Рейтинговые книги
Читем онлайн Ненаписанные романы - Юлиан Семенов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40

У Розенгольца остался сын, маленький еще мальчик, - на нем потом и играли, сломить было нетрудно, трагедия с дочерью постоянно рвала сердце...

В дни, когда решалась судьба Серго, Берия приехал за его старшим братом Папули Орджоникидзе. Старого большевика пытали в кабинете Берия, здесь же и застрелили; перед смертью Папули выхаркнул кровь на роскошный том "К истории большевистских организаций Закавказья" - шедевр Берия как литератора и историографа.

...И тем не менее тучи над его головой сгущались; после того, как Сталин вписал в показания героя гражданской войны Серебрякова: "шпионы готовили террористический акт против выдающегося ленинца товарища Берия", народный комиссар внутренних дел, "совесть партии" Николай Иванович Ежов понял: вот он, конкурент!

И - отдал приказ на арест Берия.

Будучи от природы человеком узкого кругозора, истинный выдвиженец Сталина, в партию вступил после Октября, опыта борьбы не имел, - пытки ленинцев в подвалах не в счет, садистские развлечения, а не опыт, - Ежов отправил ордер на арест наркому внутренних дел Грузии Гоглидзе.

В тот же час Берия, меняя маршруты своего поезда, составленного из четырех "пульманов", выехал в Баку, оттуда - потаенными ветками - рванул к Москве: зеленый свет дал Каганович: не мог простить Ежову убийства братьев, боялся за себя, понимая, что на очереди все те, кто знал Сталина до Революции.

(Об одном из героев моего романа "Бриллианты для диктатуры пролетариата" Савельеве-Шелехесе Лазарь Моисеевич заметил, странно усмехнувшись: "Чистый был человек, тоже попал в нашу мясорубку, мог бы работать и работать, настоящий большевик".

Сказав про "мясорубку", Каганович показал своими большими руками, как вертелись эти жернова, в которых хрустко перерезались шейные позвонки братьев, жен, ближайших друзей, героев страны, подвижников революции; сказав так, он, вздохнув, усмехнулся, хотел что-то добавить, но - внезапно замкнулся.)

В Москву Берия приехал в час ночи, подгадал, что Сталин еще в Кремле текущую работу закончил, готовится к завтрашнему дню; Берия запомнил, как в Тбилиси, в двадцатых, в день их первой встречи, проводив его в особняк, поинтересовался, когда делать завтрак и что приготовить для работы, Сталин усмехнулся: "Бог даст день, Бог даст пищу... Тут не работать надо, а пахать... Всю Грузию надо - после меньшевиков с их паршивой независимостью перепахивать: с потом и кровью... Ишь, почему я не говорю с ними по-грузински?! - вдруг обратился он к какому-то невидимому собеседнику. Пусть сами учат русский! Не захотят - заставим; откажутся - перестреляем; насилие в определенных ситуациях - тоже путь к счастью..."

Из Москвы Берия практически не уезжал - был назначен заместителем Ежова, постепенно перевел сюда свою гвардию - Меркулова, Деканозова, Гоглидзе, братьев Кобуловых, - с ними как за каменной стеной; расстрел Ежова провел спокойно: малыш метался по камере, молил о встрече с "дорогим Иосифом Виссарионовичем", был быстр, как зверь, пули, казалось, его не брали, хотя "сталинка" сделалась бурой и ощутимо теплой от крови...

Провел несколько показательных процессов против ежовцев, расстрелял "врагов народа, нарушавших социалистическую законность, поднимавших руку на лучших ленинцев", выпустил из тюрем около семи тысяч человек; в стране пошли разговоры: "что значит пришел человек Сталина! С ужасом тридцать седьмого покончено раз и навсегда, правда восторжествовала!"

Никто, правда, не знал, что накануне его назначения наркомом расстрельщики работали днем и ночью, подчищали камеры, уничтожая тех, кто не станет молчать, когда выпустят...

Затем Берия перенес свою деятельность за рубеж: организовал убийство Троцкого, вызвал из Германии всех советских разведчиков и расстрелял их в подвале - даже не допросив: надо было крепить дружество с Гитлером не словом, но делом; запретил Шандору Родо все контакты с его друзьями-антифашистами в Европе.

(Шандор Радо, руководитель советской разведывательной группы в Швейцарии, передававший в Москву, Берия, сообщения о том, что говорил Гитлер на совещаниях в Ставке через час после того, как Кейтель объявлял заседание закрытым, был арестован на московском аэродроме.

