Но ей же тоже надо хоть чуть-чуть развеяться. До закрытия магазинов и отправления автобуса оставалось еще полчаса. Совсем недалеко, на обсаженном деревьями прямом проспекте есть парфюмерный и большой винный магазины. Одинаково заплатила за маленький флакончик, который положила в сумку, и за коробку с шестью бутылками молодого шипучего вина. Любезный продавец сделал ручку из веревки, чтоб удобнее было нести. Словом, она управилась быстро. Духи купила те, которыми пользовалась — очень экономно, — когда жила с Марио. Недавно прочла в журнале, что ими душилась великая оперная певица Мария Каллас. Они с Марио ее просто боготворили, считали верхом совершенства. Какой голос, какая широкая натура! Осанка и нос как у настоящей королевы. А сколько нежности и трагизма в глазах — такие бывают только у слепых пророчиц. Эта женщина была образцом мужества и в своем восхождении на сцену, и в своем горе, когда потеряла голос.
До закрытия магазинов оставалось еще минут десять. Проходя мимо одной распахнутой двери, Тоска увидела стоящие в ряд вазы с цветами и декоративными растениями. Зашла и спросила, сколько будет стоить доставка цветов на побережье. Обошлось недешево, но кутить, так кутить. Она заказала дюжину красных роз на длинных стеблях. Написала свой адрес на конверте и на вопрос цветочницы: «А открытку?» — улыбаясь, ответила, что и так обойдется. Сказала, какого числа доставить, и в последний момент передумала: купила открытку, нацарапала что-то и запечатала конверт.
Люди на улице спешили по делам или праздно гуляли. Пока шла к автостанции, не почувствовала на себе ни одного взгляда. Меня не замечают, подумала Тоска и этой мысли, как ни странно, обрадовалась. В сумке французские духи, в коробке вино, обыкновенная женщина, приехала в город за покупками. И поступь сразу стала увереннее. Здесь ее никто не знает и она — никого. Здесь она как все. Другое дело у себя в городке: там на узких улочках каждый человек на виду: «добрый день», «добрый вечер», «как здоровье», «как семья» — невозможно остаться незамеченной. Под взглядами встречных ей всякий раз хотелось исчезнуть, вжаться в стену, надеть шапку-невидимку. Но она собиралась с духом, гордо шествовала мимо, и все разговоры смолкали при ее появлении. А в спину неслись смешки, ехидный шепот. Тоска до боли стискивала зубы, представляя, какие мерзости про нее говорят. Но смотрят всегда как будто сквозь нее, как будто она не живой человек, привидение. Для них она тоже не существует, но совсем иначе, чем здесь: эти незнакомые люди заживо ее не хоронят. Она села в автобус, ощущая приятную усталость. Сделала все дела, даже малость развлеклась и теперь возвращается домой к своим питомцам. Вот им она нужна и потому всегда будет заботиться о них в меру сил. Только с недавних пор почему-то не хочется по утрам открывать глаза, когда Фифи или Бисси тянут ее за волосы, разметавшиеся по подушке. Конечно, они очень ласковые, внимательные и умные, но все их причуды, пороки и добродетели она знает наперечет. Может быть, от этого материнское чувство просыпается в ней все более неохотно. Ничего, потерпят. Она тоже имеет право на маленькие капризы.
Придется сократить расходы, решила она, иначе не дотяну до конца месяца. Стану покупать им поменьше мяса и печенья. Они могут обидеться: променяла их на какие-то духи, — ну и пусть, она и так уж всю пенсию тратит на этих кровопийц. А может, и поймут, если объяснить. Подумала и тут же посмеялась над собственной наивностью. Как же, поймут! Животные, как и люди, никогда не прощают эгоизма, а Тоска очень дорожила уважением своих кошек… Завтра же, сказала она себе, пойду в магазин и накуплю специальной кошачьей еды — к черту скупость! А в конце месяца будет видно. Она удобно устроилась на сиденье и одними глазами спросила у кондуктора, можно ли закурить.
Городок снова поразил ее унылым запустением. Яркие вывески и рекламы тщетно пытались оживить пейзаж, подобно тому как состарившийся, надоевший публике клоун не вызывает больше смеха. Даже чайки не кружили под свинцово-серым небом. Наверно, дождь собирается: проезжая, она видела, как стая птиц примостилась на уступе скалы.
