– Ну, нормальный вроде выбор, – осторожно замечает Алиса. – Что тут странного?
– То, что это моя школа! Я там, блин, вырос. Там мой тренер до сих пор работает!
– А откуда ты знаешь, что она там?
– Андрей Юрьевич сказал, – признаюсь я. – Мы с ним примерно раз в месяц созваниваемся.
– У вас такие близкие отношения с твоим бывшим тренером? – удивляется Ник. – Я не знал.
Никто не знал.
Кроме Алины.
Она каким-то образом смогла за пару месяцев узнать обо мне практически все. А потом сказала, что не хочет меня, и уехала работать в мою бывшую хоккейную школу. Что это вообще за херня? И даже квартиру успела сдать каким-то жлобам. Я приезжал пару раз, проверял.
– А ты уверен, что это именно она? Вдруг твой тренер что-то спутал.
– Точно она, – отвечаю я без всякой задней мысли. – Я видел.
– Видел?! – офигевает Алиса. – Ты ездил к ней туда?
Бля. Спалился.
– Да, я ебучий сталкер, – хмуро говорю я. – Я приезжал и видел ее. Издалека. Подходить не стал.
– Вау, Багров! Вот это тебя накрыло, – ухмыляется Ник.
Скотина. Хоть бы посочувствовал!
– Ты не хочешь с ней поговорить? – спрашивает Алиса.
Я мотаю головой.
– Почему?
– Нет смысла. Что я скажу?
– Что любишь ее, – мягко отвечает она. – Я знаю, Влад, что ты не самый разговорчивый в мире человек, но некоторые вещи должны быть сказаны. Иначе их как будто нет. Для нас, девушек, точно.
– Не думаю, что это что-то изменит. Четыре месяца я молчал, а потом вдруг приду и скажу, что я ее люблю? Как ты себе это представляешь?
– Ну как минимум, ты уже признался нам, что любишь ее, – хитро улыбается Ник. – В начале разговора ты утверждал, что она для тебя ничего не значит.
– Черти, – бормочу я себе под нос, но в груди разливается неожиданно теплое чувство от того, что они за меня переживают.
Мне сложно представить, что я бы вот так откровенно поговорил с Тимуром – у нас всегда были скорее приятельские отношения, а вот Ник сумел стать мне настоящим другом. Вопреки тому, что я никогда особо не шел на контакт.
– Думаешь, может, получиться? – спрашиваю я у Ника.
– Не факт. Возможно, ты все уже проебал, – честно говорит мне он, резко посерьезнев. – Но слушай… есть такие девушки, за которых надо бороться до конца. Даже если ты совершил миллион тупых ошибок и думаешь, что она тебя никогда не простит.
– Мне кажется, ей лучше без меня, – выдыхаю я ту самую мысль, которая все эти месяцы останавливала меня от того, чтобы приехать и поговорить.
– Почему-то мне кажется, что нет, – замечает Алиса. – А если да… Пусть она сама тебе об этом и скажет.
Мне страшно. Я всегда был уверен, что не боюсь ничего. Ни физической боли, ни чужого мнения, ни трудностей. Я всегда думал о себе, как о смелом человеке.
Но сейчас…
Почему это так сложно? И страшно?
Сложнее, чем видеть летящую в лицо шайбу, страшнее, чем проиграть финал, страшнее, чем не получить контракт на новый сезон.
– Ник, – хрипло говорю я. – Отвезешь меня обратно в аэропорт?
– Отвезет, конечно, – отвечает за него Алиса. – Но сначала ты поешь. Я зря что ли обед из двух блюд готовила?
Глава 24. Встреча
Когда за родителями одного из наших ребят захлопывается дверь, я устало откидываюсь на спинку кресла. Господи, как сложно!
Я битый час объясняла им, что и как надо делать, чтобы их сын максимально восстановился после травмы, а их интересовало только то, когда он уже на лед снова выйдет. И нельзя ли побыстрее. Серьезно? Медали и туманные перспективы большого спорта им важнее, чем здоровье собственного ребенка? Не понимаю. Вообще не понимаю.
Я снимаю халат, убираю его в шкаф, навожу на столе порядок, переобуваюсь и надеваю куртку. Хоть и конец февраля уже, но на улице такие холода, что у меня ноги мерзнут даже в теплых ботинках.
