— С вами поиграешь, — пробурчал Александр Борисович и медленно повернулся лицом к двери.
Они вышли из гримерки гуськом. Сначала Турецкий, потом Алмазов.
У двери остановились. Актер огляделся — коридор был пуст.
— Пошли на улицу, — приказал Алмазов.
Они двинулись к выходу.
— Кстати, раз уж вы так усугубили свое положение… — начал Турецкий, — может, признаетесь в том, что убили режиссера Ханова?
— Перебьетесь!
— Вы же все равно сожгли за собой мосты. К тому же теперь я знаю, что вы отличный стрелок. И что владеете искусством грима. Улики против вас.
Турецкий обернулся, но актер грубо ткнул его пистолетом в спину:
— Топайте и не оглядывайтесь.
— Какой вы грубый, — «обиделся» Турецкий. — Скажите, мистер Фальстаф, а генерала Мамотюка убили тоже вы? Постойте-постойте… Уж не его ли люди засадили вас тогда в изолятор?
— Помалкивайте!
Продолжая шагать к выходу, Александр Борисович кивнул:
— Похоже, что я попал в точку. Вот вам и мотив. Вы здорово вляпались, сэр Джон!
Они дошли до двери, ведущей на улицу.
— Открывайте, — приказал Алмазов. — Только спокойно.
Александр Борисович открыл дверь и вышел на свежий воздух.
— Только, ради бога, осторожнее! — странно сказал он. — И не повреди голову.
— К стоянке! — рявкнул Алмазов.
Александр Борисович сделал пару шагов по направлению к стоянке, и в этот момент за его спиной послышался звук глухого удара и вслед за тем — чей-то негромкий стон. Турецкий обернулся, и как раз вовремя, чтобы подхватить на руки потерявшего сознание актера.
— Здорово ты его, — сказал Турецкий, сидя на корточках и разглядывая поврежденную голову Алмазова. — Я же просил — не повреди голову. Похоже, у него сотрясение.
Алмазов застонал и приоткрыл глаза.
— Это был единственный шанс быстро его отключить, — упрямо ответила Перова, глядя на актера. — Иначе он мог выстрелить.
— Кстати, ты проверила его ствол?
— Нет.
Турецкий поднял с земли пистолет актера и внимательно осмотрел.
— Так я и думал, — досадливо сказал он. — Игрушка. Часть реквизита.
— Если б знала, пнула бы его по заднице, — сердито сказала Светлана.
— Ничего. Похоже, он уже пришел в себя. Павел Маратович, вы как?
— Но… нормально. — Алмазов приподнялся на локте и поморщился. — Голова… болит…
— Это пройдет, — утешил его Александр Борисович. — Но вы тоже хороши. Какого черта вам понадобилось изображать из себя Рэмбо? Неужели вы и правда хотели сбежать?
— Да.
— Странный вы народ — актеры, — резюмировал Турецкий. — Сами идти сможете?
— Смогу.
Турецкий помог незадачливому актеру подняться с земли, поддерживая его под локоть.
19
Константин Сергеевич Чернов, бывший владелец кастингового агентства «Шарм», а ныне заключенный следственного изолятора, смущенно огляделся. В камере находилось еще пять мужиков с рожами уголовников.
«Вот уроды, — подумал Чернов. — Явные рецидивисты».
Один из заключенных подошел к кровати Чернова и присел рядом. Это был худой и жилистый, как высохший лист, человек с морщинистой физиономией орангутанга.
— Слышь, брателла, за что тебя? — хрипло поинтересовался «орангутанг».
— Да так, — нехотя ответил Чернов. — Тачку ворованную купил, а теперь все на меня валят.
— Бывает. Сигареты есть?
Константин Сергеевич покачал головой:
— Нет. Бросил.
— Зачем? Чтобы в гробу здоровым и красивым лежать? — Арестант хрипло рассмеялся, словно пес залаял.
Чернов улыбнулся, а про'себя подумал: «Урка чертов. Я уйду а ты сдохнешь здесь и плесенью покроешься».
— Чалился раньше? — поинтересовался «орангутанг».
— Что? — не понял Чернов.
— Я грю: это у тебя первая ходка?
— В смысле — сидел ли я раньше? — Чернов покачал головой. — Нет, не сидел. — Чернов знал, что. в местах, подобных этому, ценят криминальные знакомства, поэтому, приосанившись, добавил: — Но у меня много друзей, которые сидели.
«Орангутанг» сложил узкий лоб гармошкой:
— Да ну? И кто же это, например?
Константин Сергеевич припомнил кличку одного из сотрудников охраны «Шарма», которого он долго не хотел принимать на работу из-за судимостей, но потом принял с пониженным окладом, и сказал:
— Гоша Посадский. Слыхал про такого?
— Посадский?
