Сестра Йена, принеся в кружке Дару какую-то горькую гадость, вздохнула:
— Не увлекайся кошками, мастер.
— Почему? — войник лишь смутно улавливал смысо сказанного ему, увлекшись лаской.
— По кочану. На вот, пей.
Дарен послушно оторвался от занятия кошкой и, сделав воистину богатырский глоток, сморщился, будто червя проглотил и недоуменно посмотрел на женщину.
— А ты думал? Это тебе не бира на меду. Ты пей, пей, не отвлекайся.
И войнику, сильному и взрослому мужчине не оставалось ничего, кроме как подчиниться слабой женщине. Что ж, так всегда было, и так есть. Хотя, Дар не брался утверждать, что будет всегда. В конце концов, нет ничего неизменного.
Ближе к вечеру в лазарет тайком пришел Ждан.
— Привет! — Дарен обрадовался ему, как родному, и даже сел.
— Здравствуй…те, — замялся парень на пороге, чувствуя себя неловко.
— "Те!" — передразнил его войник. — Что стоишь, как бедный родственник, проходи.
— Да я тут… в общем…
— Садись, говорю.
Парень взъерошил белобрысые волосы.
— Я вот это хотел занести. — он быстро оглянулся по сторонам и вытащил из кармана злополучный черный камешек.
Дар повертел его в руках, потом все-таки решил одеть и нехотя спросил:
— Где нашел?
— Да там… на поляне.
— Ясно. — хорошее настроение войника куда-то улетучилось.
Он пожевал нижнюю губу, а потом все-таки решил снова завести разговор: слишком не хотелось вновь оставаться одному.
— Как успехи?
— В смысле? — не понял тот, но, бросив взгляд на Дарена, быстро добавил: — да ничего, вроде бы.
Разговор не клеился.
— Слушай, — Дар наклонился ближе к нему, — я тебя не узнаю. Выкаешь мне, ведешь себя, как девственник в женской бане… Что произошло?
Ждан молчал. Молчал и пытался решиться рассказать то, за чем, в сущности, пришел.
— Ждан?
— Я… Дарен, этот камень…
— Что?
— Он непростой. Когда тебя… Когда ты оказался там, в лесу, — парень сглотнул, — мне сон приснился.
Он снова замолчал. Дар не стал его торопить, чтобы окончательно не смутить, и терпеливо ждал.
— Там была девочка одна. Она просила тебя найти. Скажи, кто она тебе?
Дар сначала поднял брови, а потом в памяти всплыли слова:
"Ты обманываешь, ты снимешь… Так знай, Дарен. Я ведаю, что ты хочешь вернуться, я чувствую это! Коли снимешь камень — уже не воротишься…"
— Мне? Никто. Маленькая паршивка! — он ударил кулаком по одеялу. — Все знала!
— Так ты знаешь ее? — глаза Ждана загорелись. — Тем лучше. Мы должны ее найти, она чаровница!
Дар фыркнул.
— Акирему открыл, тоже мне. Объясни мне, зачем нам ее искать?
— Ну, как же? Чаровница же…
— И?
— Будет нам помогать!
— В чем помогать, Ждан? — начинал раздражаться войник. — Тебе девка на ночь нужна или чаровница? Ты уж определись!
Парень вспыхнул, вскочил, бросил злой взгляд на Дарена и убежал.
Йена тихо подошла к его кровати:
— Зачем же ты так, мастер?
— Мне эта девчонка…
— Девчонка! Не на кого тебе злиться, мастер, вот и бесишься. На себя злись.
— А поможет? — ядовито спросил Дар.
— Поможет, поможет. — успокоила его женщина. — Можешь даже кулаками себя поколотить.
И вышла, оставив войника недовольно хмуриться ей вслед. Самым обидным было то, что сестра была права. А Дару это категорически не нравилось, как и любому нормальному мужику.
Так проходили седьмица за седьмицей. Дарен изнывал от безделья и все норовил вылезти на улицу втихомолку. Правда, потом снова приходилось выслушивать нотации от сестры Йены, но его это не сильно напрягало. Разве удержишь ветер в поле? То-то же.
Вот и сегодня, уловив момент, войник, крадучись, выбрался на веранду. Костыли он отбросил еще две седьмицы назад, и со следующей планировал начать тренировки с Богданом — вернуть форму было необходимо. Это, кстати, Дар понял, когда полмесяца назад встал перед зеркалом: ввалившиеся щеки, бледное лицо, заострившиеся скулы и подбородок… Его смело можно было выставлять чудищем и пугать маленьких детей.
Правда, с погодой в этот раз ему не повезло: за те дни, что он пробыл в лазарете, не вылезая на улицу, зима сдала свои позиции и теперь снаружи весело пела капель, звонкими каплями ударяясь о каменные плиты, чавкающими лужами растекаясь по земле и страстной музыкой весны пробуждая спящие людские сердца. Что поделать, зима на юге не бывает длинной: побалует детишек снегом около двух месяцев да и вальяжно уступит место красотке-весне. А уж та развернется, если захочет! Голубые небеса и капель? Пожалуйста! Серое, низкое небо и теплый ливень? Нет ничего проще! А уж цветов, цветов будет сколько! И захочешь — не соберешь все. Будут теперь пестреть лесные поляны подснежниками, возвратятся птицы из южных Шарты и Загреда, затопают ножками дети по лужам, разбрызгивая воду…
Дарен улыбнулся и прикрыл глаза. Такое настойчивое спокойствие ощущалось в этом непрерывном беге природы, что войник просто позабыл обо всем плохом на несколько мгновений. Это было лучше, чем медовая бира, лучше, чем заливистый смех, лучше, чем бешенная скачка наравне с ветром!
— Слюни-то подбери, — добродушно хохотнул Богдан за спиной.
Дар резко обернулся и ядовито ответил:
— Как скажете, наставник.
— Будет тебе. Идем.
— Куда?
— Будешь вместе с моими оболтусами тренироваться.
— Сегодня?
— А ты когда хотел? — фыркнул Богдан. — Жаждешь, чтоб наши или акиремцы вновь тебя на цепь посадили?
— Но до сих пор же этого не случилось. — резонно возразил Дарен, все равно направляясь за наставником.
— Не будь идиотом! Какой дурак попрется в зиму за четыреста верст? Пока солнце окончательно не высушило признаки зимы, тебе надо скрыться отсюда. И чем скорее, тем лучше.
— Богдан, не делай из меня соплежуя. Я уже достаточно взрослый, чтобы самому принимать решения.
— Ты уже показал свою взрослость. — отрезал Богдан. — Идем.
И Дарен пошел. Взял заметно отяжелевший меч, пристегнул поясные ножны, и пошел. В конце концов, хватит жит прошлым. Заросея никуда от него не убежит, а он всегда мечтал увидеть теплое море. Да и когда выдастся более удобный предлог посетить соседние государства? Например? Ну, вот Шарта. Маленькое теплое государство, земли которого лишь формально входят в состав Заросии. На деле же — давно получили политическую независимость. В прошлом году даже своего кралля избрали, перестав сажать на трон ставленников Блуда.
Тело постепенно возвращало себе ловкость и умение: движения с каждым днем становились все глаже и четче, боль в ногах совсем пропала, а на лице вновь появились щеки стараниями здорового аппетита и добродушного старичка-повара, одержимого идеей раскормить мастеров до скотского состояния.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
