Он почти сразу же узнал Артура — сначала обратил внимание на могучего скакуна, потом перевел долгий взгляд на всадника, и вот он уже стоит коленопреклоненный прямо на дороге.
— Встань, приятель, — весело сказал король. — Я слышал о твоем доме добрые отзывы и горю нетерпением испытать твое гостеприимство. Там внизу, у брода, сейчас произошла небольшая стычка — не бог весть что, пустяк, но в самый раз, чтобы нагулять аппетит. Впрочем, с этим придется немного повременить, сначала позаботьтесь о моем друге, и, если твоя хозяйка возьмется почистить его одежду, а кто-нибудь из слуг обиходит лошадей, вот тогда мы рады будем приступить к трапезе.
Хозяин залепетал, что дом его беден и не приспособлен для приема важных гостей, но Артур прервал его:
— Что до этого, друг, то я воин и знавал времена, когда любая крыша над головой была для меня несказанной роскошью. Насколько я слышал, твоя корчма — преуютное заведение. Может быть, войдем наконец? Нам не терпится отведать твоего вина и вкусить тепла от твоего очага…
Вскоре нам было щедро предоставлено и то и другое. Корчмарь быстро опомнился и приноровился к королевскому присутствию, отложив все прочие попечения, лишь бы только услужить гостям. Прибежал мальчик и увел наших лошадей, хозяин собственноручно навалил поленьев в очаг и поставил рядом кувшин вина, а потом сам помог мне снять окровавленные, испачканные одежды, принес горячей воды и достал у меня из мешка свежую перемену. По велению Артура он запер корчму от мимоезжих посетителей и удалился на кухню, где, должно быть, занялся тем, что нагонял страху на добрую хозяюшку.
Я переоделся, а Артур вымылся и, повесив свой плащ сушиться над огнем, налил мне вина и уселся против меня у очага. Несмотря на проделанный долгий путь, да еще завершившийся боем, вид у него был вполне свежий, будто только что с постели. Глаза по-мальчишески сверкали, на щеках играл румянец. Радость встречи со мной и возбуждение перенесенной опасности, казалось, вернули ему юность. Когда наконец хозяин с хозяюшкой внесли блюда и принялись суетиться, прислуживая за столом и разрезая каплунов, он отнесся к ним так приветливо и просто, что к исходу трапезы добрая женщина совсем забыла, какая важная персона ее гость, и весело смеялась его шуткам, да и сама не ударила перед ним в грязь лицом. Кончилось тем, что хозяин потянул ее за полу, и она бегом бросилась вон, все еще заливаясь хохотом.
И вот мы остались наедине. Осенний день клонился к вечеру. Приближалось время, когда зажигают огни. Мы снова уселись по обе стороны от очага. Оба мы устали и хотели спать, но ни он, ни я не могли отправиться на покой, не обменявшись сведениями, о которых нельзя было говорить в присутствии посторонних, а ведь король, по его собственному признанию, провел в седле целый день, лишь на два-три часа останавливаясь, чтобы поспать и дать передышку коню.
— Я полагал, — объяснил мне король, — что, если верить вести и знаку, доставленным гонцом, значит, тебе ничего не угрожает и ты меня ждешь. Со мной ехали Бедуир и рыцари, но они задержались на отдых, я им велел отстать от меня на несколько часов.
— Это могло дорого тебе обойтись.
— Ты об этих отбросах? Да если бы они не напали на тебя безоружного, притом внезапно, ты бы и сам мог с ними разделаться.
Да, было время, подумалось мне, когда я даже без ножа мог бы разделаться с ними. Но если Артур и подразумевал именно это, больше он ничего не прибавил.
Я сказал:
— Ты прав, они были недостойны твоего меча. А кстати сказать, что это я такое слышал, будто бы Калибурн похищен? Что-то про сестру твою Моргану?
Он покачал головой:
— Это дело прошлое, с ним успеется. Сейчас самое главное — я хочу узнать, что было с тобой. Расскажи мне. Расскажи все, со всеми подробностями, не упуская ничего.
И я рассказал ему, как было дело. А день угасал. Небо за узкими оконцами корчмы сделалось сначала густо-синим, потом черным. В комнате стояла тишина, только потрескивали горящие поленья. Из угла вылез кот и свернулся калачиком перед огнем, громко мурлыча. Странно звучал в этой обстановке мой рассказ — рассказ о смерти и пышных похоронах, о страхе и одиночестве, об отчаянной борьбе за то, чтобы выжить, об убийстве, которого удалось избегнуть, и о наконец-то осуществленном спасении. Артур слушал, словно в прежние времена, внимательно, самозабвенно, подчас хмурясь, но все равно упиваясь моим рассказом в тепле и уюте маленькой придорожной корчмы. Эта картина так и сохранилась у меня в памяти: тихая комната, Артур сидит и слушает, а отсветы пламени играют у него на щеке, зажигая искры в темных, ниспадающих на плечи волосах и в черных внимательных глазах. Но все-таки в тот раз он слушал не так, как прежде, — он прикидывал, сопоставлял, судил, — и был готов к действию.
Я кончил, и он встрепенулся.
— Этого бродягу, грабителя могил… его можно будет найти, раз он таскается по всем тавернам Маридунума и выпрашивает выпивку под рассказы о своем приключении… Интересно, кто был человек, первым услыхавший твое пение? И мельника Стилико, его ты, наверно, захочешь вознаградить сам?
— Да. Но если ты когда-нибудь выберешь время, хорошо бы ты заглянул к нему, когда будешь в Каэрлеоне. Мэй умрет от ужаса и восторга, но Стилико примет твое посешение как должное, он же недаром занимал высокий пост слуги при Великом Маге… ну а потом до конца своих дней будет хвастать и похваляться.
— Хорошо, непременно, — ответил Артур. — Я когда скакал сюда, подумал, что нам лучше будет сейчас поехать в Каэрлеон. Ты, наверно, еще не настолько оправился, чтобы теперь же явиться ко двору…
— Ни теперь и ни впоследствии. Не в Камелот и не в Яблоневый сад. Все это я оставил навсегда.
Я не прибавил «Нимуэ»: ее имя в нашем разговоре не упоминалось. Мы так старательно избегали его произносить, что, казалось, его отзвуки дрожат в каждой фразе. Я продолжал:
— Не сомневаюсь, что ты захочешь оспорить мое решение, но я намерен возвратиться в Брин-Мирддин. И буду очень рад побыть с тобой в Каэрлеоне, пока мое жилище приведут в полный порядок.
Он и в самом деле попытался меня разубедить, мы стали спорить, но в конце концов он уступил мне — на том (вполне разумном) условии, чтобы я не жил там один и имел в своем распоряжении слуг.
— Если тебе так уж необходимо твое драгоценное одиночество, ты его получишь. Я выстрою под скалой дом для слуг, тебе он будет не виден. Но слуги у тебя должны быть непременно.
— Это приказ? — с улыбкой повторил я его любимое выражение.
— Именно… Но это все еще успеется. Рождество я проведу в Каэрлеоне, и ты будешь там со мной. Надеюсь, ты согласен повременить с возвращением в Брин-Мирддин до исхода зимы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
