Прислужники выволокли Цзинцзи с Чэнь Анем и начали избивать дубинками.
– Поймала меня в ловушку потаскуха Мэн, – ругался Цзинцзи. – Ой, больно! Пощадите!
Сюй Фэн был потомственным правителем, поэтому исходившие из уст Цзинцзи проклятия его насторожили.
– Хватит! – приказал он прислужникам после десятка палочных ударов. – Пока посадить под стражу! Допрос завтра возобновим.
– Почтеннейший сударь! – опять обратился инспектор Ли. – Советовал бы вам не затягивать дела. Как говорят, если в упорстве ты тверже железа, то да будет закон для тебя жарче горнила. Оставить его на ночь в покое, разумеется, можно. Но не стал бы он потом изворачиваться, другие показания давать?
– Ничего, – успокоил его Сюй. – Я знаю. что делаю.
Конвоиры отвели Цзинцзи с Чэнь Анем впредь до особого распоряжения обратно в острог. А Сюй Фэна мучило подозрение. Он позвал самого верного слугу и поведал ему, в чем дело.
– Ступай в острог и выведай у Цзинцзи, что и как заставило его совершить преступление, – наказал правитель. – Потом мне доложишь.
Слуга под видом арестованного проник в острог и, устроившись на ночлег на тех же нарах, что и Цзинцзи, спросил, как он попал под стражу.
– Смотрю на тебя, брат, – говорил подосланный, – ты такой еще молодой. Что-то ты на вора совсем не похож. Как это тебя сюда угораздило? Надо же было под суд угодить!
– И не говори! – отозвался Цзинцзи. – Всего сразу и не расскажешь! Я жил зятем в доме Симэнь Цина в уезде Цинхэ. А сын здешнего инспектора Ли женился недавно на Мэн Третьей – бывшей младшей жене моего тестя. У нас же с ней были близкие отношения. В приданое за ней были отданы десять сундуков золота, серебра и драгоценностей, которые в свое время поставил нам на хранение его превосходительство Ян Цзянь. Вот я и прибыл потребовать у нее добро, но оказался обманутым. Меня схватили как вора и под пытками вырвали признание. Должно быть, не видать мне больше ясного неба! Как тяжело!
Подосланный после закрытия присутствия доложил обо всем услышанном Сюй Фэну.
– Ну что! – воскликнул Сюй. – Я же говорил, не зря он просит пощады и упоминает Мэн.
На другой день правитель Сюй открыл заседание. По обе стороны выстроились нижние чины управы. По приказу Сюя в залу ввели Цзинцзи и Чэнь Аня.
Допрос позволил восстановить истину, и Сюй Фэн за отсутствием состава преступления дело закрыл.
– Освободить из-под стражи! – раздался его приказ.
Ничего не подозревавший инспектор Ли продолжал стоять на своем.
– Почтеннейший сударь! – говорил он правителю. – Как вы можете выпускать вора!
В ответ Сюй Фэн в присутствии нижних чинов сделал инспектору строгий выговор.
– Я тут правлю! – заявил он. – Я Его Величеству служить поставлен и превращать казенное заведение в место расправы с неугодными вам лицами не собираюсь. Я не намерен облыжно обвинить человека в краже. Это ваш сын, господин инспектор, взял в жены наложницу его тестя Симэнь Цина и прибрал к рукам ее богатое приданое – сундуки и корзины золота и серебра, украденного из казны и подлежащего конфискации. За ним-то и приехал в наши края Чэнь Цзинцзи. Вы же сочинили дело о краже казны, замышляли всю вину свалить на его плечи, а меня использовать как пособника в ваших темных делах. Не так ли? Долг лица чиновного детей воспитывать да в люди выводить, а где ж восторжествовать справедливости, поступи я по вашему совету?!
Такой упрек, брошенный правителем прямо в зале в присутствии всего штата сослуживцев, вогнал инспектора Ли в краску. Он опустил голову и пал духом, не смея проронить ни слова. А тем временем Чэнь Цзинцзи и Чэнь Ань были отпущены и очутились на свободе. Наконец, правитель Сюй покинул заседание, и инспектор Ли вернулся домой понурым.
– Батюшка! – обратилась к нему жена. – Вы всегда приходили со службы веселый и радостный, а нынче что-то такой печальный. Что случилось?
– Чего ты, баба, понимаешь! – огрызнулся муж. – Выпестовали мы с тобой сынка непутевого! Досталось мне из-за него сегодня. Правитель Сюй во всеуслышание так меня отчитывал, что я не знаю, как перенес такой позор. Вот отца осрамил!
– Да в чем же дело-то?! – допытывалась озабоченная жена.
Инспектор вызвал сына, а слугам велел прихватить палок потолще.
