Берсеньев.
— Сделай я это в начале нашего разговора, ее бы это насторожило, а в конце… тем более. Чего ты сунулась с болтовней о следователе? Сидела бы себе тихо…
— Ты их гипнотизируешь, — брякнула я.
— Кого их?
— Баб.
— Может, мне тебя стоило загипнотизировать? Короче, впредь рот открываешь только по команде. Девку найдем, не так уж это трудно. Если Юдин супружницу на тот свет спровадил из-за нее, долго не продержится, побежит к даме сердца. Мы за ним присмотрим. Чего молчишь?
— Команды говорить не было, — огрызнулась я, посидела немного истуканом и продолжила: — Допустим, у Юдина был повод, но это еще ничего не значит. Интеллигентный дядька и вдруг удавка…
— Эти интеллигенты на многое способны, когда жареный петух клюнет в одно место. Внешность, знаешь ли, весьма обманчива.
— С этим не поспоришь, — хмыкнула я. — Взять хотя бы тебя, к примеру.
— Меня мы брать не будем. Но зададимся вопросом: кто, как не муж, отлично знает привычки жены? О своих намерениях задержаться на работе она ему сама сообщила… Кстати, не худо бы взглянуть на дачу, где в роковой вечер отсиживался муженек. Алиби у него так себе, стоит проверить, мог он незаметно выбраться в город или нет.
— Давай проверять, — кивнула я.
И мы отправились в ту самую деревню, где у Юдиных был дом. По дороге Берсеньев все больше помалкивал, а я к нему приглядывалась. Добрых чувств он у меня по понятным причинам не вызывал, а лихость, с которой он взялся за дело, откровенно настораживала. Крепла убежденность, что симпатия к Агатке далеко не единственная причина, по которой Берсеньев включился в расследование. С моей стороны тоже был корыстный расчет. В прошлый раз он оставил меня в дураках. Доказать, что он убийца, возможным не представлялось, и теперь я надеялась, что если какое-то время он будет у меня на глазах, при известном везении я смогу кое-что о нем узнать, кое-что, позволяющее, зацепившись за ниточку, размотать весь клубок. Довольно самонадеянно, но излишней скромностью я никогда не страдала и верила, что одержать победу в затянувшемся поединке вполне способна.
О чем думал Берсеньев, мне неведомо, но вид имел деятельный и даже озорной, точно происходящее доставляло ему удовольствие.
Деревня показалась из-за поворота. Два десятка домов вытянулись вдоль дороги, я насчитала еще три улицы, расходившиеся от нее в стороны. Не деревня, а скорее довольно большой поселок. Выяснить, где находится дом Юдиных, труда не составило. Продуктовый магазин возле дороги работал круглосуточно, и, заглянув туда на пару минут, Берсеньев разжился необходимыми сведениями. Юдина здесь хорошо знали. Первомайская улица начиналась прямо за магазином и шла в направлении леса. Тридцать восьмой дом стоял чуть в стороне и фактически уже в лесу. Забор из красного кирпича выглядел внушительно. В окнах двухэтажного дома из крашеного бруса свет не горел. Асфальтовая дорога, довольно приличная, огибала дом и шла в лес, метрах в тридцати асфальт заканчивался. Дальше была хорошо укатанная, но песчаная дорога. Берсеньев уверенно направил по ней машину, включив навигатор. Примерно через пять километров мы вновь выехали на шоссе и смогли убедиться: чтобы попасть в дом или его покинуть, заезжать в деревню необязательно. Если верить карте, была еще дорога в город, вскоре мы смогли ее обнаружить. Назвать ее дорогой язык не поворачивался, но проехать можно даже на «Мерседесе» Берсеньева и даже в такую погоду. Юдин же ездил на «Шеви-Ниве», которая на бездорожье даст сто очков вперед любому «Мерседесу». При скорости пятьдесят километров в час (быстрее здесь вряд ли проедешь), Юдин имел возможность оказаться в городе максимум за пятнадцать минут. По словам бывшего, Юдин, после того как узнал о гибели жены, прибыл на место преступления в рекордное время. Разумеется, все это еще ничего не значило.
Достигнув городской окраины, Берсеньев затормозил и, выйдя из машины, совершил небольшую прогулку. Мне ничего не объяснил, а я не стала спрашивать. Однако, вновь устроившись в водительском кресле, весело мне подмигнул.