«Орангутанг» обернулся и посмотрел на тучного мужчину в спортивном костюме, лежащего на соседней кровати. Тот зевнул и лениво кивнул головой. «Орангутанг» вновь повернулся к Константину Сергеевичу:
— Верно, есть такой. Только, говорят, он соскочил. В офисе теперь работает.
— Да, — кивнул Чернов. — У меня. Я его на работу и взял. По дружбе.
Морщинистая рожа «орангутанга» замаслилась.
— О! — ухмыльнулся он. — Так ты у нас богатый? Чем владеешь?
«Зря я это сказал», — досадливо подумал Чернов. Но исправлять ситуацию было уже поздно.
— Да так — небрежно ответил он. — Небольшая фирма. Продаем косметику и лекарства.
— И хорошие башли зарабатываешь? — продолжил любопытствовать собеседник.
— Когда как.
— Ну, например, сколько?
Чернов пожал плечами:
— Ну., точно даже и не скажу..
— А точно и не надо. Давай приблизительно. Да не менжуйся ты, тут все свои!
— Ну… — вновь замычал Константин Сергеевич. — Иногда двадцать тысяч. Иногда меньше.
— Это что — долларов, что ли?
— Да.
— В месяц?
— Э-э… Да. А что?
«Орангутанг» вновь повернулся к тучному человеку в спортивном костюме:
— Слышь, Батя, сколько на аспирине и креме от геморроя зарабатывать можно!
— Можно и больше, — пробасил тот, почесывая толстый живот, обтянутый белой футболкой. — Если умеючи.
— В последнее время дела не очень, — поспешно добавил Константин Сергеевич. — С лицензированием проблемы. И вообще..!
— Да ладно, не оправдывайся, — «успокоил» его «орангутанг». — Мне, сколько ты за месяц зарабатываешь, на один поход в кабак не хватит. По ходу ты здесь самый нищий!
Он оглянулся, ища поддержки у арестантов. Те вяло засмеялись.
Чернов тоже улыбнулся. «Орангутанг» тут же перестал смеяться и вдруг неожиданно резко спросил:
— Че ты скалишься, фраер?
Улыбку как ветром сдуло с дородного лица Константина Сергеевича.
— Я?
— Че скалишься, спрашиваю? Я че, на клоуна похож?
— Нет. Просто я… Извини, если обидел.
«Орангутанг» уставился на Чернова мертвым, немигающим взглядом. Потом вдруг оттаял и, щербато улыбнувшись, сказал:
— Да ладно, брателла, не менжуйся. Это я типа пошутил. Че, не смешно разве получилось?
На этот раз Константин Сергеевич поостерегся улыбаться. Он лишь дернул уголком губ — чуть-чуть, едва заметно — и сказал:
— Нормально.
Затем поерзал упитанным задом на нарах и демонстративно зевнул.
— Спать хочешь? — осведомился арестант.
Чернов кивнул:
— Да. Ночь была тяжелой.
— Ну вздремни. У нас это не запрещено.
К облегчению Чернова, «орангутанг» поднялся с кровати. «Слава богу», — подумал Константин Сергеевич и прилец опустив большую голову на плоскую подушку.
От пережитых задень волнений на него навалилась усталость, и вскоре он крепко заснул.
Проснулся Чернов от хриплого шепота. Шепот этот звучал совсем рядом, почти в голове у Константина Сергеевича, обжигая ему правое ухо:
— Проснись, фраерок! Слышь! Просни-ись!
Чернов открыл глаза и чуть не вскрикнул от боли.
Руки ему держали двое заключенных. А третий, тот самый тощий «орангутанг», склонившийся над ним, зажал ему ладонью рот. «Орангутанг» усмехнулся, ощерив щербатые, желтые зубы:
— Малява на тебя пришла, фраерок.
Константин Сергеевич дернулся, но руки были крепко прижаты к постели.
— Хорошо ты нам про аспирин и крем пел, сука, — хрипло продолжил «орангутанг». — Асам, пока мы тут на нарах чалимся, детишек пялил. И другим извращенцам продавал. Педофил вонючий. Хорек, юля.
Сердце у Чернова испуганно забилось. Он вновь попытался высвободиться, но вновь безуспешно.
— Тихо, — прохрипел «орангутанг», обдав лицо Чернова гнилой вонью. — Тихо, сучонок. А то порежу — больно будет.
Чернов замер.
— Ты в Христа веришь?
Чернов кивнул.
— Тогда молись, — сказал «орангутанг».
«Это конец, — пронеслось в голове Чернова. — Нет! Они не посмеют!»
— Ну как? — спросил «орангутанг». — Помолился?
Чернов закрутил головой.
— Твои проблемы. Умри, сука. — «Орангутанг» набросил ему на лицо подушку.
Тело Чернова выгнулось дугой. Он задергался с бешеной силой как сумасшедший. Но уголовники крепко прижимали его к кровати. Вскоре Чернов затих.