Вот только вместо того, чтобы открыть дверь и выйти из кабинета, я почему-то прислоняюсь лбом к холодному оконному стеклу, за которым все белым-бело и черными палками торчат деревья.
Я не хочу.
Не хочу проживать еще один день, как две капли воды похожий на предыдущий.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не хочу идти в свою общажную комнату с рассохшимся полом и старыми окнами.
Не хочу проводить вечер с очередным детективным романом или идиотским сериалом.
Но проблема в том, что умные книжки и фильмы я пробовала – и с ними оказалось еще хуже.
Сначала, когда я только приехала сюда, было легче. Я ничего не ощущала, ничто меня не тревожило, я просто четко выполняла свою работу, ходила в магазин, готовила, ела, спала и снова шла на работу. А еще я пыталась вернуть свою квартиру. Я звонила в пансионат и ругалась с директором, я пыталась сама найти эту Марину – но она как в воду канула, я писала заявление в полицию, но мне ответили отказом в возбуждении уголовного дела, а на хорошего юриста у меня не было денег. Но, как ни странно, я не рыдала и не психовала. Приняла это как данность, как то, с чем я пока ничего не могу поделать.
Я была до отупения спокойной. Внутри меня, на том месте, где должны быть чувства и переживания, сиял холодный, гладкий и твердый кусок льда.
Но через два месяца, как раз под Новый год, у меня внезапно зазвонил телефон. «Влад!» – вдруг подумала я, и меня так сильно обожгло этой мыслью, что лед внутри треснул. Я рванула к телефону, не глядя приняла звонок, а это… это был просто какой-то банк, который предлагал мне кредит.
Я отшвырнула телефон и внезапно разрыдалась. Впервые за эти два месяца. Меня так сильно накрыло эмоциями, что даже страшно стало. Я лежала на своей продавленной кровати и рыдала так сильно, что наутро обнаружила вокруг глаз россыпь красных точек – полопались капилляры.
Я плакала от того, что потеряла всю свою прошлую жизнь.
Я плакала по бабушке, которая никогда больше не вернется.
Я плакала от тоски по Владу. И это были самые горькие, самые невыносимые слезы, которые не приносили утешения, а только сильнее и сильнее растравливали рану. Это нечестно, что моя любовь к нему никуда не исчезла, не пропала, а просто затаилась на время и теперь снова рвет мое сердце на куски.
Это нечестно, что я не могу больше жить, как раньше, а он может. Играет в хоккей, летает на матчи, встречается с друзьями. Наверное, и девушку себе новую нашел. Не такую принципиальную. Ту, которая будет только рада брать от него деньги.
Этот Новый год я в итоге встречала одна.
Сначала выпила бутылку дешевого шампанского, а когда от алкоголя зашумело в голове, включила запись позавчерашнего хоккейного матча. Я не следила за счетом, не смотрела за ходом игры, только жадно выискивала глазами тринадцатый номер. Как он посылает шайбу в ворота точным ударом клюшки, как врезается в соперника и идет на скамейку штрафников, как что-то яростно говорит судье…
Записи матчей я смотрела до утра, в обратном хронологическом порядке. Декабрьские игры, потом ноябрьские, октябрьские… Смотрела внимательно, не отрываясь от экрана. Промотала только один матч. Тот самый, который состоялся на следующий день после нашего некрасивого расставания, потому что Влад на первых же секундах сцепился с игроком другой команды и заработал удаление до конца игры. Кажется, для него это все тоже не было таким простым. Но тогда, в поезде, я об этом не думала.
Слезы снова потекли по щекам, и я выключила к чертям этот хоккей. Жаль, что нельзя было так же – нажатием одной кнопки —остановить поток мыслей о Багрове.
Я очень старалась вспоминать только плохое. Как Влад психовал, когда я решила помочь массажистам, как он орал на меня на парковке, как по сути выставил меня перед всей командой какой-то проституткой, но… Но в голову лезло другое. Много-много роз в ванной, его растерянное лицо, когда он задувал свечи на торте, упрямый взгляд, когда он с только что наложенными швами вернулся на лед и забил обещанный мне четвертый гол, бессонный марш-бросок от ребят до Москвы, чтобы я успела похоронить бабушку…
