— Мы можем в машине поговорить, — предложил он.
— В какой еще машине?
— В моей, — с неприкрытой гордостью ответил он. Прямо засветился весь сразу.
Боже, этот дурак неисправим!
— Она там, за воротами лагеря стоит, моя японочка, — продолжал он хвалиться. — Пойдем?
— Ещё чего! Никуда я с тобой не пойду.
Пришлось вести его в свой домик. Потому что каждый, кого мы встречали по пути, оглядывал его с жадным интересом. Ну и меня в связке с ним, а это было жуть как противно.
— Ты тут живешь? — осмотрелся он, когда мы зашли ко мне. — А что, неплохо! Даже шикарно, я бы сказал. Получше нашей хаты, да, Мариш? Тесновато только, но у нас и там не хоромы…
— Ты говори быстро, что хотел сказать, и проваливай, — пресекла я его разглагольствования.
— Мариш, ну не злись, — он снова состроил жалкую гримасу.
Черт, не понимаю себя — ну как я его терпела целый год? Почему я не видела, какой он… ничтожный? Где были мои глаза?
— Рома, у тебя десять минут.
Он вздохнул, снова огляделся.
— Присесть-то хоть можно?
— Садись.
Он плюхнулся в кресло.
— Мариш, я понимаю, почему ты злишься. Я не предупредил тебя, что уехал. Оставил тебя в неизвестности. Но пойми, я не мог, не было возможности вернуться и сказать тебе… Я сам от этого мучился. Думал, позже найду способ сообщить, где я, или вообще тебя забрать к себе. Извини, пожалуйста, что заставил тебя поволноваться. Не злись, а? Мариш… Я так страшно рад тебя видеть. Так соскучился!
— Не пойму, ты совсем дурак, что ли?
Ромка насупился.
— Чё?
— Ты серьезно считаешь, что вся беда только в том, что я за тебя волновалась?
Теперь он захлопал глазами. Он и впрямь не понимал!
— Тебе ни разу за полтора месяца не пришла в голову мысль, что хозяева разбитого мерседеса будут трясти деньги с меня?
— Почему с тебя-то? При чем тут ты? Я же разбил…
— То есть быстренько сбежать из города тайком, наплести своим родителям с три короба и еще денег у них взять, ты живо сообразил? А подумать о том, что эти бандиты после твоего побега выйдут на меня, ты не удосужился? Ты же всем растрепал: моя невеста, моя невеста! И до сих пор продолжаешь эту чушь нести.
— Почему чушь?!
— Материться хочется… Меня из-за тебя чуть не грохнули. Я чудом от них вырвалась. Какой, к чертям, жених?!
— Мариш, я правда не знал. Даже не подумал… Прости меня. Я всё исправлю! Честно, у меня деньги есть. Я все порешаю. Прямо завтра же поеду в Иркутск, встречусь с ними…
— Порешает он, — усмехнулась я с горечью. — Да откуда у тебя такие деньги?
— Не, ну у меня не вся сумма, конечно, но дофига уже. Да я щас все расскажу, ты слушай. Я чё и сбежал-то, чтобы денег раздобыть. У меня же кореш есть в Улан-Удэ, ещё с армейки остался. Он давно меня к себе звал. Ну я к нему и рванул. Рассказал ему, типа вот, попал на бабки, выручай. А у него тоже есть кореш со своей автомастерской. И ему как раз нужен был ещё один человек, чтобы всё умел, чтобы в тачках разбирался, чтобы и сам был такой, серьезный, конкретный. Ну вот меня они и взяли к себе. Днем мы работали как обычно, а ночью… — Ромка посмотрел на меня так, словно собирался открыть страшную тайну. — Только это… Мариш, чё щас скажу — ты никому. Вообще никому. Ладно? А то кердык будет.
Меня такая вводная сразу же напрягла. Даже дослушивать не хотелось.
— Короче, мы там с серьезными пацанами мутим. Там целая схема. Они тачки под заказ угоняют дорогие. Пригоняют к нам, ну а мы…
— Всё, не хочу больше слушать.
— Да погоди ты. Это реально тема! Считай, за полтора месяца я поднял на этом бабла столько, сколько у Иваныча за два года… да даже бы за пять лет столько бы не поднял у него. Вон, я ж сказал, тачку себе купил. Ну с рук, конечно. И не на ходу она была. Но я же чё? Не пальцем деланный. Починил, все дела. Теперь она зверь. А! Ещё мобилу себе прикупил, прикинь? Сименс.
У Ромки сразу же опять загорелись глаза. Он сунул руку под воротник и вытянул сотовый телефон, висевший у него на шее на шнурке.
