Хотя для перевода штаба все было сделано, начальник штаба сначала медлил с переездом. Шмидт, вероятно, опасался, что перенесение командного пункта армии назад из Голубинского в Нижне-Чирскую плохо скажется на войсках, упорно сражавшихся на фронте. Поэтому пока все было лишь так подготовлено, чтобы передислокация штаба могла произойти быстро; но пока в зимнем командном пункте разместилась часть полевого штаба и полка связи армии. Обер-квартирмейстер тоже оставался пока вблизи от Калача, у железной дороги, ведущей к Сталинграду.
Главная забота — снабжение
После переправы через Дон с каждым днем все больше обострялась проблема снабжения 6-й армии. Для доставки горючего, боеприпасов и продовольствия имелась только одноколейная железная дорога, которая вела в Сталинград с запада через Морозовск и мост через Дон у Рычковского. Но железнодорожный мост был взорван, так что на станции Чир все грузы приходилось перегружать на автотранспорт. А на машинах эти грузы доставлялись через мост только до Верхне-Чирской, а там они снова отправлялись по железной дороге. Легко можно себе представить, как все это было неудобно и какой требовало затраты времени. Часто железнодорожные пути бывали заняты порожняком и санитарными поездами — создавались пробки.
Что же будет зимой, когда понадобится доставлять еще и теплое обмундирование, топливо и фураж для лошадей и вдобавок начнутся сильные снегопады и гололедица? Эти вопросы вызывали большую тревогу.
В середине октября штаб 6-й армии посетил генерал-квартирмейстер сухопутных сил генерал-лейтенант Вагнер. Он хотел ознакомиться с тем, как обстоит дело со снабжением, и проверить, нельзя ли улучшить транспортировку необходимых грузов. Но и он не помог. Наш новый начальник оперативного отдела полковник Эльхлепп позднее рассказывал мне, что генерал Вагнер откровенно высказывался о положении, создавшемся в ставке Гитлера. Никто из генералов не решается возражать ему. Все они запуганы истерическими припадками бешенства своего повелителя. Сам Вагнер летом 1942 года указывал верховному главнокомандующему на недостаток горючего и потребовал, чтобы планирование военных операций координировалось с состоянием снабжения. Гитлер оборвал его, сказав: «Другого ответа я от моих генералов и не ждал, благодарю».
Подобные рассказы мы уже часто слышали. Но какая от этого была польза? Никакой. Генералы поругивали Гитлера и все же участвовали в его авантюре. Благодаря их энергичной помощи истерик мог продолжать войну. Тот или другой генерал мог позволить себе поворчать, но ни один из них не пошел против Гитлера. Генералитет мог время от времени относиться свысока, с презрением к «богемскому ефрейтору», но остается фактом, что генералитет разработал военные планы Гитлера и что благодаря его активной поддержке Гитлер переходил от одной авантюры к другой, посылал на бессмысленную смерть миллионы людей. В этом заключается историческая вина и вина перед человечеством германского генералитета во Второй мировой войне.
Но, высказывая эти констатации, я опередил мою собственную эволюцию. В те октябрьские дни 1942 года я еще был далек от такого понимания вещей. Правда, я чувствовал, что в механизме руководства вермахтом не все в порядке. Порой я приходил в ярость от такого беспредельного дилетантства, порой меня это угнетало. Но я делал все, что считал своим долгом. Я сам был во власти военной традиции и армейского воспитания, поэтому я тогда был далек от мысли, что Паулюс в качестве командующего 6-й армией может, приняв самостоятельно решение, предотвратить надвигающийся роковой конец. Объяснить мое непонимание можно и тем, что в октябре 1942 года я был еще только в преддверии ада. Я должен был пройти через все круги ада в Сталинграде, чтобы подняться до более глубокого понимания событий. Впрочем, я и тогда еще не во всем разобрался. Об этом я буду в дальнейшем говорить подробно.
К числу трудностей снабжения, с которыми 6-я армия непосредственно столкнулась перед наступлением зимы 1942/43 года, относилось обеспечение фуражом нескольких тысяч коней. Поэтому генерал Паулюс решил всех лишних коней отправить в армейский тыл к западу от Дона. Оставлены были только те кони, которые безусловно необходимы в артиллерийских полках, артиллерийских подразделениях пехоты и в санитарном транспорте. Всех других перегнали на запад и расположили в деревнях, где имелись достаточные запасы фуража, оборудованные конюшни и стойла. Это было рискованное предприятие. Дивизии лишились существенной тягловой силы. Но что можно было сделать, если мы хотели предотвратить гибель животных от голода? Однако это мероприятие позднее привело к голодной смерти тысячи немецких солдат, а что это случится, никому из нас не приходило в голову.
Для того чтобы сэкономить средства транспорта, решено было и большинство танков перебросить в тыл армии. Стало ясно, что танки непригодны для уличных боев. Северный и южный участки фронта стабилизировались, боевые действия приобрели позиционный характер. Кроме того, танковые полки были сильно потрепаны. Почти все танки, если они не были вовсе уничтожены, требовали основательного ремонта. Чтобы избегнуть необходимости транспортировать горючее, запасные части и инструменты, командование армией распорядилось вывести танки с фронта и перебросить для ремонта в район западнее Дона. Ремонтные роты уже заняли там отведенные им зимние квартиры. Однако до переброски танковых полков дело не дошло ввиду тревожных предзнаменований на северном и южном участках фронта.
Нас берут в клещи
В конце октября междуречье Дона и Волги было погружено в густой туман. Разведывательная деятельность авиации была полностью парализована. Мы не имели ясного представления о передвижениях советских войск. Наконец наступили погожие осенние дни, а с ними и хорошая видимость. Уже первая авиационная разведка северного фланга подтвердила правильность наблюдений, о которых доносили наши дивизии. С волнением рассматривали мы аэрофотоснимки. Красная Армия значительно расширила свой плацдарм по эту сторону Дона, главным образом в районе Серафимовича. Появилось много новых мостов, частично «подводные мосты».
Вместе с полковником Эльхлеппом мы стояли перед большой оперативной картой. С севера, примерно от Воронежа, фронт тянулся вдоль Дона, постепенно поворачивая на восток, пересекал Дон южнее Шишикина и достигал Волги севернее Рынка. На огромном, длиной свыше 600 километров фланге 6-й армии стояли фронтом на север только два наших армейских корпуса и плохо оснащенные армии союзников. Не внушала спокойствия и линия фронта южнее Сталинграда. Между 4-й танковой армией и 4-й румынской армией, правыми соседями 6-й армии, с одной стороны, и германскими соединениями на Кавказе — с другой, зияла огромная брешь. На одном участке фронта протяженностью около 400 километров стояла сильно растянутая одна-единственная дивизия — 16-я моторизованная. Недаром ей дали прозвище «степная пожарная команда».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
