Жена готовит праздничный стол, а ей Евгений Иванович Дегтев и говорит:
— Иришка, ты не волнуйся, Слава немножко упал с лошади, немножко поцарапал щеку… Ты не волнуйся.
И что же она видит? Идет ее Слава, бледно-зеленый, с невообразимо раздутой щекой. От удара, видно, порвалась артерия, образовалась огромная гематома.
— Считай, что мне сегодня крупно повезло, — сообщает он, пытаясь улыбнуться, без особого, впрочем, успеха, — могло кончиться намного хуже. Утешил.
— Тебе же завтра в Америку лететь! — всплеснула руками Ирэн. — Как же ты с такой?..
— Это днем, — уточнил Святослав Николаевич, — а утром еще в Совет Министров.
Плохо вы знаете Федорова, если думаете, что он лег в постель с грелкой со льдом (как положено при сотрясении мозга, которое у него несомненно было). Нет, сидел с гостями за столом, шутил, произносил тосты. Ирэн, правда, время от времени прикладывала ему целлофановый мешок, наполненный снегом. Это и помогло — гематома скоро спала, и, когда гости стали разъезжаться, Федоров уже сидел на Шахе, чтобы ехать их провожать.
— Ну, меня-то хоть пожалей, — взмолилась жена, — если себя не жалеешь.
Еле отговорила. Наутро у него в пол-лица свинцово отливал «фонарь»…»
В Афганистане происходят события, которые вскоре аукнутся нам большими проблемами. Недавно там к власти пришла Народно-демократическая партия во главе с Бабраком Кармалем, которая рьяно взялась за установление в стране социализма. Советский Союз это, естественно, приветствовал и чем мог помогал НДПА — присылал советников, поставлял за четверть цены оружие, продукты и медикаменты. Однако в марте поступательное продвижение НДПА к своей цели было остановлено — оппозиция подняла мятеж в третьем по величине городе страны Герат (200 тысяч жителей). Весть об этом пришла в Москву поздно вечером в пятницу 16 марта. Несмотря на то что следующий день был выходной, Политбюро вынуждено было собраться на экстренное заседание. Правда, без своего полководца — Леонида Брежнева, который в тот день плохо себя чувствовал. Поэтому бразды правления в свои руки взял на том заседании Андрей Кириленко. Докладчиком выступил другой Андрей — Громыко. Он сообщил, что обстановка в Афганистане резко обострилась — 17-я дивизия афганской армии распалась, и часть ее перешла на сторону оппозиции. Из-за границы, из Пакистана, на помощь мятежникам приходят все новые и новые отряды вооруженных оппозиционеров. Сдержать их невозможно, несмотря на то что СССР выделил Афганистану дополнительно 10 миллионов рублей в валюте для охраны границы. Закончил свою речь Громыко следующими словами: «Ни при каких обстоятельствах мы не можем потерять Афганистан. Вот уже 60 лет мы живем с ним в мире и добрососедстве. И если сейчас Афганистан мы потеряем, он отойдет от Советского Союза, то это нанесет сильный удар по нашей политике…»
На следующий день дискуссия продолжилась. Лейтмотивом этого заседания стало выступление шефа КГБ Юрия Андропова. Он сказал: «Я, товарищи, внимательно подумал над всем этим вопросом и пришел к такому выводу, что нам нужно очень и очень серьезно продумать вопрос о том, во имя чего мы будем вводить войска в Афганистан. Для нас совершенно ясно, что Афганистан не подготовлен к тому, чтобы сейчас решать все вопросы по-социалистически. Там огромное засилье религии, почти сплошная неграмотность сельского населения, отсталость в экономике и т. д. Мы знаем учение Ленина о революционной ситуации. О какой ситуации может идти речь в Афганистане? Там нет такой ситуации. Поэтому я считаю, что мы можем удержать революцию в Афганистане только с помощью своих штыков, а это совершенно недопустимо для нас… Я думаю, мы должны прямо сказать Тараки (президент Афганистана. — Ф. Р.), что мы поддерживаем все их акции, будем оказывать помощь, о которой сегодня и вчера договорились, и ни в коем случае не можем пойти на введение войск в Афганистан…»
Дискуссия по Афганистану длилась три дня — 17–19 марта. На последнем заседании присутствовал Брежнев, который присоединил свой голос к тем, кто выступал против ввода войск в Афганистан. В итоге было принято постановление, в котором значились следующие меры: поручить Косыгину переговорить с Тараки; Громыко, Андропову, Устинову, Пономареву — разработать «политический документ»; оказать помощь афганской армии вооружением, советниками и «силами наших воинских подразделений»; обратиться к Пакистану с предупреждением; разрешить Министерству обороны развернуть две дивизии на границе и т. д.
