— Не волнуйся. Вопрос с Татариновым мы решим, я тебе обещаю. Я понимаю, тебе неприятно, что человек, нагло оклеветавший тебя, до сих пор жив…
— Дело не в моих личных обидах и не в клевете на меня, а в интересах партии. В интересах нашего дела! И ты, Борис, мог бы это понимать лучше.
Глава 12
Декабрь 1906 г.Накинув на плечи шерстяной платок, Мура стояла у окна и смотрела, как большие хлопья снега укрывают сад, виснут на черных ветвях деревьев, образуя на них пышные шапки. За деревьями краснела кирпичная монастырская стена. Сочетание белого и черного на фоне темно-красного делало вид из окна весьма изысканным по цветовой гамме.
— Я сегодня ходила в Зачатьевский монастырь стоять обедню, — тихо сказала она. — Как там замечательно поют… У меня всегда сердце на части рвется, когда я слышу церковное пение. В нем столько необъяснимого словами, что душа переполняется верой. Митя, а ведь скоро Рождество… Помнишь, как мы вместе праздновали Рождество в вашем имении? Был такой чудесный праздник. Наши матери были еще живы, и казалось, так будет всегда… Знаешь, когда я думаю, что же такое счастье, я всегда вспоминаю то Рождество. Помнишь, как ты дал мне обещание весь вечер танцевать только со мной?
— Мы и наступающее Рождество можем встретить вместе, вдвоем. И я опять обещаю весь вечер танцевать только с тобой.
— Неужели ты с тех пор научился танцевать?
— Ты была хорошей учительницей.
— Не знаю, тогда, в имении, ты здорово оттоптал мне ноги. Митя, а елку мы будем ставить?
— А почему бы и нет?
— Большую?
— Какой ты, в сущности, еще ребенок! Большую. В гостиной. Огромную елку, от пола до потолка. Как в детстве.
— И со свечками?
— Конечно, со свечками. Зажжем много-много свечек, чтобы елка лучилась…
— Митя, ты ангел! На Рождество так хочется елку, свечек, подарков под елкой, мандаринов на ниточках… Знаешь что, поехали выбирать елочные игрушки. Я на Петровке видела немецкий магазинчик, там такие потрясающие елочные украшения — никогда не встречала ничего подобного… И еще я там заметила маленьких ангелочков, которых можно рассаживать на ветвях, — есть со сложенными ручками, а есть с лавровыми ветвями в руке или со свечечками. Такая прелесть, просто чудо…
— Это ты чудо, Мура! Прости, но мне пора в присутствие. Ко мне сегодня должны прийти родственники женщины, убитой в Сивцевом Вражке, им назначено на утро. Такое тяжелое, неприятное дело… Может быть, ты сама выберешь елочные украшения? Я вполне доверяю твоему вкусу. Возьми Василия, поезжайте на Арбатскую площадь, там мужички торгуют елками. Выберите елку повыше и попышнее. Василий установит ее в гостиной. Только скажи ему, чтобы в крестовину не ставил, а то елка быстро засохнет и начнет осыпаться. Лучше закрепить ее в ведре с песком и подливать водички, чтобы песок был влажным. А украшения будут на твоей совести, ладно? Я, хоть это и эгоизм, от участия в этом деле устраняюсь и даже смотреть на елку до праздника не стану. Пусть она будет для меня рождественским сюрпризом, как в детстве. Хорошо? Деньги в верхнем ящике комода, возьми, сколько будет нужно.
Вечером Дмитрий вышел из здания судебных установлений через Никольские ворота и направился к Верхним торговым рядам. Там он разыскал лавку, торгующую граммофонами.
Ему давно уже хотелось приобрести эту модную новинку, позволяющую слушать оперные арии и романсы в исполнении лучших певцов. А теперь был повод не тянуть с покупкой — ведь он обещал Муре танцевать в праздничный вечер, значит, нужна будет музыка. Это в детстве им было достаточно отсчитывать «раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три», чтобы кружиться вместе.
В комплекте с граммофоном ему продали несколько пластинок, и еще десяток Дмитрий выбрал на свой вкус, постаравшись, чтобы среди записей непременно был вальс.
На крыльце своего дома он увидел громадную, укутанную рогожами елку, которую еще не внесли в дом, оставив до времени на холоде.
В комнатах царила радостная предпраздничная суета — Дуся делала в гостиной генеральную уборку, Василий, надев на ноги щетки на кожаных ремешках, натирал паркет, а Мура сидела у стола, заваленного цветной бумагой, кисточками, ножницами, какими-то пестренькими лоскутиками, и что-то мастерила.
— Не смотри, не смотри! — закричала она, увидев Дмитрия. — Ну вот, все-таки увидел… Больше так не делай, а то никакого сюрприза не получится…
— Что это такое хорошенькое?
