— А что, — осведомился Абу у Демы с Киреичем, — он и в части такой же неразговорчивый?
Те хитровато улыбнулись.
«А, сволочи! Боитесь при мне! Мало ли что случится? …Гоблины! Вонючие грязные гоблины! …Хорошо, что дембель неизбежен, как крах империализма!» — заметил про себя Дмитрий.
— Слушай сюда, парень! Будешь выступать — мы тебя не переведём!
Пажа посвящали в рыцари, даруя ему шпоры и опуская меч на плечо. Старослужащие по негласному неуставному закону раз в полгода переводили своих младших сослуживцев с одной ступени армейской феодальной лестницы на другую. «Дух»[11] превращался в «молодого» или «гуся», выдержав десяток ударов пряжкой по спине. Затем — в «черпака»[12], тогда разрешалось ослабить ремень и расстегнуть верхний крючок гимнастерки. «Черпак» в ночь за полгода до приказа становился «дедом»[13] и сам вершил торжественный ритуал посвящения. Но даже ему не дозволялось того, что мог вытворять после Приказа «дембель»[14].
— Ты понял? — настаивал Абу.
— Гм… Можешь считать, что я испугался, если это так существенно, — произнес Дмитрий и в упор посмотрел на мерзавца.
С каким бы наслаждением он свернул эту ненавистную шею. «Гоблин! Я тебя не боюсь! Это ты должен меня опасаться!» — Дмитрий представил, как невидимая властная рука тянет свои пальцы к заветной цели, как они сжимаются всё сильнее и сильнее… При этом у него и в самом деле нервно задрожала кисть, и он спрятал ее под стол.
Абдурашид с синим лицом повалился на плитки. Он задыхался, тщетно пытаясь избавиться от беспредельно разросшегося языка. В глазах рябило. Грудь судорожно сжималась. Тело не слушалось. Последнее, что он увидел — так это дежурный по столовой, который бежал к нему через весь зал, опрокидывая стулья.
— Когда я ем — я глух и нем! — прошептал Дмитрий, склонившись над гоблином.
— Что с ним? — спросил Лопатин.
— Наверное, подавился, товарищ сержант! — предположил Киреич, не подозревая, что не далёк от истины.
— Уводи своих! — тихо, но внятно сказал офицер Лопатину.
— Посуду на край столов! Встать! Строиться на улице! — взводный степенно направился к выходу. Справа и слева его обгоняли, закончив трапезу, солдаты. Они любопытно поглядывали на скорчившегося Абдурашида, который уже не производил впечатления грозного «деда».
— Становись…! — сержант высек подковой искру, обернулся к строю. — Подтянули ремешки! Застегнули крючки и верхние пуговицы!.. В частях у вас, должно быть, другие порядки? — продолжил Лопатин, выволакивая Киреича за болтающуюся пряжку из последней шеренги. — Но здесь вы в гостях. Так что, будьте добры, по уставу!
Он опустил слоистый кожаный ремень «жертвы» на асфальт и каблуком придал дугообразной бляхе выпрямленную форму.
— Чмо! — сквозь зубы выругался маленький, гаденький, узкоглазый Киреич.
— Вы что-то сказали, товарищ рядовой? …Встать в строй! — козырнул Лопатин.
— Есть, «встать в строй»! — угрюмо согласился посрамленный. Ещё бы он попробовал не согласиться, когда за Лопатиным Устав, и что самое неприятное — блатное неписаное право «дембеля».
— Рравняйсь! …Смирно! …Нале-во!
И зашагали! С песней зашагали… Про пламенный мотор вместо сердца, про цвет нации, что отбывает срок в авиации.
— Чётче шаг!
— Эй, длинный! Не беги, как страус! — пнул Дмитрия сзади Киреич.
— А ты поспевай, короткий! — отозвался он и судорожно стиснул пальцы невидимой ладони.
— Рряз! Рряз! Рряз… два… три…!
В ржавую канализационную трубу заползала помешанная беременная сука.
1988
Ларв
Ольге Куликовой
«…На помощь только враг придёт,Лишь праведник глядит лукаво,Всего прекраснее урод,И лишь влюблённый мыслит здраво».
(Франсуа Вийон. «Баллада истин наизнанку»)
«Ларвы рождаются под влиянием особенно навязчивой идеи и поддерживаются за счёт витальной силы их создателя».
(«Магiя и гипнозъ. Разъясненiе оккультизма под редакцiей д-ра Папюса»)
4 ОКТЯБРЯ. На стадионе было нестерпимо холодно. Голова гудела, точно колокол Ивана Великого. Что-то мокрое легло на лоб.
— Живой? А мы думали — всё! С концами! — незнакомая пожилая женщина с добрыми глазами краешком платка провела возле моих в кровь разбитых губ.
— Нет, мать. Он еще поживёт… немного, только пусть зубы в другой раз не подставляет, — отозвался мужской сиплый голос.
Я посмотрел на благожелателя. А он не отвёл взгляда. Ему досталось не меньше моего — кажется, сломали нос. Но этот сиплый тип держался молодцом, а я чего-то раскис.
5 ОКТЯБРЯ. … Мне было одинаково плевать как на одних, так и на вторых. Я ждал Её, безуспешно ждал, и не было никакой надежды на встречу. Я простоял бы так, прислонившись к колонне, сотню лет — лишь бы Она пришла. Но неожиданно справа и слева в фойе станции метро хлынули спецназовцы.
— Лицом к стене, суки!
Едва я отрешённо глянул на это сытое рыло в камуфляже, мне тут же захотелось записаться в партию. Омоновец пихнул в спину, я упёрся носом в мрамор.
— Мужчины! Да что же это! — кричала сердобольная старушка. — Они же хуже фашистов!
Её вытянули резиной по голове, больше она не вставала. Краем глаза я заметил, как толпы горожан рванули вниз по внезапно застывшим эскалаторам. За ними гнались, отставших добивали, сильные давили слабых…
— Вот видишь, парень! — вторил моим размышлениям сиплый сосед. — Ты хотел остаться в стороне, а иногда бывают моменты в жизни, что нельзя сторониться.
Я хотел прервать эти, начавшиеся было, нравоучения, но опешил — как это ловко незнакомец проник в чужие мысли. Он, ко всё усиливающемуся удивлению, и не продолжал, а спросил, неожиданно и прямо:
— Никак, разлюбила!?
— Я лишь касался Её руки, помогая сойти со ступенек автобуса. Я не успел Ей ничего сказать. К тому же Она всегда любила другого…
— Все в мире беды из-за баб! — просипел сосед.
— Она не баба, — отвечал я и хотел уж задать вполне закономерный вопрос…
— Товарищи! Можно чуточку потише! Хоть под утро немного поспать! — привстал со скамейки изрядно помятый мужчина профессорского вида.
— Людовик Одиннадцатый, — продолжал мой странный собеседник уже шепотом, — как-то раз заметил: «Где замешана женщина, величайший дурак имеет больше шансов на победу, чем трезвый и благочестивый». Чтобы добиться женщины, надо стать подлее, ниже, чернее, чем ты есть на самом деле. Иначе — проиграешь более изощрённому ухажёру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
