И как все вирусы прошлое заранее записывает ваше “будущее”. Вспомните что картина гепатита предварительно записана за две недели до первого эпизода когда в зеркале проявляются вирусные негативы и вы замечаете что ваши глаза слегка желтее чем обычно… Короче образное прошлое формирует ваше будущее навязывая повторяемость пока прошлое накапливается а все поступки записаны заранее и предопределены и не осталось жизни в настоящем высосанном ходячим трупом что-то бормочущим в безлюдных внутренних дворах под кинонебесами Марракеша.
Вам видно в зеркало что жизнь пришла в упадок? Моя прискорбная уродливость правдивый ответ бормочет. «Я был мертв. Я взял твою индивидуальность. Остается лишь уродство. Ведь уродство есть повторяемость для продолжения сомнительных занятий. Я хотел сказать «Все было не так… Я не имел в виду… была другая сторона» без языка без глотки запертый в вирусном образе который был способен только поражать и наносить урон дабы завладевать. Теперь я научился говорить и вот что я скажу: «Не соглашайся на чужую образную индивидуальность ни на каких условиях ни под каким видом иначе станешь таким же каков нынче я. А по поводу того чего стоит жизнь когда честь потеряна к примеру могу высказать собственное мнение. Мне об этом все известно. Она не стоит ничего ничего ничего. Предложение чужой образной индивидуальности всегда делается на вирусных условиях. Не годится no bueno хоть сразу хоть частями. Единственное что я могу дать тебе это мой пистолет. Я им воспользоваться не могу. Ты можешь. Вот мой пистолет Брэдли. Войди и схвати их»… Последние слова мистера Брэдли мистера… 19 июня 1963 года Марракеш.
Вызвал железные слезы на щеке Плутона… стена воды сами понимаете… прилив на пять морских саженей в глубину… и все-таки слова невнятно произносятся и кружат точно сухие листья в зимнем туалете… «J’ajme ces types vicieux qu’ici montre la bite»[23]. Вдали приглушенные взрывы точно динамит в желе. Туземцы глушат рыбу. Вчера на испытательном полигоне близ Сиэтла было произведено четыре подводных атомных взрыва. Доктор Унрух из Управления по распространению атомного оружия охарактеризовал; мощность взрывов как незначительную и подчеркнул необходимость оборонной политики одновременно изворотливой и твердой решительной и гибкой с тем чтобы, по его словам, свободный мир легко мог разразиться где угодно. Мы обладаем притягательной силой. Нам не хватает лишь крючка чтобы ее повесить или скажем одной фотовспышки в тончайшей медной проволочке. «Большая Картина вызывает фотовспышку… позовите к аппарату майора Эша».
«Губы что были некогда моими слыхали новость о войне и смерти? Клинкер мертв… Майор Эш мертв… Чиггер мертв». Хлестали белые дожди. Туманные решения оставляют кое-что меж нами на белых каменных ступенях… обломки погибают утрачивая боль. Взглянул на меня его голос приглушен как будто его лицо я видел сквозь слова расстраивающие затуманивающие изображение… мозг и кровь и кости в замороженном сейфе далекого банка… Печень самообмана в кататоническом известняке выделяет любовное письмо, сэр, из мраморной плоти неторопливыми. витками.
«Я дрючить ми-истера?»
Пылающее небо правдивый ответ… устав союза… закрытый магазин… фашистские скоты.
«Ага, — сказал он, — огромные кровавые знамена сопротивления сочатся краснотой в солому». Так вот Фред Вспышка он экспонирует неправильно и по-моему он ничего уже не снимает, многократное повторение бормочет в пустом еженедельнике. обменяйте нечто необычное на тех с глубоким и блестящим образом.
«Что? Пылающие небеса, идиот».
Его прозвали Чиггер. Бежал как видите за мной по вымощенной камнем улице. Короче развернулся сверкнули оба пистолета нанося страшные удары семьдесят тонн на квадратный дюйм сами понимаете и я увидел как текут мозги. Он рухнул на ступени и вот уже смотрел на меня молча а рыжие волосы и смазанные веснушки и красная плоть всего мира хлынули внезапно сквозь него затуманивая лицо будто его лицо я видел умирающими глазами которые не в силах сосредоточить взгляд на вихрях и неясных пятнах… умирал там на белых ступенях мозга кровь и кости прострелены моими лазерными пистолетами. Моими пистолетами? Но кто я такой? Правдивый ответ затуманился в умирающих глазах и я сказал водителю: «Отвезите меня в гостиницу среднего разряда… приличную… недорогую». (Дождь маршировал в долине серебристыми колоннами) Потом дождь нанес удар а я бежал к шлагбауму по вымощенной камнем улице пистолет у меня в кармане до сих пор. А вы? Вы будете? Я здесь не знаю ничего бегу бегу пистолет у меня в кармане у меня в руке у меня в глазах… ударно-световой пистолет. «Ну да ага, — сказал он, — огромные библиотеки и бюрократические учреждения сплошная путаница тысячу лет на составление одной петиции сами понимаете и пять тысяч лет чтобы протащить ее сквозь фильтры и янтарные формы… Могло такое быть?» Слова падают точно мертвые птицы там на полуденных улицах… печальный последний раз с неким мертвым существом… пистолет стекает с моих пальцев образуя густой синий туман вокруг ног.
