Зал заседаний был переполнен. Первый ряд на галерее отгорожен для прессы. Оставшиеся шесть рядов, справа и слева, переполнены любопытной публикой, которая хотела собственными глазами увидеть известную наркопринцессу. У задней стены зала даже добавили два дополнительных ряда для тех, кто был согласен провести на ногах весь день. За стенами зала люди ждали, не освободится ли случайно место на галерее. Охранник сказал Бену, что некоторые тут ждут с шести часов утра. Бен не мог в это поверить – ведь всего-навсего уголовный процесс, а не театральная премьера. Но на этой неделе в Тулсе премьер не предвиделось, и все устремились на процесс.
Перед глазами Бена рябило море лиц, но немногие казались ему расположенными дружески. Бен с трудом упросил Джонса остаться в офисе, отвечать на звонки и продолжать изучать документы из офиса Рейнольдса. Лавинг до сих пор так и не появился. Оставалось надеяться, что его не найдут на дне реки Арканзас с бетонным грузом на ногах.
На галерее Бен увидел Марго Ломбарди. Нормально, в конце концов, она вдова убитого.
Марго сидела в первом ряду в солнцезащитных очках. Видимо, не хотела, чтобы ее узнали. Хотя винить ее не в чем.
Перегнувшись через барьер, он окликнул ее:
– Миссис Ломбарди?
– Да? – удивленно откликнулась она.
– Не мое дело вам советовать, но раз вы находитесь в зале заседания, вас могут вызвать давать показания.
И напомнить жюри, что Ломбарди был женат, подумал Бен.
Вот будет здорово!
– Мольтке меня уверил, что этого не случится.
– Мадам, – придвинулся ближе Бен, – ваш адвокат Квин Рейнольдс скрыл документы, которые, я полагаю, могли бы сыграть решающую роль при защите Кристины.
– О... Господи. Вы ему об этом говорили?
– Да. Неоднократно. И все-таки он отказался представить эти документы. Мне пришлось привлечь независимую сторону, чтобы их получить. В результате у меня нет свидетеля, который мог быть хранителем этих документов и свидетельствовать об их идентичности.
– Я могу вам помочь?
– Если я с этим обращусь к Рейнольдсу, то уверен, что он мне откажет. Но вы его клиентка, и если обратитесь с этим вы...
– О... понимаю.
– Вы сможете это сделать? От этого зависит жизнь моей клиентки.
Марго явно колебалась. Пальцем она водила по подбородку:
– Если мой адвокат не хочет, чтобы вы видели эти документы, то у него, очевидно, на это есть причина.
Бен сжал челюсти.
– Видите ли, мое финансовое положение сейчас очень ненадежно... Если мой адвокат полагает, что это не в моих интересах, я доверяю его мнению.
Эти рассуждения были ему знакомы: адвокат ссылается на клиента, а клиент – на адвоката.
Раздраженный и расстроенный этим ответом, Бен вернулся к столу, где сидела обвиняемая.
Мольтке продолжал играть на публику. Энергия била в нем через край. Он был полон энтузиазма. Ему явно казалось, что процесс уже у него в кармане. Он чувствовав вкус победы, а за ней маячило место в сенате.
А почему бы и нет? – подумал Бен. Подобные уголовные процессы всегда бывали прекрасной рекламой для прокурора. Здесь он мог порезвиться вволю. Все эти телевизионные сказки о судьях и адвокатах, которые отдают все свои силы тому, чтобы не были осуждены невиновные, – просто абсурд. Да они могут засудить любого, кого захотят. Обвинители, полицейские, представители судебной медицины – все они игроки одной команды, и все стремились выигрывать. Принцип презумпции невиновности – это просто неудачная шутка. Прокурор умело манипулировал членами жюри, большинство из которых считало: не будь обвиняемый в чем-то виноват, то и не сидел бы на скамье подсудимых.
Бен посмотрел на часы. Дерик опять опаздывал. Может быть, читал одиннадцатичасовое ходатайство, вновь отправленное Беном, пытаясь найти разумные причины отказа на все его ходатайства. И все же Бен надеялся, что Дерик вынесет окончательно решение по его ходатайству, исключающее всякое подозрение в причастности Кристины к убийству Ленни.
Хотя Мольтке утверждал, что у него имеются важные доказательства, уличающие Кристину, и от него ждали выдвижения против нее обвинений в убийстве, он пока этого не сделал. И до тех пор, пока эти обвинения не были выдвинуты, Бен настаивал на том, что доказательство смерти Ленни никак не может помочь в поисках убийцы Ломбарди, а посему нечего и обсуждать этот вопрос. Дерик же, в духе типично судейской трусости, решил попридержать свое постановление по этому вопросу, "пока вопрос не будет поднят в ходе судебного разбирательства".
