на плечо и покрепче обнять, прежде чем провалиться в глубокий сон без сновидений.
Пробуждение было не из приятных. Голова болела так, словно ее сжимали железным обручем. Горло першило. Казалось, что его изнутри потерли наждачной бумагой.
С трудом разлепив веки, я поняла, что сплю не на твердой груди любимого мужчины, а на чем-то жестком. Перед глазами все расплывалось, а тело казалось налитым свинцом. Даже моргать было сложно.
Сфокусировав наконец взгляд, я обомлела. Если бы смогла — закричала бы во все горло, но даже голос меня не слушался.
На стуле, стоящем прямо напротив моей постели, сидел Данил, широко расставив колени. Прищурившись и чуть наклонив голову, он пристально глядел на меня. Как на насекомое. Которое не жалко.
Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а потом Колосков легко поднялся, взял с тумбы бутылку воды и протянул мне:
— Пей.
Я вжалась в постель, мечтая просочиться сквозь нее и провалиться под землю. Куда угодно, хоть к самим чертям, только подальше от моего персонального кошмара!
— Я не собираюсь тебя травить, — брезгливо осмотрев меня с ног до головы, сказал Даня, — у меня другие планы.
Пить хотелось невыносимо, и я решилась. С трудом села и сначала задержала дыхание, сдерживая приступ дурноты. Потом протянула руку, забрала бутылку и залпом выпила почти все ее содержимое.
Да, он бы не стал меня травить. Я знала, ЧТО он для меня приготовил.
Глава 20
Отставив пустую бутылку, я огляделась. По всему выходило, что находились мы в каком-то гараже. От бетонных стен и пола исходил холод и какая-то безнадега. Над головой тускло светила лампа.
Я полулежала на старой панцирной кровати, стоящей у одной из стен. Рядом находилась железная бочка, которая служила импровизированным столом. Напротив, разделяя комнату на две части, висел огромный кусок брезента, заменяющий ширму.
Запах бензина и смолы смешивался в носу, раздражая рецепторы. К горлу то и дело подкатывали рвотные позывы, сдерживать которые становилось все сложнее.
Я все еще с трудом могла шевелиться. Тело отказывалось подчиняться командам мозга. Словно каждая моя клеточка пропиталась страхом и ожиданием неминуемого.
Как это могло произойти? Почему я не почувствовала его приближения? Почему не убедила Макса уехать?
От осознания того, что Колосков был в доме, паника набирала обороты, закручиваясь диким вихрем где-то в желудке. Снежка, Карина, дети… Их лица пронеслись перед мысленным взором киношной лентой, и сердце сжалось от острой боли.
Пожалуйста, нет!
Прикрыла глаза, уговаривая себя не паниковать, а попытаться выяснить хоть что-то. Я не надеялась, что Макс меня найдет. Нет, пока Данил сам этого не захочет. А до тех пор я буду сходить с ума от страха и одиночества в грязном гараже.
— Что ты хочешь? — выдавила с трудом, сумев спрятать эмоции внутрь.
Замерла и окаменела. Чтобы не скулить от страха и бессилия. И чтобы найти выход там, где его нет.
— Ты знаешь, — пожал плечами Даня, возвращаясь на свое место. — Мерзко выглядишь.
Я только хмыкнула. Насмешливо взглянула в его глаза, читая там свой приговор. Не смерть, а психушка. До конца моих дней.
— Как ты все это провернул?
Звук собственного голоса успокаивал. Доказывал мне, что я жива, и что можно бороться.
— Ты так ничему и не научилась, Леся. А ведь я возлагал на тебя большие надежды, — с досадой проговорил Колосков. — Ты могла быть замечательным партнером. Я закалил тебя, сделал той, кем ты стала…
— Только не нужно все заслуги приписывать себе!
— А ты трахалась с этим… Ты соврала мне, Леся. Тогда, в кабинете, соврала, что он не трахал тебя. Цепной пес, раб системы… Его так легко просчитать и переиграть.
— Что ты с ним сделал? — в этот раз я не смогла сдержать эмоции.
В глазах то и дело темнело, желудок судорожно сжимался. Тошнота стала почти невыносимой.
— Как ты попал в дом? Что с Максом?
— Запомни, Лисенок: всех можно купить. А тех, кого нельзя купить — легко запугать. Помнишь, как я учил? Найти слабое место и бить в него, не жалея. К примеру, в охранника поселка. Такой приличный офицер, так боялся за жену…
— Что с моими друзьями?! — заорала я. — Там было трое детей, придурок!
— Друзьями? У тебя появились муж и друзья… Ненадолго, Леся. Ты пришла в их дом и принесла беду. Именно ты виновата во всем. Если бы не сбежала, не перечила мне…
— Что ты с ними сделал? — снова перебила я, сжимая кулаки и умирая внутри.
Нет-нет, он не убийца! Он псих, игрок, но пусть не убийца, пожалуйста!
— Я? Ничего. Их всех убила ты, Леся. Твоя шизофрения прогрессировала, у тебя случилось обострение. Потом ты сбежала. Когда твой супруг тебя нашел — ты убила и его. Застрелила в упор, как и обещала.
— Врешь! — выплюнула я.
Данил равнодушно пожал плечами, не подтверждая, но и не опровергая мои слова. Он упивался собственной властью надо мной. Тем, что я корчилась от страха, боли и неизвестности. Ведь он почти победил. Почти.
— Как ты могла выйти за него замуж? — снова заговорил Даня. — Леся, он обычный. Им так же легко управлять, как и остальными. Пес, вояка, убийца.
— Мессия и вершитель судеб надоел, — огрызнулась я. — Ты заигрался, Даня.
— Это мне в тебе всегда нравилось. Ты не прогибаешься. Не ломаешься. Ты — особенная. Любая другая уже наложила бы на себя руки, а ты смогла очень хорошо устроиться.
— Только не говори, что я должна быть тебе благодарна, — пренебрежительно бросила я.
— Должна. Тебя сделал я.
— Боже, Даня, ты себя в этом пытаешься убедить или меня?
— Я выиграл, Леся! Я! Хотя твоя попытка была хороша.
— Как ты меня нашел?
— Все просто. Так просто, что ты и сама могла догадаться. Но твои эмоции мешают рассуждать холодно. Я выяснил все о твоих новых друзьях. Три года назад они убили Марата Завадского. И свою жену Грозовский прятал на той же дачке. Они решили не напрягаться с поиском нового места и повезли тебя туда же! Это было легко просчитать. Человек всегда идет по пути наименьшего сопротивления. Если в первый раз все сложилось, то и во второй получится. Дальше — дело техники. Охранник сдался на второй день. Слабак, такая же часть системы, сломанная военной махиной. Умел только выполнять приказы. Он сдался на второй день, Леся! И сделал то, что я ему велел. Сначала перекрыл вам подачу холодной воды, а потом принес пятилитровую бутыль. Это было слишком просто. Он же открыл мне