— Движение здесь особо оживленным не назовешь. Возможно, кто-то обратил внимание на машину Юдина.
Я согласно кивнула. За время его прогулки ни одной машины не появилось. Вряд ли найдется много охотников использовать эту дорогу, когда есть куда более удобная, асфальтовая.
Я-то думала, что осмотр на этом и закончится, но Берсеньев, развернувшись, поехал к поселку. Я на всякий случай засекла время.
Через двенадцать минут в просвете между деревьев увидела свет фонаря, а вслед за этим впереди возникла развилка, мы свернули налево и выехали прямо к забору юдинской дачи, только с другой стороны. Здесь тоже были ворота и металлическая калитка, в первый момент оставшиеся без внимания, потому что вплотную к забору стояла машина. И вовсе не «Шеви-Нива», а новенький серебристый «Мицубиси Лансер».
— Кто-то решил навестить вдовца, — разглядывая его, заметил Берсеньев. — И свой визит предпочел не афишировать, иначе оставил бы ее с той стороны.
Возразить тут было нечего. Вопрос, что нам теперь делать? Отогнать нашу машину в сторонку и дождаться, когда гость или гостья появятся? Оказалось, что у Берсеньева есть на этот счет свои соображения. Машину он все-таки отогнал, укрыв ее за ближайшими деревьями, и бодрым шагом вернулся к дому, я в это время продолжала топтаться возле «Мицубиси».
— Давай посмотрим, чем люди заняты, — сказал Сергей Львович.
— А как мы объясним… — начала я, но он меня перебил:
— Посмотреть — это не значит нанести официальный визит. Вполне сгодится неофициальный.
— Через забор полезем? — съязвила я, надеясь, что подобный вариант он не рассматривал.
— Ты что, по заборам никогда не лазила? — с серьезной миной спросил он.
— Последние пятнадцать лет не приходилось.
— Ну, так вспомни детство. — Трезво оценив свои возможности, я скривилась, а Берсеньев весело продолжил: — Давай, давай, если твое пальто пострадает, так и быть, куплю тебе новое. — И, не дожидаясь, что я на это отвечу, сцепил руки замком, кивком предлагая воспользоваться своей добротой. Бормоча под нос ругательства, я, держась за забор, поставила ногу на его сцепленные руки. Берсеньев легко, точно я ничего не весила, меня поднял, и через мгновение я уже сидела на заборе, мысленно отметив прекрасную физическую подготовку компаньона: на забор он взлетел ласточкой, так же легко спрыгнул и помог спуститься мне.
Мы оказались в небольшом саду, слева дорожка, выложенная плитами, вела она к гаражу, пристроенному к дому. Справа деревья, посаженные ровными рядами, деревянная беседка и площадка для барбекю. Чуть в стороне переносные качели, которые убрать на зиму не удосужились. Они чуть поскрипывали на холодном ветру, и от этого скрипа мне вдруг стало не по себе. Заглядывать в дом сразу расхотелось, я, бог знает почему, подумала, что там нас может ждать еще один труп. За последний год я их видела слишком часто и радости от этого не испытывала. Но Берсеньев, ухватив меня за руку, тянул за собой, а я продолжала оглядываться.
В сад выходила просторная застекленная веранда, хозяева, скорее всего, и зимой ее использовали, по крайней мере я видела плетеную мебель и цветы в горшках. В двух окнах первого этажа горел свет. Жаль, плотные шторы не позволяли видеть, что происходит в комнате. Берсеньев, все еще держа меня за руку, обошел гараж, мы свернули к крыльцу с металлическими перилами, Сергей Львович решительно поднялся на ступеньки.
— Ты ведь не собираешься взламывать дверь, — зашипела я.
— Чего ее взламывать, если она не заперта, — ответил он. И в самом деле, дверь запереть хозяин не потрудился, то ли нравы в здешних краях царили патриархальные, то ли была иная причина.
Берсеньев приложил палец к губам, призывая меня к молчанию, и первым вошел в узкую прихожую, тонувшую в полумраке. Следуя за ним, я едва не споткнулась о стоявшую рядом вешалку. Справа приоткрытая дверь в котельную, следующая дверь вела, скорее всего, в туалет, прямо двойные двери с матовым стеклом, оттуда пробивался свет и слышались голоса.
