— Мелисса! — сказал Рэмп.
— Мелисса! — передразнила она его гневный тон. — У меня нет времени слушать эту чушь! Мама где-то там, и надо найти ее. Так что давайте не будем искать козлов отпущения, а просто подумаем, как ее найти!
— Мы как раз этим и занимаемся, юная леди, — сказал Чикеринг.
— Как? Патрулированием квартала? Какой в этом смысл? Ее уже нет в Сан-Лабрадоре. Если бы она была здесь, ее давно бы уже засекли.
Чикеринг ответил после минутной паузы:
— Мы делаем все, что можем.
Это прозвучало неубедительно. Он понял это. По выражению лиц Рэмпа и Мелиссы.
Он застегнул пиджак. Немного туговато в талии. Повернулся к Рэмпу.
— Я могу остаться, сколько тебе нужно, но в твоих же интересах мне лучше быть там, на улицах.
— Конечно, — вяло согласился Рэмп.
— Выше голову, Дон. Мы найдем ее, не беспокойся.
Рэмп пожал плечами и пошел прочь, куда-то в глубину дома.
Чикеринг сказал:
— Приятно было с вами познакомиться, доктор. — Его указательный палец был нацелен на меня, словно револьвер. Он повернулся к Мелиссе. — Юная леди, до свидания.
Он вышел без провожатого. Когда дверь за ними закрылась, Мелисса заявила:
— Идиот. Все знают, что он идиот, — все ребята за глаза над ним насмехаются. По сути дела, в Сан-Лабрадоре не бывает преступлений, так что принимать вызов ему не от кого. Но это не из-за того, что он какой-то там особенный, а просто потому, что чужаков здесь видно невооруженным глазом. И полиция трясет всякого, кто не похож на богача.
Она говорила быстро, но без запинки. Голос лишь слегка повышен — след той паники, которую я слышал по телефону.
Я заметил:
— Типичная ситуация маленького городка.
Она сказала:
— А это и есть маленький городишко. Дыравилл. Здесь ничего никогда не происходит. — Она наклонила голову и покачала ею. — Только теперь кое-что произошло. Это я виновата, доктор Делавэр, я должна была сказать ей о нем.
— Мелисса, нет никаких указаний на то, что Макклоски имеет к этому какое-то отношение. Ведь ты сама только что говорила о том, как полиция трясет чужаков. Совершенно исключено, чтобы кто-то мог подстерегать ее, оставаясь незамеченным.
— Подстерегать. — Она вздрогнула, выдохнула. — Надеюсь, что вы правы. Тогда где же она? Что с ней случилось?
Я тщательно подбирал слова.
— Возможно, Мелисса, что с ней ничего не случилось. Что она поступила так по своей воле.
— Вы хотите сказать, что она сбежала?
— Я хочу сказать, что она могла поехать прокатиться и решила продлить прогулку.
— Такого не может быть! — Она яростно затрясла головой. — Просто не может!
— Мелисса, когда я разговаривал с твоей мамой, у меня сложилось впечатление, что она тяготится своим положением — действительно жаждет получить какую-то свободу.
Она продолжала качать головой. Повернулась спиной ко мне, лицом к зеленой лестнице.
Я сказал:
— Она говорила мне о том, что готова сделать гигантские шаги. О том, что стоит перед открытой дверью и должна выйти за порог. Говорила, что этот дом давит на нее, не дает дышать. У меня осталось четкое впечатление, что ей хотелось выйти, что у нее даже была мысль перебраться в другое место, когда ты уедешь учиться.
— Нет! Она ничего с собой не взяла — я проверила ее комнату. Все ее чемоданы на месте. Я знаю все содержимое ее шкафа — она не взяла абсолютно ничего из одежды!
— Я и не говорю, что она заранее планировала уехать, Мелисса. Я имею в виду нечто спонтанное. Импульсивное.
— Нет. — Она опять резко тряхнула головой. — Она бы так не сделала. Не поступила бы так со мной.
— Ты ее главная забота. Но вдруг эта вновь обретенная свобода немножко... опьянила ее? Сегодня она настояла на том, что сама поведет машину — хотела ощутить себя за рулем. Может, выехав на дорогу, сидя за рулем своей любимой машины, она почувствовала такой подъем, что просто продолжала ехать вперед и вперед. Это никак не связано с ее любовью к тебе. Но иногда, когда что-то начинает меняться, эти изменения происходят очень быстро.
Она закусила губу, проглотила слезы и спросила очень тихим голосом:
— Вы правда думаете, что с ней все в порядке?
— Думаю, что тебе следует сделать все возможное и невозможное, чтобы найти ее. Но я не стал бы предполагать худшего.
Она вдохнула и выдохнула несколько раз, стукнула себя кулаком по ребрам. Помяла кисти рук.