– Отца опозорил! – кричал он. – Вот взял ты в жены эту особу, а за ней вслед зять ее пожаловал. Ее приданое требовал – корзины и сундуки золота и серебра. Твердит на допросе, что они принадлежали придворному Ян Цзяню – этому коварному преступнику, который привез их на хранение к Симэнь Цину, а они по приговору подлежат конфискации. А ты чего придумал, а? Будто Чэнь в казну залез, серебро из кладовой выкрал. Его как вора судили. Я же абсолютно ничего этого не знал. Вот и пришлось мне при всех сослуживцах выслушивать упреки правителя Сюя. А ведь я считанные дни как сюда на службу явился. Вот кукую ты мне услугу оказываешь! Мне такой непутевый сын не нужен!
Инспектор велел слугам бить барича, и удары дубинок градом посыпались на его спину, отчего она покрылась рубцами и кровоточила. Мать стояла рядом и со слезами на глазах умоляла пощадить бедного сына. Плачущая Мэн Юйлоу, притаившись у боковой двери задней залы, тоже прислушивалась к происходящему. После тридцати ударов отец велел слугам увести сына.
– Сейчас же у меня прогони ее из дому! – приказал он. – И пусть убирается куда хочет, хоть выходит еще раз замуж. Только бы нам не наживать с ней неприятностей и сохранить честь.
Но как мог барич расстаться со своей любимой Юйлоу! Он слезно умолял отца и мать:
– Я предпочту принять смерть перед вашими очами, батюшка, чем разлучиться с женой.
Отец распорядился скрутить его цепью и запереть в заднюю пристройку, а у дверей поставить стражу, желая, видимо, одного: доконать сына таким заточением.
– Батюшка! – с заплаканными глазами говорила жена. – Всю жизнь ты служишь. Тебе за полсотни перевалило. У тебя только он один – кровинка твоя. Неужели ты хочешь погубить его из-за какой-то бабы?! А в старости, когда выйдешь на покой, кто же тебя поддерживать будет?
– Иначе от него неприятностей не оберешься, – ворчал отец. – Пока он тут, так и будешь из-за него краснеть.
– Если ты против, чтобы он был с нами, – советовала жена, – отправь их к нам на родину, в Чжэньдин, и дело с концом.
Ли Старший послушался совета жены. Барича выпустили и дали три дня сроку. Погрузил он вещи и вместе с Юйлоу отбыл в уезд Цзаоцян, где опять засел за книги.
А теперь вернемся к Цзинцзи и Чэнь Аню. Покинув Яньчжоу, они зашли в монастырь забрать свои пожитки и направились прямо в Цинцзянпу на постоялый двор Чэня Второго, где рассчитывали встретить Яна Железного Когтя.
– Дня три назад он за вами в Яньчжоу ездил, – сказал хозяин. – Под стражу, говорит, они угодили. Собрался и отчалил в джонке с товарами домой.
Не поверил Цзинцзи, пошел к причалу, но джонки не было и в помине.
– Чтоб его громом поразило, негодного! – ругался Цзинцзи. Не мог дождаться.
Выйдя из-под стражи, Цзинцзи остался без гроша. Пришлось им с Чэнь Анем добираться в чужой джонке, а на пропитание заложить одежду. В пути они шныряли, будто псы бездомные, сновали туда-сюда, как выскользнувшие из невода рыбы, – все искали Железного Когтя, но того и след простыл.
А стояла тогда поздняя осень. Деревья приуныли. Осенний ветер срывал с них последние листья. Веяло холодом.
Вот восьмистишие, посвященное тяготам путника в осеннюю пору:
Тревожно, тревожно!Кувшинки златые мертвы.Последний лист сброшенПлатаном с седой головы.Сизый иней на коже,Пронзает мороз леденящий.В небе мерзлые крошки —слякотный снег моросящий.Тоскливо, тоскливо!Стрекочет сверчок в пожелтевшей траве.И степь сиротливоС гусями простилась в вечерней заре.А в сумерках ивы —Плакучих теней колыханье,Тягуче ленивоОсеннее злое дыханье.
И вот однажды добрался Цзинцзи до дому. На нем висели лохмотья, а сам он весь почернел. Как увидал его стоявший у ворот Чэнь Дин, так и ахнул.
– А где же джонка с товарами? – спросил он, когда они вошли в дом. Цзинцзи долго не мог перевести дыхание. Наконец-то он рассказал, как его судили в Яньчжоу.
– Правителя Сюя благодарить надо, – заключил Цзинцзи. – Он отпустил. А если б не он, мне, наверно, и живому не выбраться. Так куда девался Ян, чтоб ему ни дна ни покрышки! Куда он с товаром исчез?
Первым делом Цзинцзи направил Чэнь Дина к Железному Когтю.
– А он еще не приезжал, – ответили домашние Яна.
Тогда Цзинцзи сам пошел узнать, но вернулся ни с чем и заволновался не на шутку.
Дома Цзинцзи стал свидетелем непрестанной ругани между Фэн Цзиньбао и Симэнь Старшей, которая началась с самого его отъезда.
