63. (1) Агафокл, в течение нескольких дней победив своих врагов на суше и море, принес жертвы богам и устроил щедрый прием для своих друзей. На своих попойках он отказался от великолепия тирании и показал себя более скромным, чем рядовые граждане, и, стремясь через политику такого рода завоевать благосклонность масс, и, в то же время, позволив людям говорить речи против него в свой тост, он узнавал истинное мнение каждого, так как вино выявляло истину без утайки. (2) Но также по природе шут и лицедей, даже на заседаниях Совета он не мог воздерживаться от глумления над присутствующими и изображал некоторых из них, так что простые люди часто взрывались смехом, как будто они смотрели одного из актеров или фокусников. (3) Толпой, служащей ему охраной, он пользовался, чтобы войти в собрание без надзора слуг, в отличие от тирана Дионисия. Ибо последний был настолько недоверчив ко всем и к каждому, что, как правило, он позволял своим волосам и бороде отрастать, потому что он должен был подставлять наиболее важные части своего тела лезвию цирюльника; и когда однажды ему необходимо было иметь голову подстриженной, он подпалил волосы, заявив, что только недоверчивость охраняет тиранию[56]. (4) Тогда Агафокл, провозглашая тост, взяв большой золотой кубок, сказал, что он не отказывается от гончарного ремесла[57], в своем стремлении к искусству он изготовлял керамические чаши такого же мастерства, как эта. Ибо он не отрицал своей торговли, но, наоборот, хвастался этим, утверждая, что благодаря своим собственным способностям, будучи человеком крайне бедного состояния, в жизни добился самого высокого положения. (5) Однажды, когда он осаждал один небезызвестный город, люди из-за стены кричали: "Гончар и печник, когда ты заплатишь своим солдатам?", он ответил, "когда я возьму этот город"[58]. (6) Тем не менее, когда посредством шуток на попойках он выявил тех, кто под обилием вина выказал враждебность к его тирании, он пригласил их в индивидуальном порядке по другому случаю на пир, а также тех из прочих сиракузян, которые вели себя особенно самонадеянно, в количестве около пятисот человек, и окружив их подходящими людьми из своих наемников, он перерезал их всех. (7) Ибо он принимал очень тщательные меры предосторожности, чтобы на время его отсутствия в Ливии, они не свергли бы тиранию и не призвали бы Дейнократа и изгнанников. После того как он обезопасил свое правление таким образом, он отплыл из Сиракуз.
64. (1) Когда он прибыл в Ливию[59] он нашел армию разложившейся и в большой нужде: поэтому он принял решение, что будет лучше сразиться, и он призвав солдат к борьбе, выведя армию в боевом построении, вызывал варваров на битву. (2) Из пехоты он имел всего: уцелевших греков шесть тысяч человек, по крайней мере столько же кельтов, самнитов и этрусков, и почти десять тысяч ливийцев, которые, как оказалось, только выжидали и высматривали, всегда готовые изменить при благоприятных обстоятельствах. (3) В дополнение к этому, за ним следовали тысяча пятьсот всадников и более шести тысяч ливийских колесниц. Карфагеняне, так как они расположились станом на высокой и неприступной позиции, решили не рисковать битвой в отношении людей, отчаявшихся в своем спасении, но они надеялись, что, оставаясь в своем лагере, который в изобилии снабжался всем необходимым, со временем они победили бы своего врага голодом. (4) Однако Агафокл, так как он не смог выманить врагов вниз на равнину, и так как его собственное положение вынуждало его сделать что-либо отчаянное в надежде на удачу, повел свое войско против лагеря варваров. Затем, когда карфагеняне выступили против него, даже при их значительном численном превосходстве и преимуществах, полученных от неровной местности, Агафокл продержался некоторое время, хотя испытывал жесткий нажим со всех сторон, но потом, когда его наемники и прочие начали поддаваться давлению, он был вынужден отступить в свой лагерь. (5) Варвары, так как они упорно продвигались вперед, пропускали ливийцев без помех, чтобы заслужить их расположение, но узнавая греков и наемников по их оружию, они продолжали убивать их, пока не загнали в лагерь.
Тогда около трех тысяч людей Агафокла были убиты, а на следующую ночь случилось так, что каждая армия претерпела странное и совершенно неожиданное несчастье.
65. (1) Ночью, в то время как карфагеняне после своей победы приносили в жертву наилучших из своих пленников в качестве благодарственного подношения богам, и в то время, как большое пламя охватило людей, которые были предложены в качестве жертв, внезапный порыв ветра разнес его, в результате чего священная палатка, стоящая рядом с алтарем, загорелась, и от этой палатки в целом занялись затем и палатки вождей, которые были на одном ряду с ней, так что великий испуг и страх охватили весь лагерь. Некоторые оказались в западне, пытаясь потушить огонь, а другие, пока выносили свое оружие и наиболее ценное имущество, ибо, так как палатки были сделаны из камыша и соломы, и огонь раздувался сильным ветром, солдаты оказали помощь слишком поздно. (2) Таким образом, когда почти весь лагерь был в огне, многие, попав в узкие места, сгорели заживо, претерпев немедленное возмездие за свою жестокость по отношению к пленным, нечестивое их деяние имело равноценное наказание; а тех, кто бросался из лагеря среди шума и крика, поджидала другая большая опасность.
