Я потянула носом воздух, и поняла, что именно меня смущало все утро. К запаху пищи все это время примешивался терпкий аромат.
20.2
Повернув голову, я увидела в проеме полуоткрытой двери в гостиную кадки с цветами. Много кадок. Столько, что из спальни не рассмотреть где они заканчивались. А в них горели румийские розы, именно «горели» из-за своего редкого окраса. Темной основы и желто-оранжевых сполохов по лепесткам. Настоящий огонь, а не цветок.
Нет, не может быть он… Скала совершенно не похож на слащавого ухажера. Иначе бы я решила, что мои слова насчет «мало огня» приняли близко к сердцу.
— А к-хто принес? — очень трудно говорить и есть одновременно, но если очень хочется, то при должном упорстве можно все на свете. Это говорил мой папа, Упрямец Хельвин, когда пытался найти редкое южное растение или пригласить давно сгинувшего в трактирной драке знаменитого глотателя шпаг. Вместо последнего на Проводы зимы приехал его сын, с таким же остроносым хитрым лицом и необычайным аппетитом на железо. Так что по мнению отца, разницы никакой не было, отчего желание можно считать исполненным.
— Доставщики приходили, — пробормотала Анифа, доставая свою крошечную тетрадку и аккуратно умещая ее на краешке столика. — Целая толпа набежала. Кадки даже в коридоре стоят, к нам уже все соседские горничные заглянули. Интересовались чья свадьба. Я им сказала, что это мы вчера договорились о надыке, старинном южном обычае. Когда девушку одаривают, чтобы посмотреть ее улыбку.
— О-о-о, — сказала я. — И чью улыбку хотят увидеть — твою или Мириам?
— А почему только наши? Твою тоже сто лет никто не видел, — сказала Мири, уже проглотившая лакомство и теперь довольно жмурящаяся. — Лицо может и открыто, но такое холодное и сосредоточенное, словно прицеливаешься. Хотя некоторым мужчинам это нравится. Вон за тобой же следил какой-то громила. Волосы у него были странные, как темная кровь.
— А, знаю. Это Палач из Балинштоков, он мне после турнира следящего Червя подсадил.
Первый голод уже прошел, и можно было, вытерев руки салфеткой, прилечь на подушки. Обычно я не люблю на них валяться, но сейчас тело гудело, голову подкруживало, так что лучше не дергать судьбу за усы.
— Червя? — недоуменно спросила Анифа. — Надо было отказаться, Ханичка. Это же, наверное, неприятно?
Оставленная на кровати родовая книга хлопнула страницами. Пра явно возмущалась, что я выдаю информацию дозированно, ничего не объясняя.
— Девочки, — неопределенно начала я, стараясь не косить глазами на книгу. — Мне нужно кое-что вам рассказать. Важное. Про нашу семью… — я осторожно подбирала слова, чтобы правильно подготовить сестер. Рассказывать им о Пра было опасно. Учитывая говорливость обеих, плохое знание здешних правил и мое постоянное отсутствие. Но предупредить нужно. Чтобы кто-нибудь хитрый и жестокий не смог их обмануть, выманив «бесполезную книжицу». — Я узнала из-за чего на нас напали по дороге и кто посмел ворваться в Посольство Эльвинеи. Некий имерский коллекционер признался, что хотел присвоить артефакт Хельвинов. Но не знал точно как он выглядит и поэтому потрошил и забирал все подряд. Гектор сегодня допросит этого престарелого вора, и мы узнаем всю историю в деталях, а также вернем свои вещи.
— Слава Асцилии, — выдохнула Анифа.
— И наши драгоценности? — Мириам сцепила ладони у груди.
Папа любил их баловать и часто одаривал южными украшениями, дорогими, крупными и бесполезными. Зато родовые сокровища Хельвинов делались из редчайших камней — эфиров. Тех самых, что, как я узнала, в глубокой тайне добывались в наших шахтах, наравне с обычной рудой.
Те, что попроще используют при изготовлении светильников, бытовых устройств, подпитываемых магией. А чистыми и крупными кристаллами — ремонтируют стелы, чинят древние или редкие по силе артефакты, которые все работают исключительно на эфирах. Подозреваю, что сверкающий узор из драгоценной пыли на браслетах сестер создан тоже из этого магического камня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Надеюсь, драгоценности, одежду и деньги нам вернут полностью. — Я неохотно поднялась с подушек и поплелась за ширму, где, не дожидаясь помощи горничных, принялась переодеваться в свободное домашнее платье. Мягкая материя приятно скользила по телу. Я приподнялась на цыпочках и потянулась, разогревая мышцы.
