Женька говорил спокойно, даже доброжелательно, с улыбкой. Легкой такой, чуть насмешливой улыбкой. Графина словно обожгло. Не отдавая себе отчета, Женька и держался и говорил в манере Грека, того самого мужика, который вот также не торопясь и с улыбкой, превратил Карася в окровавленный мешок. Лучше бы он орал и угрожал.
– Вы нас, ребята извините, ошибочка вышла. Спутали мы вас с другими. Тут такое дело получилось, что на наших наехали приезжие, есть несколько покойников. Ну, тут под горячую руку вы и подвернулись. С вашим, как его…
– Карасем.
– Да, Карасем, совсем погорячились. Вы уж простите. – раскаянья на лице Женьки не появилось, но Графину показалось, что говорит он искренне.
– Что с ним? – решил воспользоваться моментом Графин.
– Все нормально. В больнице, его немного зашили, врач сказал, что недели через две сможет вставать.
– Там еще менты к нему не приходили? – внезапно спросил Пень и вздрогнул, когда взгляд Жени стремительно упал на его лицо. – Должны были же к нему менты прийти, положено ведь?
– Сегодня менты наши заняты. В карточку записали, что он упал со скалы. Случайно. А вот завтра мы его с вами и заберем. Вечером, попозже.
Женя сунул руку в карман легкой куртки и бросил на стол доллары. Купюры легли веером, десять сотенных.
– Чтобы ничего вы на нас не держали – это вместо извинения. Это вам, за беспокойство и за – Женя махнул рукой в сторону перевернутого ведра, – Карасю вашему, само собой, тоже перепадет. С ним Грек лично переговорит. Типа, извинится. Чтоб только без обид, пацаны. Ладушки?
Локоть покосился на Графина, потом на Сявку. Все это было необычно, но не лишено некоего шика.
– Ладно, – сказал Графин, – чего там.
Такое окончание неприятностей его устраивало полностью. Это нормально. Карась оклемается, еще посмеемся вместе над всем этим.
Женя тоже выглядел полностью удовлетворенным. Обернулся к Пню:
– А как ты, еще не передумал подработать у нас водилой?
– Я… это, не знаю, типа, прав у меня…
– Не дрейфь. Тут всех делов – машину с пассажирами перегнать. Километров двести вдоль моря. Завтра приедешь обратно.
– Да я что, я не против, только это…
– Точно, без этого тебя никто и не пошлет, – Женя достал из кармана еще пять сотен. – Вернешься оттуда вовремя – получишь столько же. Нормально?
– Нормально.
– Ну, тогда – по машинам, – Женя встал и потянулся. – Тебя машина ждет на улице, а вас, парни, мы отвезем в лучший кабак города. При гостинице «Юг». Отдохнете и расслабитесь.
Сказано все было мягко, почти ласково, но никто, даже Графин, которому совсем не хотелось идти в кабак, возражать не стал. Графин взял деньги со стола и вместе с Сявкой и Локтем вышел на улицу и увидел знакомый микроавтобус, чуть поодаль темную «восьмерку».
– Тебе сюда, – хлопнув Пня по плечу, Женя указал на «восьмерку», – а вы – в «мерседес». Счастливо погулять. Дверцы микроавтобуса хлопнули, и он тронулся. Пень подошел к легковушке и потоптался возле водительской дверцы.
– Все будет в порядке, – сказал Женя, – отвезешь пассажиров и назад.
Пень посмотрел на заднее сидение. Кто-то там сидел, но кто именно – не понять.
– Куда ехать? – обреченно вздохнув, спросил Пень.
– Сейчас за город, налево. Там все время вдоль моря. Блокпостов там нет, никто тебя не будет останавливать.
– Х-хорошо, – кивнул Пень и открыл дверцу. Сел. Потрогал руль, ручку переключателя скоростей, зачем-то переложил деньги из кармана джинсов в карман рубашки, вынул носовой платок и вытер лоб.
– Да не дрейфь, все будет, как надо, – Женя захлопнул дверцу махнул рукой куда-то в сторону. Из темноты бесшумно выкатилась светлая иномарка, какая именно – Пень не разобрал.
– Жарко.
– Чтоб страшно не было, мы тебя будем сопровождать сзади. Чтоб ты не заблудился. Усек?
– Усек.
– И еще одно, – сказал Женя наклонившись к окошку, – выйдем на трассу – скорость держать не меньше шестидесяти. Притормозишь – матку выверну. Вопросы?
– Нету, – сглотнув, сказал Пень и включил зажигание. «Восьмерка» тронулась с места, вначале медленно, а потом все быстрее, разбрасывая мелкий ракушечник, которым была присыпана дорога.
Женя сел на переднее сидение иномарки:
– Поехали.