— Зацени-ка.
Я посмотрела на него, не находя слов. Но он и так, видимо, понял мои ощущения. Его самодовольная улыбка тут же сползла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А что ты его под ветровку прячешь? Носи на груди как орден, а то никто ж не видит, что у тебя есть мобильник.
Он вдруг обиделся.
— Сотовые, между прочим, так и носят. Просто дождь был ночью… — пробурчал он, потом спохватился: — А, ну так вот, мы с пацанами за месяц вообще подняли бабла... ну, кучу целую. Прикинь? Пахали, конечно, как кони, но зато…
Он приподнял край ветровки и довольно похлопал по туго набитой барсетке на поясе.
— Тут, правда, не только мои бабки. Кореш одолжил ещё.
— Зачем ты мне всё это рассказываешь? Ром, мне вообще без разницы, где ты, как ты, понимаешь? Тем более я не хочу даже знать про всякие незаконные делишки. От всего этого мне просто противно.
— Да чё такого-то? Мне надо было раздобыть бабло. Срочно. Честным путем, Мариш, это невозможно. Или тебе хотелось бы, чтобы меня прикопали?
— Мне ничего не хочется. Ни видеть тебя, ни слушать. Зачем ты вообще сюда притащился?
— А как иначе-то, Мариш? Я как увидел тебя в новостях, так всё, сразу же с пацанами договорился и погнал сюда. Я же не знал, как ты, вдруг тебя покалечило. Вдруг тебе нужна…
— Я уже слышала эту трогательную речь.
— Ну вот. Я к тебе приехал. Мы же с тобой…
— И напрасно. Нет никаких мы. Всё, Рома, ты уже час тут переливаешь из пустого в порожнее, даже больше, тебе пора. Я тебя выслушала, всё.
— Мариш, ну пойми. Я хотел, как лучше. Если бы я остался, то не заработал бы ни копейки, вообще не было бы шансов. А так — я сейчас съезжу, договорюсь, они от тебя отстанут. Ну а я буду им платить кусками. За полгода такими темпами рассчитаюсь. Или даже раньше.
— Я рада за тебя, езжай, договаривайся. Я тут при чем?
— Ну мы же не чужие друг другу!
— Чужие, Рома. Теперь — чужие.
— Ну прости меня, Мариш! Я накосячил, да. Серьезно накосячил. Но я же исправлю всё. Давай вернемся вместе и начнем все заново? Или давай в Улан-Удэ рванем? Хорошо будем жить, я тебе отвечаю!
— Рома, послушай меня, просто чтобы ты не тратил свое и мое время. Даже если бы ты меня не предал, я все равно за тебя не вышла бы. Я не люблю тебя. Ну а так ты всего лишь всё упростил и ускорил.
— Ты сейчас назло мне это говоришь. От обиды.
Боже, дай мне терпения!
— Уезжай. Я уже всё сказала.
— Я без тебя не уеду.
— Тогда сюда придут охранники и вышвырнут тебя за ворота.
— Мариш… ну я же люблю тебя… Я всё это ради тебя же…
Я молчала, борясь с раздражением.
— Мариш… ну пожалуйста…
И снова этот взгляд побитой собаки. Раньше я и правда жалела его, нередко уступала, когда он делал такое лицо. Но теперь у меня эти ужимки вызывали лишь отвращение.
Ромка сокрушенно покивал головой, с несчастным видом вновь оглядел комнату, даже носом шмыгнул. Потом посмотрел на книгу, которую я сейчас читала — она лежала на столике, как раз рядом с креслом, где он сидел.
— Психология межличностных взаимоотношений, — прочитал он вслух по слогам название. — Интересная?
— Положи на место.
Но он открыл книгу и увидел записку Тимура.
Я тут же отобрала ее вместе с книгой, но он уже, конечно, успел прочесть. Воззрился на меня недоуменно. Даже глаза сделались круглые.
— Кто это тебе пишет? У тебя тут кто-то есть? Поэтому ты меня отшила?
— Никого у меня нет. А тебя я отшила… я уже тебе всё объяснила. Уйди уже, Чичерин!
— Нет, скажи честно. Ты в этом лагере себе другого нашла, да?
— Я ведь уже сказала, — начала заводиться я не на шутку, — никого я не нашла и никого у меня нет. Я просто с тобой, именно с тобой больше не хочу иметь ничего общего.
— Никого нет, а записку кто написал?
— Не твоё дело.
— Всё ясно, — он запыхтел шумно и часто.
— Ну если тебе все ясно, уходи.
— Погоди, покурю. Такие новости надо перекурить.