— Ох, сколько же сумасшедших на свете, — судя по бубнящему голосу, Мириам добралась до недоеденной мной булочки. Когда мы были маленькими, мачеха говорила, что некоторым не вуаль нужна, а плотная повязка на рот. Но потом Мири выросла, привыкла танцевать по нескольку часов в день и даже при такой любви к сладкому, она сохраняет гибкую ладную фигуру. — Не было у нас никакого бумажного артефакта, а этот безумец нам жизнь испортил, что за несправедливость!
Я вышла из-за ширмы, подошла к кровати, где нервничала Пра и, подхватив книгу, погладила по затрепетавшим страницам.
- Даже не думай им обо мне рассказывать! — тут же нервно сказала Пра.
— Все будет хорошо, — мягко сказала я. И подняла томик, демонстрируя сестрам. — Артефакт существует. — В следующее мгновение книга щелкнула обложкой, едва не прищемив мне палец, и попыталась выскользнуть на пол. Пришлось засовывать возмущенную семейную ценность подмышку, чтобы она нас не выдала. — Но коллекционер действительно был не в себе, он считал, что охотится не за обычной записной книжкой, а за волшебным Трактатом Тысячи Душ. Представляете? Думал, что он желания исполняет.
Я мысленно хмыкнула, призывая Пра присоединиться к моему праведному возмущению. Но… книга, до этого еле заметно подергивающаяся, вдруг резко затихла.
— Тысячи Душ, — с намеком повторила я, постучав пальцем по переплету. Дескать, ау-ау. Почему молчим? — Бред, конечно, но какая бы странная причина ни была у похитителей, я прошу вас, девочки, быть настороже и никому не доверять, наши вещи — не отдавать.
Мириам поднялась, изящно потягиваясь.
— Мы бы и без твоих просьб не отдали, не с себя же платья снимать. У нас все равно ничего нет. Если бы меня сейчас кто-нибудь спросил об исполнении желаний, я бы попросила побыстрее вернуть украденное.
— Вот поэтому наследницы из Мири никогда не выйдет, — пробурчал в моей голове голос Пра. — И хватит меня трясти и царапать, Лидия, еще обложку повредишь. Не исполняю я никаких желаний, по крайней мере напрямую. Но мудрость поколений, которая заключена на этих страницах, позволяет, при определенных усилиях, добиваться многого. Как говорил наш с тобой общий предок лорд Фердинанд дас Хельвин, по прозвищу Таран, если результат еще не достигнут, немедленно утрой усилия.
— Тысячи Душ, — повторила я, подбросив томик в воздух и поймав его в последнее мгновение. Не то, чтобы я была специалистом по пыткам, но приснопамятный Таран был и моим предком — успокаиваться, не достигнув цели, я не умела.
— Прекращай, Лидия! Это всего лишь глупое название. Да, родовой артефакт когда-то так именовали. Потому что все Хельвины, владеющие книгой, невольно оставляли в ней слепок своего разума. Все мы ютимся под одной обложкой и, когда приходит время выбирать наставника для юного наследника, вспыхивают целые баталии. Тебе, например, несказанно повезло, что выиграла я…
Я недоуменно уставилась на книгу. То есть кроме моей Пра в ней притаился кто-то еще? И сейчас нас слушает, наблюдает за происходящим, а раньше видел как я переодевалась…
Пра фыркнула.
— Не говори глупости, я бы не дала подглядывать за тобой этим старым маразматикам. Артефакт вытаскивает для общения только одну сущность, самую подходящую, с которой наследник может быстрее найти общий язык. Кроме того, некоторые души проявляются спустя очень долгое время или не проявляются вообще. Хотела бы я сказать пару неприятных прямых слов твоему отцу, но его пока нет.
Папа… Я замерла, прижимая томик к груди. Неужели… у меня есть шанс снова его услышать? Безумный, невероятно неожиданный шанс спросить его, почему он не поговорил со мной, прежде чем оставлять нас одних. Нас, растерянных, не приспособленных к жизни девчонок, не знающих мира вне стен родного замка.
