конкретно этого животного.
– Кто это? – спросил какой-то ученик.
– Хороший вопрос, – сказала тайная обожательница и снова запустила слайд-шоу, которое загрузила и остановила, чтобы ответить конкретно на этот вопрос. Это была версия детской книжки «Кто какает в парке?», которую я сотни раз видел на сотнях стоянок для грузовиков.
Верный вопрос был – кто такой Даррен?
В кино вервольф всегда намного больше своего человеческого облика. Это чушь собачья. Есть закон сохранения массы. В любом случае после превращения ты всегда на несколько унций легче, если принять во внимание калории, которые ты только что сжег. Всю ту слюну, которую ты роняешь на землю.
– Медведь, верно? – спросил тот же ученик с некоторым отвращением в голосе.
– Диаметр почти такой, верно, – сказала тайная обожательница. – Но, – щелчок, очередной слайд, – я встречала этот вид помета в трех штатах. Медведи куда более территориальные животные. Они находят себе место, в котором им нравится, и остаются там.
– Пантера? – спросила тогда Дейзи, уже не с такой искренней улыбкой, наверное, потому, что хотела, чтобы ее ученики оказались правы, а не показали себя дураками. По крайней мере, не при особом госте.
– Опять же, верный размер, – сказала тайная почитательница, постукивая карандашом по подбородку. – Но, и я проделывала это уже не раз, помет пумы или горного льва чрезвычайно трудно найти.
– Потому что они кошки? – сказал другой ученик.
– Именно, – сказала тайная обожательница, направив на него карандаш как волшебную палочку, подчеркивая, что он прав. – Они закапывают его, и он разлагается прежде, чем я успевала его выкопать. Но… у скольких из вас есть собаки?
– Она никогда не ходит на улицу, – сказал один из футболистов самым унылым тоном, и все рассмеялись, словно это и предполагалось.
– Верно, – сказала тайная обожательница. – Собаки, скажем, больше выставляют свой помет напоказ.
– Так это собака? – сказал футболист.
Это заставило большую часть класса, собравшегося вокруг образца, податься назад.
Это не было экзотикой, такое у всех на заднем дворе валяется. Ну-у-у-у.
– Собаки путешествуют, – сказала тайная обожательница. – И они порой дорастают до таких размеров. Но я жду другого ответа от…
Меня.
Ее карандаш указал на меня. Не из-за моей крови. Не думаю. И не из-за того, что она узнала мой силуэт, просто я был самым тихим. Я был тем, кого она могла спасти, превратить в героя, прямо здесь, перед всеми.
Я поднял взгляд, оказавшись в свете софитов.
– Мистер Толберт? – сказала Дейзи.
Мы называли ее по имени, она нас по фамилиям. Никогда не мог этого понять.
Я сглотнул – мне показалось, что этот звук все услышали.
– Кто больше собаки и способен бегать по трем – трем же? – штатам? – сказала Дейзи, ожидая, когда я произнесу свое первое слово на этом уроке.
– Волк? – пришлось мне сказать.
– Именно то, что и я сказала бы, – выдала тайная обожательница, и я даже как-то расслышал это поверх биения своего сердца. – Только когда мы сделали тест – у них уже есть карточки поведенческого анализа? – спросила она у Дейзи.
– Э-э-э-э… еще нет, – сказала Дейзи.
– Но ведь судмедэксперт уже с ними говорил?
– Так это волк или нет? – спросил футболист.
– Визуально, – начала тайная обожательница, – да, очень большое животное отряда псовых. Но анализ противоречит, и поведенческие карты не обманешь внешним сходством. Иногда они дают ложный положительный ответ, но только в случае высших приматов. И хорьков.
– Так это хорек? – с надеждой спросила Дейзи.
– Или гиена? – спросил футболист.
– Ложный положительный ответ на что? – начал было один из учеников – похоже, просто подумал вслух.
– Именно, – сказала тайная обожательница. Затем обратилась ко всем: – Есть догадки?
Дэйзи улыбалась, ожидая сообразительности от всех нас, чтобы доказать, что она хорошая учительница.
Она все еще ждала.
– Человек, – сказала тайная обожательница с блеском в глазах.
Чирлидерша, которая сейчас работала с образцом, уронила зонд в кювету как в замедленной съемке, словно зонд отделял прежнюю ее жизнь от той, которой ей придется теперь жить, затем отвернулась и тихо подняла руки, чтобы сдержать тошноту и донести ее до раковины между лабораторными столами.
Среди смеха, кашля, аханья толпы десятиклассников и младших, последовавших за чирлидершей, верещания Дейзи я запомнил лучше всего то, как тайная обожательница благопристойно сидит на стуле, положив руки крест-накрест на колени. Она выглядела спокойной среди учеников. Она смотрела прямо на меня.
Мне надо было бы улыбнуться или сделать вид, что меня тошнит. Я должен был притвориться, что я не тот, кем являюсь. Это основное правило верфольфа номер 101.
Вместо этого я не мог оторвать взгляда от этого серебряного дождика, вплетенного в образец. Дождика, который сам туда засунул. Дождика, который тайная обожательница могла найти на полке в магазинчике уцененных товаров, если бы захотела. Четыре пачки за доллар.
Это была просто шутка.
Та, над которой я больше не мог смеяться.
* * *
Той ночью я вломился в трейлер тайной обожательницы. Он был припаркован прямо на стоянке у школы.
Вервольфы хорошо управляются с замками и проникают в окна.
Я закрыл за собой хлипкую дверь и стоял, ожидая, пока глаза привыкнут.
Если бы окна на одной стороне вдруг осветились фарами, то я наверняка бы в конце концов обратился. Я проломился бы когтями наверх сквозь потолочную панель, спрыгнул бы с крыши трейлера, перепрыгнул бы через машину, приземлился бы точно на все четыре, оглянулся бы на нее ровно настолько, чтобы она поняла, что была права, что изучение дикой природы в колледже неполное, и она куда больше узнала бы из фольклора.
Если бы я не обратился, меня бы отчислили. Вот и все. Больше никаких ланчей в кафе. Никаких собраний болельщиков. Никаких неожиданных гостей.
Но и это было неплохо.
Мы и так уже проторчали на одном месте восемь месяцев. Это был новый рекорд. Даррен выкупил свой грузовик, Либби получила два повышения и заработала отпуск, с которым не знала что делать – если ты вервольф, то ты не ходишь в отпуск, – а я получил три табеля, которые были приклеены к холодильнику.
В семьях вервольфов табели не прикрепляют на холодильник из-за того, что у тебя хорошие оценки. Табель сам и есть высшая оценка.
Поскольку мои глаза не приспособились окончательно, я рискнул всем, включив свет.
Это была кухня и спальня, и лаборатория, и святилище, и салон, и жилая комната одновременно.
Сначала я изучил лабораторию.
Один шкаф был полностью забит стеклянными банками с завинчивающимися крышками, привязанными амортизирующими тросами к задней стенке шкафчика, представляющей собой панель с отверстиями.
Один ряд банок представлял собой любовные послания от
