Отношения Канариса с военным окружением Гитлера осложнялись также тем, что он не видел возможности наладить человеческие отношения с начальником оперативного управления ОКВ генералом Йодлем, который был ближайшим стратегическим сотрудником Гитлера. Между Йодлем, который был «только солдатом», беспощадным милитаристом чистейшей воды и атеистом, с одной стороны, и щепетильным, гуманным, мистически религиозным, оценивающим ситуацию большей частью чисто интуитивно Канарисом, с другой стороны, не существовало никакой духовной близости. Канарис испытывал невольный страх перед Йодлем, а тому начальник разведки казался непроницаемым мечтателем, даже шарлатаном. Гораздо лучше были отношения между Канарисом и Варлимонтом. Сотрудничество в период гражданской войны в Испании сблизило их. Варлимонт нравился Канарису как человек. Хотя другие считали Варлимонта слишком скользким и «напомаженным», для Канариса это не был повод для непризнания. Отклонение от молодцеватого прусского шаблона было ему скорее приятным. «Варлимонт хитрый парень, нестандартный офицер генерального штаба», — сказал он однажды. С его чрезмерной мягкостью и гибкостью Канарис примирился, потому что распознал острый ум Варлимонта. С этим офицером, компетентность которого намного превосходила средний уровень, он охотно беседовал. Он многое доверял ему в надежде, что сказанное таким образом дойдет до Кейтеля, а может быть, и до Гитлера. Кроме того, он ценил то, что Варлимонт, когда военная ситуация ухудшалась, не пытался ввести его в заблуждение, а говорил ему чистую правду. Только непосредственно перед концом деятельности Канариса на посту начальника разведки их отношения утратили эту взаимную искренность. Где-то в конце 1943 г. Канарис однажды сказал своим офицерам: «Теперь даже Варлимонт не говорит мне больше правду». Информации, хотя бы в общих чертах, об истинном положении дел на фронте и о планах руководства Канарис, естественно, придавал огромное значение. Не только потому, что это соответствовало его внутренней потребности быть как можно лучше информированным, но и потому, что разведка может работать в правильном направлении только в том случае, если она знает, каким целям она должна служить. Официально разведка совсем ничего не знала или знала очень мало о своих собственных стратегических планах; гораздо лучше она была осведомлена о своих противниках и их намерениях. Влияние разведки на проведение операций было совсем незначительным и в лучшем случае носило косвенный характер. Все те рассказы, в которых Канарис изображается как один из вдохновителей или даже мозговой центр немецкого ведения войны, являются сказкой, также, как и сообщения, из которых якобы следует, что он передавал планы военных походов через разведку военным противникам. Об этих планах разведка вообще знала только в общих чертах. О крупице истины в этих фантастических историях мы еще будем говорить.
Мы уже видели, что Канарис хорошо понимал слабость их предприятия, которая заключалась в том, что те из генералов, которые, как Гальдер, всерьез планировали свержение режима, не имели в своем распоряжении войск, стоящих непосредственно под их руководством. То же было и у самого Канариса, если бы он, вопреки своей натуре, однажды решился взять на себя осуществление попытки переворота, направленной против Гитлера. «Рождественские Деды Морозы» из разведки — так насмешливые активисты при случае называли основной персонал абвера, большей частью состоящий из отставных офицеров — при всей личной храбрости не были войском, с которым можно было бы отважиться на конфликт с Гиммлером. Одно время во время войны казалось, что положение в этом смысле изменится. Это было так.
Планируя поход на Польшу, генеральный штаб армии поставил перед абвером, а именно перед вторым отделом, ответственным за наступательные операции во вражеской стране, первоначально две задачи. Он должен был, во-первых, помешать полякам взорвать большой мост под Диршау, прежде чем немецкие войска продвинутся до этой стратегически важной переправы. Во-вторых, он должен был предотвратить разрушение важных индустриальных предприятий и рудников в районах Верхней Силезии. Позже разведку освободили от обязанности охранять мост в Диршау. Армия взяла эту задачу на себя. Оставалась задача охранять промышленные предприятия в Верхней Силезии. Эту задачу осуществляло отделение разведки в Бреслау. Для этой цели были использованы так называемые боевые отряды, которые состояли не из солдат, а из агентов, навербованных специально. Это были большей частью люди судетско-немецкого происхождения или «фольксдойче» из Польши. Операция была проведена успешно. В ночь с 31 августа на 1 сентября, за несколько часов до запланированного начала вторжения немецких войск в Польшу, группы боевиков заняли важные учреждения фабрик и заводов, предотвратив в большинстве случаев действия поляков по разрушению, и охраняли их до подхода немецких войск. Впоследствии, однако, был подан целый ряд жалоб от войсковых командиров на то, что члены боевых групп, которые были сугубо штатскими людьми и не подчинялись никакой военной дисциплине, допускали всевозможные выходки и бесчинства, арестовывали по собственному усмотрению и так далее.