– Жаль, что у тебя в первом ряду не сидит красавец муж для моральной поддержки. – Бен игриво подтолкнул Кристину. – Присяжные бы к этому хорошо отнеслись.
– Пардоннэ-муа! – ответила она по-французски.
– Не догадалась взять напрокат? Может, этот товар есть у Барриса в магазине?
Бен улыбнулся, но улыбка оказалась вымученной. Начнется когда-нибудь это заседание?
Наконец он уловил какое-то движение. Бейлиф стал вызывать всех по списку, и в зал вошел судья Дерик. Выглядел он удивительно здоровым, ухоженным, необычайно бодрым и жизнерадостным. Видимо, так на него действовало предвкушение демонстрации своего судейского мастерства, умения владеть огромной аудиторией. Бен всегда подозревал, что в глубине души он был актером.
Вынув из маленькой коробочки таблетку, Дерик бросил ее в рот.
– Мистер Кинкейд, я обдумал ваше самое последнее ходатайство.
– Да, ваша честь?
– Насколько я могу судить, его пункты представляют собой вариации предыдущего. На этом основании они все отклонены.
– Спасибо, ваша честь.
– Джентльмены, есть еще предварительные вопросы, прежде чем мы приступим к отбору присяжных?
– Да, ваша честь, – произнес Бен. – У меня новое ходатайство.
– Вы, наверное, шутите? Разве осталось хоть что-то, чего вы еще не предъявили?
– Да, ваша честь. Я выдвигаю исковое заявление о смене места, в котором должны быть выбраны присяжные заседатели.
– На каком основании?
– Основанием является враждебное досудебное оповещение, без сомнения самым разлагающим образом действующее на умы людей, из которых предполагается выбрать присяжных заседателей.
– Не могли, бы вы уточнить ваше заявление, – промямлил Дерик, забрасывая в рот еще одну таблетку.
– Ваша честь, еще не начавшийся процесс в течение месяца ежедневно обсуждается по трем каналам новостей местного телевидения и в обеих выходящих в Тулсе газетах. Обычно в виде сенсационного материала, а факты освещаются в самом тенденциозном виде. Во всех публикациях они явно передергиваются в пользу обвинения...
– Не оттого ли это происходит, советник, что сами доказательства склоняются в пользу обвинения?
– Это не имеет значения, ваша честь! Уголовные дела нужно рассматривать в зале суда, а не по телевидению или в газетах.
Даже сегодня утром в этом самом зале репортеры выкрикивали заявления, которые уже предрешали вину моей клиентки. Будущие члены жюри все это слышали.
– Могу я ответить, ваша честь? – встал со своего места Мольтке.
– Господин прокурор, не считаю необходимым принять иск.
Советник, вы можете мне показать газетную статью, в которой бы прямо говорилось, что ваша клиентка виновна?
– Нет, конечно. Это дало бы возможность возбудить против них судебное дело.
– Можете вы нам представить доказательства того, что кто-нибудь из граждан – будущих членов жюри так или иначе с этим связан?
– Нет.
– Итак, это ваша обычная манера поведения. У вас нет доказательств предубежденности будущих членов жюри?
Этот суд имеет право действовать по своему усмотрению.
– И я тоже, поверьте мне, советник. Если бы я принимал во внимание ваши весьма неубедительные доводы, то мне пришлось бы каждое дело, попадающее в наш суд, передавать дальше. Ваше ходатайство вновь отклоняется! Конечно, вы сами сможете отвести любого из будущих присяжных, который продемонстрирует во время допроса на предмет выяснения его беспристрастности свою предубежденность к подсудимой. Конечно, в разумных пределах!
– Принято, ваша честь.
– И еще, советник, – повысил голос Дерик, – позвольте заметить, что суд устал от ваших напористых попыток оттянуть начало процесса и не дать свершиться правосудию. Я вновь повторяю, что и впредь ваши несерьезные ходатайства могут быть квалифицированы как неуважение к суду.
Опять работает на прессу, подумал Бен.
– Понятно, ваша честь.
– Надеюсь, советник. Для вашего же, учтите, блага. Ну а теперь приступим!
Перед началом процесса Дерик объявил, что ввиду серьезности выдвинутых обвинений и вопреки принятой обычно в федеральном суде процедуре он позволит адвокатам сразу же допросить потенциальных присяжных.