— Это домик для зайцев. Он будет стоять под елкой, внутри я зажгу маленькую свечечку, чтобы оконца светились (видишь, вот тут сверху замаскировано отверстие, в которое будет выходить тепло от свечи, чтобы пожара не было), а на крылечке будут сидеть зайчики…
— Ты же собиралась покупать игрушки в немецком магазине на Петровке.
— Я кое-что там купила… Но только если все игрушки будут покупными — неинтересно. В такой елке нет души. Обязательно должно быть что-нибудь, сделанное своими руками. Но, Митя, пожалуйста, очень тебя прошу, не подсматривай больше. Раз уж поручил все мне, так изволь доверять! Это все — сюрприз! Кстати, Дуся спрашивала, жарить ли на Рождество гуся? Если жарить, то нужно уже купить и повесить за окно, а то к празднику всех толстеньких гусей разберут, останутся костлявые и старые. Она договорилась с торговцем на Смоленском рынке по поводу хорошего молодого гуся, но пока еще не взяла… А я не знаю, если гостей у тебя не будет, может быть, гуся и не нужно?
— Ну уж нет, Рождество так Рождество — с гусем в яблоках и со всем остальным, что положено… И потом, что значит — гостей не будет? Ты — моя самая дорогая гостья.
— Ну, я гостья незваная, мне пора бы уже и честь знать…
— Мура, перестань, ради бога, не порти праздник!
— Ладно, ради праздника пока помолчу… Кстати, Митя, по-христиански нужно бы корзину с гостинцами для приюта собрать. Рождество ведь… Я кое-что уже купила для сирот — леденцов, пряников, мелких игрушек. Дуся обещала испечь печенья… Может быть, яблок добавим? Это ведь не слишком дорого? И в какой приют послать? Здесь в округе несколько. На Смоленской-Сенной Рукавишниковский приют для малолетних преступников. Он большой и очень богатый — Рукавишниковы содержат его на свои средства, ничего не жалея, а у них, знаешь, миллионов не считано. Там у детей и без мелкой благотворительности все есть. Еще два приюта на Зубовском бульваре — один для беспризорных и освобожденных из мест заключения несовершеннолетних, но в этом ребята постарше, подростки, их леденцом не порадуешь. Да они и не нуждаются — им четыре храма покровительствуют, причем такие богатые, как арбатская Николоявленская церковь и храм Николая Чудотворца в Хамовниках, тут уж бывшие беспризорные ни в чем недостатка не знают. А второй приют по соседству на Зубовском — для больных детей и калек. Я просилась к ним на службу кастеляншей или еще кем-нибудь, но там за воспитанниками сестры-послушницы из монастырей ухаживают. Приют большой, на сто детей, и находится под патронажем императрицы Александры Федоровны. Воспитанники в довольстве живут, им даже дачи в Рублеве купили, чтобы летом из Москвы на воздух вывозить…
— Мура, ну что ты мудришь? У детей из таких заведений и без нас всего много. Давай отнесем наши гостинцы в Сергиевский сиротский приют, он недалеко, на Остоженке, угол Еропкинского переулка. У сергиевских попечителей возможности скромные, там любой помощи будут рады… И, пожалуй, нужно собрать побольше подарков, чтобы всем детям хватило. Пошли Ваську со второй корзиной в кондитерскую за сладостями. На сиротах экономить грех… А после того, как передадим подарки в приют, прогуляемся по Остоженке. Я тебе покажу очень интересное место — особнячок, в котором проживала матушка писателя Тургенева. Именно здесь и разворачивались события, описанные им в «Муму», и именно отсюда Герасим спустился к Москве-реке, чтобы утопить свою собачку…
— Господи, неужели? Митя, как же я плакала в детстве, когда читала «Муму»! Я до последнего надеялась, что Герасим не сможет утопить собачку… Даже когда он взял кирпичи, мне казалось, что все должно хорошо кончиться. А Герасим все-таки утопил несчастную Муму! Я захлебывалась слезами от жалости и не понимала — почему он не уплыл на лодке по реке от своей злой барыни вместе с собачкой?
Глава 13
Март 1906 г.Покушение на адмирала Дубасова было запланировано на 2 и 3 марта. Эсеры не знали, в какой именно из этих дней Дубасов вернется из Петербурга в Москву, но встречу ему готовили. Один террорист, одетый в бедное платье простолюдина, должен был поджидать кортеж генерал-губернатора на Домниковке, второй под видом извозчика расположился на Каланчевской. Савин предполагал, что Дубасов с Николаевского вокзала, на который приходили поезда из Петербурга, поедет домой по одной из этих улиц и метнуть в него снаряд будет не только возможно, но даже и легко.
