только убраться отсюда невредимой.
Мужчины поднимают паренька и с хмурыми лицами осторожно втаскивают его наверх. Пропустив их, я сама спешу вниз.
Вслед звучит окрик. Я бросаю взгляд назад и вижу рядом одного из людей в капюшонах, вооруженного мечом.
– Стой! – повторяет он громким грубым голосом.
Я бегу по ступеням. Фалада ждет, стоя так, что его бок перекрывает низ лестницы. Я сразу понимаю, что это приглашение. Взлетаю ему на спину и цепляюсь за гриву, едва перекинув ногу. Он пускается рысью и срывается в галоп, чуть не сбросив меня назад. Каждый широкий прыжок отдается в голове острой болью, так что из глаз льются слезы.
Позади нас рассыпаются проклятия, но голос быстро тает в грохоте копыт. Через несколько кварталов Фалада переходит на шаг, дорога позади пуста. Я выдыхаю благодарную молитву и пытаюсь сползти со спины жеребца.
Он делает шаг к стене, преграждая мне спуск.
– Сиди. Ты устала, и так мы быстрее доберемся.
– Но…
– Тише, – говорит Фалада и идет дальше, теперь ступая мягко и ровно.
Задолго до дома я проваливаюсь в дремоту и прихожу в себя, только чтобы открыть двери и впустить нас с Фаладой в стойла.
Глава 16
– Что стряслось с твоей головой?
– Ничего. – Ответ получается немного поспешным.
Виола тянется через стол и ловит мою руку прежде, чем я успеваю прикрыть шишку на лбу.
– Ничего? – Она округляет глаза на посиневшую кожу, забыв о завтраке. – Боже правый, как ты это сотворила? Что случилось?
– Упала.
Она бормочет что-то на менайском.
– Что такое? – спрашивает Ясень, опуская у дверей ведро с водой. – Что-то стряслось?
Виола сердито показывает на мою голову и разражается потоком неразличимых слов, несколько из которых я узнаю, но не могу связать в одно целое, так быстро она говорит.
Ясень подходит и смотрит на широкий опухший синяк вдоль края моих волос.
– Кто это сделал? – спрашивает так тихо, что Виола сначала даже его не слышит.
Я мотаю головой:
– Упала.
– Не слушай ее, – говорит Виола. – Разве это похоже…
Она снова выдает целый водоворот слов, сверля взглядом Ясеня.
– На лестнице, – объясняю я, в который раз жалея о своих скромных способностях к языку.
Ясень тянется ко мне и трогает воспаленную кожу у края синяка. Я цепенею и напряженно отодвигаюсь. Он роняет руку.
– Ладно, ты упала, – допускает он. – Кто тебя толкнул?
Я не сразу могу ответить из-за странного комка в горле.
– Никто.
Он смотрит недоверчиво.
– Упала, – повторяю я тихо. – Правда.
– Что ж.
Он идет за ведром и несет его к столу.
– Ясень, – Виола упирает руки в бока.
Он качает головой и быстро говорит что-то, она отвечает, не дав ему закончить, их возгласы перекликаются и перебивают друг друга. Я незаметно выскальзываю из комнаты и спешу к гусям.
– Ты с самого утра счастливая, – замечает Фалада, когда после уборки в сарае мы выходим на Западную дорогу.
Я перестаю мычать песенку и улыбаюсь ему:
– Мне… Ну, да. Счастливая.
Глубоко внутри звучит голос Ясеня: «Кто тебя толкнул?» Кажется, я полжизни ждала такого вопроса. Даже странно, что сегодня не светит солнце.
– Никогда бы не подумал, что ты так расцветешь, стукнувшись головой. В другой раз, когда будешь расхаживать мрачнее тучи, поведу тебя спасать очередного юнца. Или хватит и просто удара по лбу?
Я смеюсь и тут же об этом жалею, потому что в голове растекается боль.
– Неужели все было так плохо?
– Хуже некуда, – отрезает Фалада, уклоняясь от тычка в бок, – расскажешь мне, почему весь вчерашний вечер ходила несчастной?
Я глубоко вдыхаю, выпускаю воздух и неожиданно для себя сначала говорю самое нелепое:
– Конюхи думают разводить твою породу.
– Неужели? Будет жаль их разочаровать. И как ты со своим словарным запасом разузнала об этом замысле?
Я сжимаю посох, так что белеют костяшки.
– Мне сказал принц.
– Кестрин? Ну дела. – И уже мягче: – Что еще ты от него узнала?
– Он понял, что я – подделка. Считает меня этакой головоломкой, не очень-то важной, но достаточно занятной, чтобы коротать зимние вечера. Уверена, что скоро снова за мной пришлет.
Дыхание Фалады вылетает клубами драконьего дыма.
Я заставляю себя продолжать:
– Он приказал привезти мои вещи и отыскал в них плащ, который подарил король. И он знает, что я никакая не Валка.
– И ты не хочешь, чтобы он понял, кто ты есть.
– Да, – тихо соглашаюсь я.
Кестрин – и колдун, и будущий король. Он пугает меня больше, чем собственный брат. Я не хочу, чтобы мой муж имел такую власть надо мной.
– И что он, по-твоему, сделает, когда поймет, кто ты на самом деле?
– Не представляю. Возможно, раз еще не догадался, то и не поймет.
Фалада искоса смотрит на меня:
– Он знает, что у тебя подпись принцессы.
Я проглатываю ругань, проклиная себя. Ну конечно, он знает, что у меня ее подпись. Моя подпись. И кто мог ее повторить? Точно не какая-нибудь горничная. А если я и не Валка, и не прислужница, остается только одно – сама принцесса. Я отчаянно мотаю головой. Ну почему я совсем не задумывалась над тем, что ему говорила? Почему я вообще не способна думать? Если бы не боялась его так сильно, то соображала бы, что творю. Но… как он тогда меня отпустил?
– Что ты станешь делать, когда он предъявит тебе правду?
– Не знаю.
Я поднимаю глаза на Фаладу, но он только молча смотрит в ответ.
– Ну какая из меня принцесса? – возмущаюсь я. – Валка достаточно рассказала о придворных – я была бы среди них чужой, будто и впрямь родилась и выросла в пастушьей семье. Гусятница из меня выходит намного лучше, чем получилась бы принцесса.
Фалада негромко фыркает.
– Ты сама решаешь, кто из тебя может получиться. Пусть Валке и больше по душе роль принцессы, но ты бы справилась с ней стократ лучше, если бы пожелала. – Он легонько толкает меня носом в плечо. – Но ведь беспокоит тебя совсем не это, да?
Я потираю руку в том месте, где раньше под рукавом таился шрам – теперь уже Валкин. Я никогда не говорила о жестокости брата с Фаладой, да и вообще ни с кем. Но все это, весь этот удушливый страх – навсегда пустившее корни наследие жизни с ним. Кестрин меня не бил – пока. Но давать ему над собой власть я готова не больше, чем возвращаться домой к брату.
– Алирра?
– Я боюсь Кестрина, – приходится наконец признаться. – Боюсь того, что он может со мной сотворить.
– Думаешь, он может сделать тебе больно?
Я вспоминаю мощь его подавленной ярости. Тогда Кестрин чуть не сорвался на жестокость, и все-таки кулаки – не главное его оружие.
– Навредить можно по-разному. Фалада, он угрожал казнить меня за обман. Не думаю, что в самом деле поступил бы так, но не знаю. Если он способен бросаться такими угрозами… – Я качаю головой. – Никакая я не принцесса. Мне не понять придворных игр, не защититься от Кестрина, особенно если мы поженимся. И это не самое худшее.