По этой причине было решено выделить для выполнения таких же задач в будущем специальную часть войск, в которой хотя и были бы набраны добровольцы, однако они должны были держаться в повиновении. Так осенью 1939 г. была создана так называемая строительно-учебная рота «Бранденбург», названная так по имени места размещения гарнизона — Бранденбурга. Она подчинялась непосредственно второму отделу разведки. Уже с момента основания организации заговорщиков в разведке показалось, что задачи данной войсковой части не должны исчерпываться их официальной целеустановкой, а что она может стать зародышем роты для особых поручений оппозиции. Сам Канарис носился с такими же мыслями. В нем еще были живы воспоминания о 1919–1920 гг., когда он служил в добровольческом корпусе, и он гордился тем, что опять командует войсковой частью. Формирование роты было встречено в СД с недоверием. В Нюрнберге высокопоставленные руководители СД показали, что Гейдрих был особенно озабочен в связи с обучением «бранденбуржцев» прыжкам с парашютом, так как он опасался, что эта войсковая часть в случае необходимости может быть направлена против штаб-квартиры фюрера, чтобы блокировать ее или каким-то другим образом лишить его возможности влиять на политику.
Строительно-учебная рота быстро росла. Уже весной 1940 г. она превратилась в батальон, позже из нее был сформирован полк «Бранденбург», а в 1942 г. — дивизия. В соответствии с задачами полк был разделен на три батальона, из которых один остался в Бранденбурге, районом его действий был восток. В связи с этим он был составлен главным образом из балтийцев и «фольксдойче», происходивших из Восточной Европы, которые хорошо знали ситуацию в Польше и России и по возможности также владели одним из славянских языков. Второй батальон был расположен в Дюрене (Рейнская область); в его задачу входила борьба на западе, то есть в первую очередь против Англии. Среди офицеров и солдат были такие, которые могли говорить по-английски. В Унтер-Вальтерсдорфе под Веной стоял третий батальон, который должен был действовать в государствах европейского юго-востока и который состоял в основном из немцев, венгров и выходцев из Балканских стран.
В качестве войсковой части, находящейся в распоряжении оппозиции, предполагалось в первую очередь использовать стоящий в Бранденбурге батальон. Руководство этим батальоном было поэтому поручено офицеру разведки, который пользовался полным доверием Канариса и Остера. Это был тогда майор, а позже подполковник Гейнц, который специально был направлен в Бранденбург и поэтому был также посвящен во все планы переворота и покушения. Помимо узкого круга офицеров, он и Лахоузен были единственными, кто в октябре и ноябре 1939 г. были посвящены Остером в планы покушения на Гитлера, которые разрабатывались несмотря на отрицательную позицию Канариса. Для осуществления этих планов необходимо было достать взрыватель замедленного действия швейцарского производства. Планы покушения не привели тогда к конкретным результатам.
В целом можно сказать, что идея сделать из Бранденбургского полка воинскую часть оппозиции в целях борьбы с Гитлером оказалась на практике неосуществимой. Правда, Канарис мог бы позаботиться о том, чтобы руководство полком находилось в руках преданных ему офицеров, что также было трудно осуществимо. Но в остальном официальная целеустановка этой части сводила план к нулю. Для выполнения задач, которые были поставлены перед Бранденбургским полком для операций за линией фронта противника, причем если это было возможно, то в униформе вражеских армий, где каждая операция была, говоря на фронтовом жаргоне, «командировкой на небо», могли быть использованы только люди, которые добровольно отдавали свою жизнь за дело, которое считали хорошим и правым. В войне, начатой Гитлером, таких людей можно было найти лишь в рядах слепых почитателей фюрера, если не считать нескольких авантюристов. Как «оппозиционный полк» они меньше всего годились. С этой точки зрения весь план оказался неудачным. И действительно, полк, ставший позднее Бранденбургской дивизией, был немецким вариантом троянского коня или, другими словами, британских «коммандос», которые в последующие годы причиняли немецкому вермахту во всех районах военных действий: в Норвегии и Дании, в оккупированной Франции и также на Средиземном море — столь многочисленные ощутимые булавочные уколы.
