Какое впечатление должна была произвести Софья Михайловна, еще очень скромно одетая, - она лишь через год станет фрейлиной императрицы и приоденется по ее вкусу, - на Лермонтова, предельно чуткого ко всему, что связано с небом? При особой внешности Софья Михайловна обладала, говорят, музыкальными способностями, вероятно, умела играть на рояле и петь. Впрочем, об ее пении никто не упоминает, даже граф Соллогуб. Есть у Лермонтова цикл из трех стихотворений, которые набросаны - по записи в тетради в одно время с завершением поэмы "Тамбовская казначейша", что относится к концу 1837 года и к началу 1838 года.
Можно решить, что поэма в основном была завершена в Москве на обратном пути с Кавказа. Можно даже предположить, что цикл из трех стихотворений набросан тогда же, еще в Москве, и посвящен певице Бартеневой, если они тогда встретились, зная друг друга и по Москве, и позже по Петербургу, известная певица. как и ее сестра, была фрейлиной императорского двора.
Но существует другая версия - этот цикл посвящен графине Софье Михайловне Виельгорской. Прямого посвящения, как это обыкновенно бывает, нет. Нет свидетельств об увлечении Лермонтова Софьей Михайловной, кроме ревности графа Соллогуба, который строит фабулу повести "Большой свет" вокруг Надины (Софьи Михайловны), Леонина (Лермонтова) и князя Щетинина (самого графа Соллогуба).
Надина - сестра светской львицы графини Воротынской, недавно привезенная в столицу из деревни; она, по семейным родственным отношениям, предназначена в жены бедному армейскому офицеру Леонину, прикомандированному в столицу неведомо зачем и мечтающему страстно проникнуть в большой свет. Графиня Воротынская в маскараде затевает интригу с Леониным, как окажется, с тем, чтобы отвлечь его от ее сестры, она мечтает для нее об лучшей партии, чем Леонин. Кстати, князь Щетинин влюбляется в Надину, и обманутый графиней Леонин терпит крушение всех его грез и притязаний. Начальство, узнав от графини о предстоящей дуэли Леонина с князем Щетининым, высылает армейского офицера из Петербурга, а князь, верно, женится на Надине.
Эта фабула словно предугадывает вторую ссылку Лермонтова и женитьбу графа Соллогуба на Софье Михайловне, во взаимоотношениях которых приняли участие, с одной стороны, Лермонтов, не подозревая о том, с другой - императорская семья.
Все началось с цикла стихотворений "Она поет - и звуки тают...", "Как небеса, твой взор блистает..." и "Слышу ли голос твой..." Граф Соллогуб списал либо выпросил автографы у Лермонтова, что делал он постоянно, но этот цикл имел для него особое значение. Возможно, он решил, что эти стихи посвящены Софье Михайловне, если даже поэт утверждал иное. Конечно, граф Соллогуб прочел стихи Лермонтова у Виельгорских. Если у Лермонтова звучит лишь восхищение, не без легкой иронии, каков мадригал по своей природе, граф Соллогуб вложил в свое вдохновенное чтение всю силу своей любви к Софье Михайловне, вызвав, надо думать, немало смеха у сестер.
- Но Лермонтов вовсе не был в восторге от моего пения, - промолвила Софья Михайловна, посерьезнев. - Отчего Владимир Александрович решил, что это чудесные стихи посвящены мне?
- Да и когда он успел перейти с тобой на "ты"? - резонно возразила и Аполлина Михайловна, как звали Аполлинарию Михайловну для краткости, старшую из сестер, с которой особенно была дружна великая княжна Мария Николаевна.
- Ведь пишут К и три звездочки. И этого нет, - сказала Анна Михайловна, младшая из сестер, лет пятнадцати, которую впоследствии будут находить еще более небесной, чем Софья Михайловна. Аполлине в 1838 году должно было исполниться уже 20, Софье - 18, невесты на выданье, уже на пределе.
Стихи Лермонтова несомненно были показаны великой княжне Марии Николаевне, которая в это время зачитывалась Пушкиным, получая новые тома посмертного издания сочинений поэта, соответственно проявляла интерес и к поэту-гусару, пострадавшему за стихотворение "Смерть поэта".
- Так, кто же влюблен в Софи, Лермонтов или граф Соллогуб? - спросила с прямотой отца, внешне очень похожая на него, только среднего роста великая княжна Мария Николаевна. Этот вопрос отныне станет занимать барышень, а граф Соллогуб воспользуется случаем, вплоть до сочинения повести "Большой свет", по прямому заказу великой княжны Марии Николаевны, в которой он хотел сказать о светском значении Лермонтова, не упоминая о даре поэта, которым он восхищался.