66. (1) Целых пять тысяч ливийцев, которые были взяты в армию Агафокла, покинули греков и ушли ночью к варварам. Когда дозорные увидели людей, идущих к карфагенскому лагерю, решив, что греческая армия в полном составе движется в готовности к бою, они быстро сообщили о приближающихся отрядах своим соратникам. (2) Когда донесение стало известно всему войску, возникло смятение и ужас перед нападением противника. Каждый видел надежду на спасение в бегстве, а так как не было ни приказов от начальников, ни какого-либо строя, дезертиры бегали один от другого. Когда некоторые из них не признав своих друзей из-за темноты, а другие с перепуга, дрались друг против друга, как если бы они были врагами. (3) Произошла всеобщая резня, и в то время как недоразумение по-прежнему преобладало, некоторые из них были убиты в рукопашном бою, а другие, потеряв разум от внезапной паники, умчавшись безоружными и бежав через горы, упали со скал. Наконец, потеряв более пяти тысяч погибшими, остальные нашли спасение в Карфагене. (4) Но городские стражники, которые в это время также были обмануты сообщениями от своих собственных соотечественников, предположили, что они разбиты в бою, и что большая часть армии уничтожена. Поэтому в большой тревоге они открыли городские ворота и с шумом и волнением принимали солдат, опасаясь, чтобы за последними из них ворвется враг. Однако, когда рассвело, они узнали правду и с трудом избавились от ожиданий беды.
67. (1) Однако, в это же самое время, Агафокл по причине заблуждений и ошибаясь в ожиданиях, встретился с подобными бедствиями. Ибо ливийцы, которые дезертировали, не решились идти дальше, после загорания лагеря и беспорядка, который там возник, но повернули назад и кто-то из греков, увидев их движение и полагая, что идет армия карфагенян, сообщил Агафоклу, что вражеские силы находятся рядом. (2) Правитель отдал приказ взяться за оружие, и солдаты бросились из лагеря с большим шумом. Так как в это самое время пожар в карфагенский лагере пылал особенно сильно и стали слышны крики карфагенян, греки поверили, что варвары очень решительно ведут против них всю свою армию. (3) Поскольку страх препятствовал рассудку, паника охватила лагерь, и все начали бежать. Затем, когда ливийцы смешались с прочими, а темнота поощряла и увеличивали сомнения, те, кому довелось встретится, дрались друг с другом, как если бы они были врагами. (4) Они рассеялись по всей округе на протяжении ночи и пребывали во власти панического страха, в результате чего более четырех тысяч были убиты. Когда истина наконец-то обнаружилась, те, кто выжил вернулись в свой лагерь. Таким образом, обе армии встретились с описанными стихийными бедствиями, будучи обмануты, по пословице, пустыми тревогами войны[60].
68. (1) Так как после этого несчастья все ливийцы покинули его, и оставшаяся армия была недостаточно сильна, чтобы вести борьбу против карфагенян, Агафокл решил покинуть Ливию. Но он не думал, что будет в состоянии перевезти своих солдат, так как он не подготовил какого-либо транспорта и карфагеняне никогда бы не допустили этого, пока они хозяйничали на море. (2) Он не ожидал, что варвары согласятся на перемирие, потому что их армия была значительно сильнее и они решили уничтожить тех, кто первый высадился в Африке, чтобы других отвадить от нападения на Ливию. (3) Он решил, поэтому, сделать обратный путь в тайне с немногими людьми, и он взял на борт вместе с собой младшего из своих сыновей, Гераклида, ибо он был настроен против Архагата, чтобы через какое-то время этот сын, который был в близких отношениях со своей мачехой и смелый по своей природе, не составил бы заговора против него самого. Архагат, однако, подозревая его такие цели, наблюдая за отплытием с опаской, решил раскрыть заговор таких руководителей с целью предотвратить их попытки, ибо он думал, что это жестоко, что, хотя он охотно делил ратные труды и опасности вместе с отцом и братом, но он один должен быть лишен безопасного возвращения и оставлен в жертву врагам. (4) В этой связи он известил некоторых командиров, что Агафокл собирался отплыть ночью в тайне. Вместе они не только быстро предотвратили это, но также показали плутовство Агафокла рядовым, и солдаты, разъярившись от этого, схватили тирана, связали его и поместили под стражу.
