Политика сделала заказ, и наука старательно взяла под козырек, выдала то, что требовалось: «арийскую» и «семитскую» расы.
Расовая теория применительно к евреям стала способом сводить счеты, убирать неугодных людей, «разбираться» с врагами режима… И неукоснительно лепить образ врага — коварного, чудовищного, подлого.
В 1933 году нацисты стали вводить так называемые «расовые законы». Для начала: закон, запрещавший «мучить животных» — он фактически запрещал кошерный убой скота и тем самым — кошерную пищу.
Ну, допустим, это еще так, мелкий укол. Но «Закон об упорядочивании национального состава управленческого аппарата» от 11 апреля 1933 предполагал изгнание евреев из управленческого аппарата всех уровней и прием на работу исключительно арийцев. Этот закон впервые формулировал понятие о «неарийце». «Оказалось» — это всякий, у кого хотя бы дед или бабушка были евреями или исповедовали иудаизм (то есть под нож заведомо шла часть гоев, принявших в разное время иудаизм из разных соображений).
Закон о редактировании газет 4 ноября 1933 запрещал редактировать немецкие газеты уже не только евреям и «полукровкам разной степени», но уже и лицам, которые состояли в браке с евреями.
Режим окреп; безработица уменьшилась, народ все сильнее поддерживал НСДАП, и 15 сентября 1935 года приняты были Нюрнбергские расовые законы: «Закон о гражданстве рейха» и «Закон о защите немецкой крови и немецкой чистоты».
Эти законы поставили евреев вне гражданства, вне системы регистрации актов гражданского состояния, вне имущественных и социальных отношений… словом, вне жизни общества. 550 тысяч евреев превратились в одночасье в существ, на которых не распространяется закон, которые должны жить отдельно от немцев, не имеют право на престижную и высокооплачиваемую работу, на собственность, и должны нашивать на одежду желтые звезды, чтобы их на расстоянии можно было легко опознать.
Расовые законы ударили по гораздо большему числу людей, потому что, не говоря ни о чем другом, и законных браков между немцами и евреями было очень много. У такого известного человека, как А. Шпрингер, первая жена была еврейка, и развелся он с ней после введения расовых законов. Не говоря о тех, кто введение этих законов считали позором, а ведь их было не менее трети всей нации.
Во многом расовые законы копировали законодательство США — с 1896 года в США негры и белые должны были жить раздельно. Иметь «то же самое» (по крайней мере, в теории), но раздельно!
Под знаменем расовых законов нацисты провели «ариизацию производства», «ариизацию собственности» и «ариизацию капитала», то есть говоря попросту, отобрали собственность у всех немецких евреев.
Казалось бы, после всех этих дел у евреев должна быть мощная прививка против расовой теории и вообще против любых проявлений расизма. А вот поди ж ты…
С чувством сильного недоумения читал я много лет назад книгу некого немецкого еврея Фрица Кана, озаглавленную: «Евреи как раса и культурный народ». Книга вышла в Германии в 1921 году и украшена такими, например, перлами: «Моисей, Христос и Маркс — три представителя специфической расы и расовых особенностей»{144}, и что «Троцкий и Ленин украшают нашу расу».{145}
Оставлю в стороне вопрос — кем должен быть человек, чтобы «украшать» самого себя родством с Троцким и Лениным. Обращу внимание читателя на прозвучавшее слово «раса» и на то, что использует его еврей — причем еврей вполне лояльный к коммунистам разного разлива. Для автора евреи — это раса.
Ф. Кан — явный и откровенный социалист, а вот его сородич Бенджамин Дизраэли — решительнейший консерватор. С точки зрения кавалера ордена Подвязки, виконта Гюгенденского, графа Биконсфилда (все это титулы Дизраэли) евреи идут в социалисты не от хорошей жизни, а под давлением не признающего их общества христиан. И когда они уходят в социалисты, «…избранная раса подает руку отбросам и презреннейшим частям общества».{146}
Как мы видим, слово «раса» звучит вполне определенно. И еще как определенно! «…еврейская раса связывает современные народы с древнейшими временами… Они яркое свидетельство лживости современного учения о равенстве людей и о космополитическом братстве, которое при своем осуществлении только содействовало бы падению великих рас».{147}
Кто это? Геббельс?! Нет, это все еврей Дизраэли. Хотя, конечно, интересно, кто такой для Дизраэли Фриц Кан — «отброс общества» или «человек избранной расы»?