— Выехала на дорогу. И просто ехала и ехала. Ну и ну. — Она широко открыла глаза, словно с интересом вглядывалась в воображаемую картину. Потом интерес уступил место обиде. — Нет, я просто не могу себе этого представить — она бы так со мной не поступила.
— Она очень любит тебя, Мелисса, но...
— Да, любит, — сказала она сквозь слезы. — Да, она любит меня. И я хочу, чтобы она вернулась!
Слева от нас послышались шаги по мраморному полу. Мы повернулись в ту сторону.
Там стоял Рэмп с перекинутым через руку блейзером.
Мелисса торопливо попыталась руками вытереть слезы, но у нее это плохо получилось.
Он сказал:
— Прости меня, Мелисса, ты была права, нет смысла винить кого-то в случившемся. Сожалею, если и вас я тоже обидел, доктор.
Я ответил:
— Ничего, я не обиделся.
Мелисса от него отвернулась.
Он подошел и протянул мне руку.
Мелисса постукивала ногой и пальцами расчесывала волосы.
Рэмп сказал:
— Мелисса, я понимаю, что ты чувствуешь... Суть дела в том, что это касается всех нас. Нам всем надо держаться вместе. Чтобы вернуть ее.
Мелисса, не глядя на него, спросила:
— Что ты хочешь от меня?
Он бросил на нее озабоченный взгляд, казавшийся искренним. Отцовским. Она не обратила на него внимания. Он сказал:
— Я знаю, что Чикеринг — дурак. Я доверяю ему не больше, чем ты. Так что давай вместе все обсудим. Посмотрим — может, хоть что-нибудь придумаем.
Он протянул к ней руки. Застыл в мольбе. На лице — неподдельная боль. Или он был талантливее самого Оливье.
Она отозвалась:
— Ладно. — Должно быть потребовалось некоторое усилие, чтобы это прозвучало настолько безразлично.
Он продолжал:
— Послушайте, какой смысл стоять здесь просто так? Давайте пройдем в дом и расположимся возле телефона. Могу я вам предложить что-нибудь выпить, доктор?
— Кофе, если можно.
— Конечно.
Мы прошли вслед за ним через дом и устроились в задней комнате с французскими дверями и расписными балками на потолке. И сад, и просторные лужайки, и теннисный корт купались в изумрудном свете. Бассейн лежал ромбом переливчатой сини. В автомобильном «стойле» были закрыты все двери, кроме одной.
Рэмп снял трубку стоявшего на приставном столике телефона, нажал две цифры и сказал:
— Подайте кофе в задний кабинет, пожалуйста. Три чашки. — Кладя трубку, он обратился ко мне:
— Располагайтесь поудобнее, доктор.
Я уселся в кожаное клубное кресло, обивка которого потрескалась от солнца и приобрела цвет хорошо объезженного седла. Мелисса примостилась на ручке кресла с плетеной спинкой, стоявшего поблизости. Закусила губу. Стала теребить свой «лошадиный хвост».
Рэмп остался стоять. Ни один волосок не выбился у него из прически, но лицо выдавало нервное напряжение.
Через минуту вошла Мадлен с кофейником и молча поставила все на стол. Рэмп поблагодарил ее, отпустил и налил три чашки кофе. Черный для меня и для себя, со сливками и сахаром для Мелиссы. Она взяла у него чашку, но пить не стала.
Мы с Рэмпом пили маленькими глотками.
Никто не проронил ни слова.
Рэмп нарушил молчание:
— Позвоню-ка я еще раз в Малибу. — Он набрал комбинацию цифр номера. Подержал трубку несколько секунд возле уха, потом опустил на рычаг. При этом так бережно обращался с аппаратом, словно в нем заключалась его судьба.
Я спросил:
— А что в Малибу?
— Наш... Джинин пляжный домик. Брод-Бич. Не думаю, что она поехала бы туда, но это единственное место, которое приходит в голову.
Мелисса сказала.
— Это же смешно. Ведь она ненавидит воду.
Рэмп, тем не менее, нажал еще несколько кнопок, подождал, несколько секунд и положил трубку.
Мы отпили несколько глотков кофе.
Закусили еще одной порцией молчания.
Мелисса поставила свою чашку и заявила:
— Это глупо.
Прежде чем Рэмп или я успели ответить, зазвонил телефон.
Мелисса оказалась проворнее Рэмпа и схватила трубку.
— Да, но поговорите сначала со мной... Просто говорите и все, черт возьми, — ведь именно я... Что? Ну, нет! Что вы... это смешно. Как вы можете быть уверены? Это глупо... нет, я абсолютно способна на это... нет, это вы послушайте меня, вы.
Она осталась стоять с открытым ртом. Отвела трубку от лица и уставилась на нее.
— Он дал отбой!
— Кто? — спросил Рэмп.
— Этот дурак Чикеринг! Этот осел не стал со мной разговаривать!
— Что он хотел сказать?