«Восьмерка» вылетела из переулка на неосвещенную улицу, не включив фары. Выворачивая руль, Пень краем глаза заметил, как справа приближаются чьи-то фары, пригнулся к рулю в ожидании удара, услышал, как взвизгнули чужие тормоза, и увидел в зеркале заднего вида как свет фар метнулся в сторону, осветив деревья. И еще он услышал глухой удар. Женина машина притормозила возле уткнувшегося в дерево «жигуленка».
– Вот ведь козел, – сказал Женя, – это он и сам так угробится.
Дверца «жигуленка» открылась.
– Живой, – констатировал Женя, – трогай.
Водитель «жигуленка» вылез из машины, посмотрел вслед удаляющимся огонькам, взглянул на светящийся циферблат часов. Он опаздывал в гостиницу. Нужно посмотреть, что с машиной, и только тогда идти или ехать, если машина побилась не сильно, за Дашей.
Володя покачал головой. Палач будет недоволен опозданием, но здесь ничего не поделаешь.
Недоумок чертов, вылетел из переулка как… Как бы там ни было, в гостиницу Володя опаздывал как минимум минут на сорок.
Мусор
Нинка ждала на скамейке возле киоска. Просто сидела и ждала, пока придет участковый. Интересно, подумал Мусор, а как она объяснила дома то, что пошла на ночь глядя?
Не ляпнула, часом, что идет к нему? Не должна. Муж у нее хоть и рогатый, но ревнивый, заводится с полоборота и свободно может Нинке портрет попортить. А если она даже и сказала…
Мусор улыбнулся. Сколько у нее там народу дома? Муж, свекровь и пацан? Три пули. Мусор тронул рукоять пистолета.
Что это с ним сегодня? Словно с цепи сорвался. Всю жизнь заставлял себя приноравливаться к обстановке, отводил взгляд, если сталкивался с более сильным. Даже в ментовку пошел для того, чтобы защититься формой, чтобы погоны заставили окружающих смотреть на него с опаской.
Вначале так и было. Не было видно Игорька Мусоргского из-за мундира и из-под фуражки. Люди сталкивались с ним, а видели только форму. Игорька болтало внутри кителя и сапог, как горошину в стакане. К нему даже неплохо относились, некоторые даже жалели его. И никто не замечал, как растет под серо-синей скорлупой тот, кого потом стали называть Мусором.
А когда заметили – было уже поздно. Уже хозяйничал на участке не старший лейтенант милиции, а Мусор. И уже не мундир определял отношение к нему людей. Мундир превратился в элемент образа, не более. Люди боялись Мусора. Боялись и ненавидели. И никто из них не догадывался, что и он их не только ненавидит, но и боится. Боится до судорог.
Словно ночной кошмар маячила перед ним перспектива столкновения с тем, кто его не испугается. Не испугается – и все. Вдруг найдется кто-то, кто либо не имеет за собой греха, либо не побоится ответить за грехи свои не перед Мусором, а перед законом.
Та же Нинка могла просто пойти к Мастеру и рассказать обо всем. Или даже не к бригадиру, а просто к подполковнику Симоненко. И все, исчез бы неуязвимый Мусор, а появился бы взяточник и вымогатель Игорь Мусоргский. И его стерли бы с лица земли.
И как бы уверенно не выглядел Мусор, в глубине сознания его всегда копошился червячок страха и неуверенности. Он мог заткнуть рты людей только страхом. И только страхом он мог повелевать в своей небольшой вотчине. И только те подчинялись ему, кто слишком низко оценивал себя.
Но были и другие. Та же самая Марина. Он слишком мелок был для нее, для этой бляди высокого полета. Даже тогда, когда еще обслуживала она клиентов по вызову. Попытался Мусор пару раз подвалить к ней, но натолкнулся на стену и отступил. За время работы в милиции научился Мусор разбираться в людях и понимал, кто сломается, а кто будет зубами его рвать. Таких лучше обойти.
Нет, не забывал о таких Мусор, был готов при первой же возможности припомнить все обиды. Еще вчера был таким Мусор.
Еще в кафе, глядя на клочья чужой плоти и ощущая запах крови и пороха, он лихорадочно соображал, какие неприятности могут ему получиться из всего этого. Даже когда хотел смешать с дерьмом Малявку и когда прижал Нинку в киоске – это был прежний Мусор. Мусор, который боялся, что не придавленная гнида будет гадить ему, вершителю судеб.
Даже когда бил Кинутого – это испуганный старший лейтенант наводил порядок на своей территории и отыгрывался на слабом. Только после того, как увидел в багажнике деньги, вдруг произошло что-то с Мусором. Взглянул он на свет другими глазами.