По сути, граф Соллогуб набросал повесть в духе ложной готики, которой вольно или невольно придерживались при дворе по господствующему вкусу государя императора. Здесь великому русскому поэту присвоили звание камер-юнкера, чтобы знать, как с ним обходиться. Так, граф Соллогуб вывел в своей повести Лермонтова как армейского офицера без роду и племени, без гениального дара, чтобы показать его светское значение, вполне ничтожное, на его взгляд. Лермонтов не узнал себя в Леонине, но таким его хотели видеть те, кто не переносил превосходства личности и дара, в духе ложной готики.
Как бы то ни было, при дворе заинтересовались стихами Лермонтова, не без участия графа Соллогуба, который сам составил для императрицы целый список.
5
Успех оперы Глинки "Жизнь за царя" привел к тому, что Николай I предложил композитору поступить на службу, как некогда Пушкину, когда поэт, женившись в Москве, приехал провести лето в Царское Село. Все должны служить, разумеется, царю ради блага государства и собственного благополучия, даже первейшие гении, которым, кроме свободы, ничего ведь не нужно.
За кулисами государь император увидел Глинку, подошел к нему и сказал:
- Глинка, я имею к тебе просьбу и надеюсь, что ты не откажешь мне.
- Да, ваше императорское величество, - маленький композитор, запрокидывая голову, глядел на исполина царя.
- Мои певчие известны во всей Европе и, следственно, стоят, чтобы ты занялся ими. Только прошу, чтобы они не были у тебя итальянцами.
Глинку ласковые слова государя, а он умел быть милостивым, как и суровым, привели, по его собственному признанию, в столь приятное замешательство, что он отвечал его императорскому величеству только почтительными поклонами.
Отказаться он не мог, хотя в душе своей полагал, что ему более пристало бы и для русского театра более полезно быть капельмейстером не придворной Певческой капеллы, а театра; но должность там занимал почтенный Кавос. Но и эта милость государя обрадовала Глинку, особенно его жену: кроме оклада, им отвели казенную квартиру в певческом корпусе, с дровами. Однако именно в это время, когда жизнь налаживалась, казалось бы, уже явилась идея новой оперы по поэме Пушкина "Руслан и Людмила", одобренная поэтом, к несчастью, вскоре погибшем, в семье Глинки начался разлад.
"Дома мне было не очень хорошо, - писал впоследствии композитор. - Жена моя принадлежала к числу тех женщин, для которых наряды, балы, экипажи, лошади, ливреи и проч. были всё; музыку понимала она плохо или, лучше сказать, за исключением мелких романсов, вовсе не разумела - всё высокое и поэтическое также ей было недоступно".
Увы! Марья Петровна была равнодушна к музыке, это еще не беда; кто же из молодых и миловидных женщин не любит наряды и балы? Но она, кажется, не отдавала совсем отчета в том, с кем судьба ее свела, кто ее муж, и была столь наивна, что жаловалась его тетке на то, что он, мол, тратит деньги на нотную бумагу.
Певчие царя были не столь хороши, как он полагал, некоторые не знали нот; Глинке пришлось предпринять продолжительную поездку по Малороссии для набора певчих. Забот с ними было много: кормить, одевать, - в пути почему-то все переболели глазами, - наконец в Петербурге оправились, их прилично обмундировали, и Глинка имел счастие представить их государю императору.
Это представление было в знаменной зале, возле кабинета его величества в Аничковом дворце. Певчие ( 19 мальчиков и два взрослых) стояли полукругом, Глинка посредине их в мундире со шпагой, трехугольной шляпой в левой руке и камертоном в правой.
Император явился почему-то в старом военном сюртуке, без эполет, в сопровождении министра двора.
Николай Павлович рассмеялся, глянув на певчих и капельмейстера:
- Ах! Какие молодцы! Где ты их набрал под рост себе?
- Ваше императорское величество, это же мальчики; они еще подрастут, - отвечал серьезно и важно Глинка.
- А что это у тебя? - спросил Николай Павлович, указывая на камертон. - А, знаю. Хорошо. А что знают певчие?
- Ваше императорское величество, смею уверить вас, они знают все требуемое по службе.
Директор придворных певчих А.Ф.Львов хорошо знал, как государь экзаменует вновь набранных певчих, и тщательно их приготовили к экзамену.
Николай Павлович сам начал с "Спаси, Господи, люди твоя", и не успел он задать тон, как 19 мальчиков и два баса дружно подхватили и отлично исполнили этот кант. Государь заставил певчих еще что-то пропеть и, весьма довольный, весело-шутливо, чему соответствовал старый сюртук без эполет, поклонился до пояса и отпустил их во главе с капельмейстером.