Не меньшее удивление испытал автор, читая В. В. Шульгина: «Стоит самым академическим тоном перечислить несколько отличительных черт этой расы, как таковое описание сейчас же начинает звучать неким измывательством, насмешкой, презрением».{148}
Оценки внешности евреев и правда выглядят у Шульгина, выражаясь мягко, странными. Горбатых спин и оттопыренных ушей я видел у них ничуть не больше, чем у потомков русского дворянства, — в кругу, породившем самого Шульгина. Но самое главное не в этом… У человека, открыто и честно объявляющего себя антисемитом, у русского дворянина, гордящегося своим происхождением, вдруг появляется точка соприкосновения с двумя евреями! Да какая точка! И Геббельс, и Кан, и Дизраэли, и Шульгин — они дружно считают евреев особой расой.
Пережиток тяжелых времен? Но вот некий И. Руди в вышедшей в Израиле книге «Социология еврейского народа» вводит понятие «евреизм», что означает «непрерывность еврейской истории», которая объясняется «в первую очередь биологическим инстинктом к существованию, развитым у еврейского народа.
Этот биологически особый народ уже в древности превосходил вавилонян, ассирийцев и прочих дикарей. И вообще в любой области науки, в литературе, музыке обнаруживается влияние еврейского культурного наследия».{149}
Получается, что хотя сначала расовая теория к евреям отношения вроде бы и не имела, но «влипли» они в нее со всех сторон. Всеми возможными способами.
Для начала их не захотели признать «своими» братья по расе, немцы-арийцы (что было, наверное, нехорошо с их стороны, после стольких-то веков законного и незаконного скрещивания). И мало того, что не признали — их чуть не истребили под шизофреническим предлогом, что они принадлежат к низкой и опасной расе.
А потом они сами, вплоть до нашего времени, оказываются хранителями этого мрачного мифа! Вот ведь парадокс — хотя бы в трех приведенных мной в начале главы цитатах двое евреев гораздо решительнее, гораздо ярче заявляют о своем расизме, чем русский В. В. Шульгин. Высказывания Шульгина как раз представляются на их фоне чем-то размытым, нечетким, недоговоренным. Потому что даже объявляя себя антисемитом и признавая, что «в расизме что-то есть», Шульгин живет в культуре, где расизм не популярен, а идея равенства людей давно утвердилась. В трудах же евреев слово «раса» применительно к самим себе мелькает часто и непринужденно. По-видимому, расовая теория очень хорошо легла на какие-то психологические социальные, культурные установки и представления евреев. Почему так получилось — особый разговор, но до наших дней, до начала XXI столетия, в Израиле дожило многое, что не показалось бы варварством даже в Европе 1920-х годов, а сейчас и вовсе выглядит в лучшем случае мрачной архаикой (это я еще очень, очень мягко…).
Из уст в уста ходит история: в 1950-е годы романтика «своего государства» еще не выветрилась из израильских голов. В эти годы несколько антропологов из Иерусалимского и Тель-Авивского университетов получили от своего правительства весьма необычное задание. Им поручалось установить, чем именно отличаются евреи Европы от основного населения «их» стран — французские евреи от французов, немецкие от немцев и так далее. Ни правительство Израиля, ни сами антропологи не сомневались — такие отличия есть! Их просто не может не быть! Задание было дано, антропологи его восприняли, и даже кое-что проникло в печать…
Но вот результаты этой работы, мягко говоря, удивили всех — и членов израильского правительства, и антропологов, принявших задание к исполнению. Потому что быстро выяснилось — нет никаких расовых отличий между евреями и народами стран, в которых эти евреи проживают. Ну нет, и ничего с этим нельзя поделать!
Правительственную программу пришлось сворачивать, не привлекая к ней внимания, изо всех сил делая вид, что никакой программы и вообще никогда не было…
Но ведь какие-то установки — увидеть свое расовое отличие были — и у правительства, и у ученых! Причем евреи проводили расовые исследования в 1950–1960-е годы — как раз тогда, когда во всем мире тема считалась неприличной. После Освенцима — расовые изыскания?! Немыслимо! А в Израиле, как видите, вполне даже мыслимо. Почему?