Странно, казалось бы, это низкое небо над скучной дорогой, это затишье, заставившее умолкнуть немногих пассажиров, должно и ее подавлять, но Тоска, наоборот, чувствовала себя как в защитной оболочке. Сидела развалясь, спокойная и независимая. У нее есть хорошее вино, изысканные духи, она даже пожалела, что не купила новую кассету для магнитофона. Укутала потеплее шею шерстяным шарфом и решила сегодня приготовить немного макарон с соусом. Пусси и Бисси тоже наверняка обрадуются такому разнообразию. А Фифи, скорее всего, выразит протест. Вот у кого поучиться твердости характера! Кого любить, с кем дружить, когда спать, что есть — только она имеет право это решать. Тоска была уверена, что из всей троицы Фифи скорее поймет и одобрит утреннее транжирство в городе. Мне хорошо, с удивлением подумала она и вспомнила, что есть такая разновидность легкого сумасшествия, очень модная в высшем свете. Как же это называется?.. Слишком мудреное слово… Недавно вычитала его в статье о молодом умершем режиссере, которого сгубили наркотики, спиртное и секс. Неделями работал без отдыха, а потом столько же сидел, надувшись как сыч. Временами чуть с ума не сходил от счастья и тут же впадал в отчаяние… Циклотимия, вот. Так назвал эту болезнь актер, его друг, когда рассказывал в интервью о безудержном веселье Мастера, способном превратить туманную северную улицу в карнавал Рио-де-Жанейро. А его меланхолия могла испортить другим праздник, как град убивает урожай винограда. Я тоже, наверное, такая. Да. Попеременно то в депрессии, то в эйфории. Разозлившись, она закурила еще сигарету. Ерунда! Как будто и то и другое можно пощупать. «Привет, эйфория!», «Спокойной ночи, синьора депрессия!». Вот теперь у нее депрессия, на душе пусто. А всего лишь два месяца назад готова была петь, если звонил телефон и ее куда-то приглашали. Бог с ней, с циклотимией, пускай ею богатые утешаются, у кого в жизни всего полным-полно. Я же просто несчастная женщина. Вот если избавлюсь от пустоты и отчаяния, то, может, и скажу: у меня циклотимия. К черту эти премудрости! Мне хорошо, и все тут!
День в бывшем царстве Миммо кончился. И когда Тоска наконец погрузилась в сладкий, как мякоть спелого персика, сон, на полке серванта осталось только пять бутылок вина.
9
Через три дня вино кончилось: повестка из суда пришла раньше, чем она предполагала. «Нацистка» затеяла процесс и дала своему адвокату точные указания. Даже не дождалась ответа — ведь закон на ее стороне. Судопроизводство уже шло полным ходом.
Этот дом всегда доставлял больше хлопот, чем выгоды, — хозяйка сама сказала об этом Тоске, когда выговаривала за кошек.
Теперь Тоска бесповоротно утратила независимость, которой еще несколько дней назад, в городе, наслаждалась, словно нежданно свалившимся чудом. Нетвердой рукой она поставила в тетради почтальона закорючку — расписалась в получении. Сердце колотилось где-то у горла. С этого момента уже ни на секунду не могла успокоиться: ей надлежит явиться в суд накануне Рождества. В Ассоциации ее предупредили, что до передачи дела в суд у нее будет время, и посоветовали не откладывая начать подыскивать себе другую квартиру. Тем более мертвый сезон, до лета далеко и, вполне возможно, кто-нибудь в городке даже обрадуется возможности заполучить квартирантку на целый год. Ну да! Им, городским, легко говорить. Да за три летних месяца можно выручить больше, чем сдавая внаем на год. Не может она жить в постоянном страхе перед новым выселением. Положим, сейчас ей повезет, а летом опять начнется та же история: хозяева в сезон просто шалеют от денег. К тому же — в этом ей не хватало смелости признаться — никто здесь не пожелает приютить кошатницу. Она опять представила улыбочки, язвительные реплики мужчин за картами (ведь это из-за Бруно они решили отравить Миммо). Она так запугана, что не сумела поговорить начистоту с вежливой молодой женщиной, написавшей ей текст ответа. Да та все равно бы не поняла, где ей! Перед ней в двух папках были аккуратно сложены документы, стояли остро отточенные карандаши и пластмассовая коробочка с отрывными блокнотами. Пепельницы на столе не было, и женщина недовольно поморщилась, когда Тоска попросила разрешения закурить.
— В общественных местах не курят. — И тут же ехидно добавила: — И потом, я же пишу, что у вас эмфизема легких!
В первый вечер, совсем отчаявшись, положив на колени сероватый конверт из суда, она решила: хватит трястись от страха. Надо обойти всех тех, кто каждый год в начале февраля вывешивает объявления о сдаче квартир. Внутренне похолодела и, опорожнив вторую бутылку, отказалась от этой мысли.
Хотя на следующее утро все-таки пошла в старую часть городка, где почти все пускали жильцов. Побродила взад-вперед по главной улице, пока не заметила, что из окна кто-то впился в нее острым и холодным, как лезвие бритвы, взглядом.