- Я ведь в "шарашке" сидел, - рассказывал мне Радо, - Солженицын человек весьма талантливый, но его же среди нас не было, в "шарашке" держали только членов партии, ученых с мировыми именами. Берия к нам приезжал довольно часто, кое с кем из зеков здоровался за руку, интересовался работой, особенно слушающей техникой, так что наивные включения ваших свободолюбцев, пускавших на всю мощь радио, чтоб их не записали, уже тогда были фикцией: мы научились отделять шепот говоривших крамолу от музыки или голосов дикторов... Берия высоко оценил нашу работу - прибавил питание, приказал продавать не только маргарин, но и сливочное масло.)

Отправил послом к Риббентропу своего старого и верного друга Деканозова; немедленно сажал тех, кто осмеливался говорить о возможном нападении нацистов: "Я не разрешу травмировать Хозяина паникерскими разговорами маловеров!"

Именно он в ночь на двадцать третье июня арестовал военных, которые должны быть объявлены виновниками нашего отступления, - ими оказались как раз те, кто бил тревогу по поводу неминуемости агрессии: Рычагов, Смушкевич, Штерн, Мерецков.

Именно он - в конце сороковых, - чувствуя, что Сталин отодвигает его от органов, наладил свою личную слежку за каждым шагом Хозяина: Саша Накашидзе, работавшая в доме генералиссимуса, сообщала ему о том, когда, кто и сколько раз звонил Хозяину, о чем с ним говорил, кого он приглашал, сколько времени проводил за столом с гостями, как на кого глядел, кого чем угощал.

Поняв, что с ним может произойти то же, что случилось с Вознесенским и Кузнецовым, что готовилось против Молотова, Ворошилова (английский шпион) и Микояна, внес в "дело врачей" свой поворот: его агенты в Кремлевской больнице отменили все те лекарства, к которым привык организм генералиссимуса за тридцать лет. Маленького, одинокого рябого старика, полного новых замыслов процессы в России, продолжение чисток в Праге, Варшаве, Софии, Будапеште, Берлине, Бухаресте, Тиране, начало нового курса в Пекине, устранение Тито, начали продуманно и методично убивать лучшей фармакологией, привезенной из-за рубежа "для укрепления здоровья самого великого человека нашей эры".

(В свободное от работы время Берия отправлял своего порученца полковника Саркисова на "вольный поиск": тот привозил ему девушек с улиц или же сановных матрон; Берия был галантен, обаятелен, бесконечно тактичен и добр; с актрисами "расплачивался" Сталинскими премиями.

Главный хирург Советской Армии Александр Александрович Вишневский рассказывал мне, что в камере, на шестой день после ареста, Берия начал онанировать; на замечание охраны ответил:

- Это потребность организма, я ничего не могу с собой поделать... Насколько, я помню, правилами внутреннего распорядка в наших тюрьмах это не запрещается...)

Когда Берия сообщили с Ближней дачи, что Сталин не откликается на звонки, он приехал туда, сострадающе посмотрел на растерянных Молотова, Кагановича, Хрущева и Булганина, обернулся к охранникам:

- Ломайте дверь!

И в первых же его словах, когда он увидел старика, лежавшего на ковре, было ликование:

- Тиран пал!

...После ареста Берия был, конечно же, объявлен английским и югославским шпионом, диверсантом, агентом Тито.

Смешно, понятно, со сталинизмом бороться сталинскими методами: через два года Хрущев, Булганин и Микоян отправились в Белград, к товарищу Тито, извиняться за произвол генералиссимуса; о "шпионе" Берия не вспоминали, полагая, что люди уже все забыли.

Народ все помнит, только говорит редко, отучили его говорить, зато предметно объяснили, как следует таиться...

О чем же говорит судьба Берия?

Во-первых, о том, что принцип подбора кадров "под себя" неминуемо кончается трагедией. Гарантия тому - капризная секретность выбора, да и самодержавность самого посыла.

Во-вторых. Если по-прежнему в наших учреждениях останутся отделы кадров, возможен приход новых берия и абакумовых, ибо в задачу нынешних кадровиков не вменено искать по стране Личностей, но лишь проверять надежность анкет тех, кто им спущен сверху: естественный отбор талантов подменяется искусственным созданием покорной номенклатуры.

Традиция показушной "личной преданности", столь характерная для нашей многовековой истории, обходится в дискуссиях о будущем стыдливым молчанием: видимо, по сию пору не хотят задевать традиции, а они ведь разные, традиции-то...

В-третьих. Если мы не научимся участвовать в открытой конкуренции политиков, выраженной платформой, встречами с избирателями - не для бурных оваций, а для деловых дискуссий, следствием которых будет не арест, но корректировка общей линии, - традиция посмертных реабилитаций станет нашей самой устойчивой внутриполитической традицией.

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ненаписанные романы - Юлиан Семенов бесплатно.

Оставить комментарий