Владимира Высоцкого события в Афганистане застали в непосредственной близости от очага напряженности — в Ташкенте. Он приехал туда 17 марта, чтобы участвовать в трехдневных сборных концертах, в которых также выступали Роман Карцев, Виктор Ильченко, Полад Бюль-Бюль оглы и др. В первый же день произошел курьезный случай. Высоцкий и его администратор Владимир Гольдман чуточку припозднились и пришли за кулисы в тот момент, когда там шли жаркие споры между артистами, кому начинать концерт, а кому его заканчивать. Далее послушаем рассказ режиссера той программы Николая Тамразова:
«Я поставил номера согласно логике: Полад должен был заканчивать первое отделение, а Владимир Семенович — весь концерт. Но ко мне подходит Бюль-Бюль оглы: «Николай! Я лауреат и заслуженный артист — заканчивать должен я!» — «Хорошо, я поговорю с Высоцким». Подхожу к Володе, он не возражает: «Да, ради бога, пожалуйста…» Карцев и Ильченко тут же заявили: «Мы будем работать перед Володей». Хитрые одесситы сразу смекнули, что после Высоцкого «ловить нечего»…
Володя выступил… В сборных концертах он пел почти всегда не менее тридцати минут — ведь шли-то на Высоцкого. Итак, Володя «отстоял» эти полчаса, всю публику повернул на себя — после этого вышел Полад. А зрители стали уходить. И Полад — большой мастер эстрады, опытный человек — вдруг взорвался, стал кричать: «Прекратите ходить! Если вы не уважаете себя, то я себя уважаю!». Но люди все равно уходили…
На следующий день ко мне приходит директор Полада и говорит: «Давайте менять…» Следом пришел и сам Полад с этим же предложением: мол, поставь меня на прежнее место. Конечно, с Высоцким любому артисту было трудно работать, очень трудно. Люди хотели не только слышать, но и видеть Володю, потому что по разговорам он раз двадцать разбивался на машине и раз пятнадцать умирал…»
19 марта подошли к концу павильонные съемки «Гаража», и оставалось отснять несколько эпизодов на натуре (в Столешниковом переулке, на Петровке). А в последний день сняли финал фильма, где члены гаражного кооператива тянут из шапки лотерейные бумажки. В первоначальном варианте сценария этой сцены не было: там все заканчивалось тем моментом, когда пайщики только приступают к жеребьевке. Но в ходе съемок решили расставить все точки над «i». Была только одна загвоздка: кого выбрать несчастливцем. Любого из положительных героев наказывать было жалко. Можно было наказать кого-то из отрицательных, но это казалось примитивным ходом. Вот, мол, зло и наказано! После долгих раздумий выбор пал на спящего пайщика, которого сыграл сам режиссер фильма — Эльдар Рязанов. Во-первых, он весь фильм проспал и в борьбе не участвовал. Во-вторых — он был толстый, а таких обычно не жалеют, над ними смеются.
Продолжаются съемки «Экипажа». 20 марта доснимали последние сцены в декорации «квартира Скворцова»: герои Леонида Филатова и Александры Иванес выясняли отношения. Вот как об этом вспоминает Б. Криштул:
«Через три месяца работы я бы с наслаждением вышиб Сашу Иванес из съемочной группы за капризы. Но приходилось терпеть, на пересъемки не было денег, а от одной мысли, что снова придется искать героиню, бросало в дрожь. Недоучившаяся студентка вытворяла такое, что даже ветераны кино поражались.
Обычный съемочный день. Саша входит в павильон, а на ней платье из другой сцены. Режиссер останавливает съемку:
— В чем дело?
— Художник по костюмам велела, — потупившись, как послушная школьница, отвечает Саша.
Взрывоопасный Митта, страстно выругавшись, бросается к художнице по костюмам.
— Ты почему срываешь съемку? Это платье для другой сцены!
— И я ей сказала то же самое, — побледнев, оправдывается художница, — но актриса заявила, что именно это платье попросили вы…
Митта вплотную приближается к Саше и задушевно спрашивает:
— Признайся, ты ненормальная? Ты идиотка? Вместо извинений Саша бубнит, что ей в
этом платье сниматься удобнее…
— Точно идиотка! — заключает Митта и разряжается отборным матом.
Саша, рыдая, убегает с площадки ко мне в кабинет и жалуется на грубость режиссера. С трудом найденная интонация сложной сцены нелепой выходкой актрисы разрушена вмиг. Несколько часов, пока все не успокоились, камера «отдыхала». Затем съемки возобновились…»