«Мы с вами постепенно исчезаем, — сказал он а слова меж нами погибали утрачивали цвет на белых каменных ступенях дабы сказать… — По-моему в данных обстоятельствах… приводит к некоторой нехватке а раз так мы протестуем… жизнь во всем ее бесконечном многообразии повторяемости чтобы продлить очень старый сортир… удобрение сами понимаете… поскольку любому умозаключению на какой-то стадии предшествует одна из форм экскрементальной обработки… то есть любое вмешательство сами понимаете на этом уровне… Вы не разрежете любовное письмо, сэр, от прелестной дамы?.. фашистские скоты которые подняли бы еще раз кровавое знамя сопротивления над нашими мирными печами и вирусными культурами толкают разумеется на некоторые неприятные но необходимые вещи истерического свойства неуместные как честность неизменные как время но несколько стесненные еженедельной доставкой корреспонденции в “Шелл Мара”… скрытые сомнения… рассудительный друг… косвенное свидетельство… его самые жестокие адвокаты… взрывы в Галифаксе… близнецы… братья сами понимаете… кое-что еще… косвенные сомнения… скрытый друг бормочущий… «закон чужих судов… мы люди старые… рассудительный свидетель… косвенные адвокаты»… Его самое жестокое свидетельство было отклонено как неуместное в данных обстоятельствах что обратной силой закона отменило сан-францисское землетрясение и взрыв в Галифаксе а сомнение освобожденное от кожного закона растяжимого и грабительского уничтожило все исторические факты… утрачены или проглочены или нечто в этом роде? Кто входит когда вы выходите? Знай я с радостью бы рассказал… Завтрак в Глазго доподлинно промелькнул на небе… приличные недорогие люди среднего достатка угрожают без языка без глотки. «Мы не знаем, — сказал он ввиду отсутствия обоснованных надежд. — Фильтры сами понимаете забиты… нет больше… nо mas… delito mayor[24]… Опасно играть после работы… Я видел как это шевелится вот что я скажу… с нашими потерями не считались и мы не писали книг после войны… нехватка бумаги сами понимаете… Когда масса народу не в состоянии найти того что обеспечило бы жизнь свободу или выполнение любого терпимого условия возникает можно сказать хроническая острая нехватка и человек задумчиво созерцает всепоглощающую воронку большого любителя бычьего боя или собачьего бреда который орет: «Нечего на меня смотреть… Вам доподлинно известно что я хочу сказать». Ах да но как не тронет ваше сердце вид неудовлетворенных грифов кружащих в пустых небесах Лимы? Они слетелись дабы поесть но не осталось ничего даже мертвечины… Однако долг сами понимаете нашей славной революции а свободный мир не должен выдавать себя из-за простой нехватки бритвенных лезвий. «Внутри бритва сэр… Дерните за ручку…»
Я хочу сказать что это за спектакль когда все уже высосано напрочь? Вы намерены сидеть целую вечность и смотреть желтый фильм о гепатите и синий фильм о джанке? Нам известен каждый эпизод а они не меняются никогда. И будут меняться еще реже. Да будет свет в темных комнатах. Единственный выход — тотальное разоблачение.
«Большая Картина вызывает Непристойного… Входите пожалуйста… бензиновая трещина истории». Ворвался доктор Бенуэй с велосипедным насосом наполненным густой синей жидкостью исторгающей толчками синий свет и запах озона.
«А теперь, — сказал он, — мы должны подыскать достойный сосуд».
(Осторожно. Это может вызвать привыкание.)
«А может это не дозволено законом и считается наркотиком?»
«Еще как дозволено! Я получил добро от Святого Анслингера[25]».
И вот появляется Святой Анслингер из его глубоко запавших глаз сыплется порошково-синяя тяжелометаллическая доза посадил на иглу все живое попавшее в его поле зрения… Один мальчишка вышел вперед и протянул руку.
