Рената вылезла из кабины, ломая голову, как же транспортировать Николая. Она надеялась, что он все еще спит под действием транквилизаторов и его истинная природа останется незамеченной. Хотя вряд ли Джек сочтет нормальным то, что у нее в фургоне лежит без сознания обнаженный, избитый и окровавленный мужчина.
– Знаешь... э-э... мой друг действительно очень плох. Боюсь, он сам не сможет идти.
– Знаешь, я на своих плечах из джунглей много парней вынес, – сказал Джек. – Может быть, мои плечи немного сгорбились с тех пор, но они все еще широкие и сильные. Я с ним справлюсь.
Пока они подходили к задним дверца фургона, Рената добавила:
– Джек, и вот еще что. Этот фургон... Он должен исчезнуть. Не важно как и куда. Но чем раньше, тем лучше.
Джек коротко кивнул:
– Считай, уже сделано.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Когда Николай очнулся, он не мог понять, почему не умер. Чувствовал он себя ужасно. С трудом открыл в темноте глаза, попробовал пошевелиться – все тело было таким вялым, словно мышцы атрофировались. Он помнил кровь и мучительную боль, арест и пытки, которые проводил какой-то засранец по имени Фабьен. Помнил побег, вернее сказать, кто-то тащил его на себе, а он с трудом переставлял ноги и спотыкался.
Помнил окружавшую его темноту, холод металла, на котором лежал, непрекращающийся грохот барабанов в голове. И отчетливо помнил наведенный на него пистолет, который выстрелил по его команде.
Рената.
Это она держала в руке пистолет. Нацелила на него, защищаясь, потому что он готовился наброситься на нее диким зверем. Но почему же она не убила его, как он того хотел? Но прежде напрашивался вопрос: зачем она вытащила его из реабилитационного центра? Неужели она не понимала, что их обоих могли убить?
Он хотел разозлиться на ее такой безрассудный и дерзкий поступок, но благодарность за то, что он может дышать, пересилила. Дышать – это единственное, что сейчас было в его силах.
Он заворчал и перевернулся, ожидая почувствовать под собой твердость пола. Мягкий матрас и хорошо взбитая подушка под головой. Сверху – легкий плед.
Что за черт?! Где он?
Он поднялся и сел, и тут же у него скрутило все внутренности.
– Мать твою... – пробормотал Нико, едва справляясь с приступом тошноты и головокружения.
– Ты в порядке? – Рената была рядом. Вначале он ее не увидел, пока она не поднялась со стула с драной обивкой и, тихо ступая, не подошла к нему. – Как ты себя чувствуешь?
– Кучей дерьма, – плохо ворочая языком в пересохшем рту, ответил Николай.
Он вздрогнул и поморщился, когда щелкнул выключатель настольной лампы.
– Выглядишь лучше. Значительно лучше. Глаза вернулись в норму, и клыки исчезли.
– Где мы?
– В безопасном месте.
Он оглядел странно и беспорядочно загроможденную комнату: разрозненная мебель, у одной из стен – пирамида из складских контейнеров; между двумя картотечными шкафами – живописные полотна разной степени завершенности. Дальше небольшая ванная, полотенца с цветочными рисунками и старомодная ванна на ножках в виде звериных лап. Но особое внимание привлекло окно без ставней как раз напротив кровати. За окном была глубокая ночь, но утром комната будет залита солнечным светом.
– Человеческое жилище, – произнес Николай.
Прозвучало как обвинение, хотя никого обвинять он
не хотел. В том, что он оказался в такой ситуации, была только его вина.
– Рената, где мы, черт возьми? Что вообще происходит?
– Ты был в ужасном состоянии. Было опасно куда-либо ехать в медицинском фургоне, с заходом солнца агенты и, возможно, Лекс начали бы активные поиски...
– Где мы? – требовательно повторил вопрос Николай.
– В социальной гостинице для трудных подростков, она называется «Дом Анны». Я знаю ее хозяина. Вернее, знала раньше... – Горечь, отчаяние и еще какие-то смешанные чувства отразились на лице Ренаты и тут же исчезли. – Джек хороший человек, ему можно доверять. Здесь мы в безопасности.
– Он человек?
– Да.
«Ну просто отлично, лучше некуда», – подумал Николай.
– Он знает, кто я? Он видел меня... в том состоянии?
– Нет. Я насколько смогла укрыла тебя пластиковой пленкой, которую нашла в машине. Джек перенес тебя сюда, ты спал под действием транквилизаторов. Если помнишь, я выстрелила в тебя, но пистолет был заряжен не патронами, а дротиками. Джеку я сказала, что ты очень болен, поэтому находишься под действием лекарств.
«Теперь понятно, почему я не умер», – подумал Николай.
– Он не видел ни твоих глаз, ни клыков, а когда он спросил о глифах, я сказала, что это татуировка. – Рената показала на рубашку и спортивные брюки, лежавшие на столике у кровати. – Он принес тебе одежду. Как только он загонит фургон в какой-нибудь кювет, он вернется и попробует подобрать тебе обувь. В ванной полный набор туалетных принадлежностей. Джек всегда готов к новым постояльцам. Хотя, ты знаешь, у него только одна зубная щетка, ты не против, если мы одной будем пользоваться?
– Господи, мне нужно выбираться отсюда.
Николай отбросил одеяло и взял со столика одежду.
Он не особенно твердо держался на ногах и, когда надевал брюки, потеряв равновесие, плюхнулся голым задом на кровать. Голова кружилась.
– Мне нужно связаться с Орденом и доложить. Думаешь, у твоего хорошего человека Джека есть компьютер или мобильный?
– Сейчас два часа ночи, – напомнила ему Рената. – В доме все спят. Кроме того, я не уверена, что ты достаточно окреп, чтобы спуститься по ступенькам. Тебе нужно еще полежать и набраться сил.
– К черту все эти церемонии, мне нужно вернуться в Бостон, и как можно скорее. – Сидя на кровати, он надел брюки, затянул потуже завязки – брюки оказались ему изрядно велики. – Я и так слишком много времени потерял. Не хочу ждать, чтобы кто-нибудь приехал сюда и пнул меня под вялый зад...
Рената взяла его за руку, немало удивив этим:
– Николай, с Мирой случилась неприятность.
Никогда раньше Нико не слышал, чтобы она говорила так серьезно и с таким отчаянием. Рената была по-настоящему расстроена. Впервые он увидел брешь в неприступно-холодной крепости, которую женщина воздвигла вокруг себя и в которой пряталась.
– Мира в опасности, – сказала Рената. – Агенты забрали ее с собой, когда приехали тебя арестовывать. Лекс отдал ее вампиру по имени Фабьен. Он Миру ему... продал.
– Фабьен... – Николай чертыхнулся. – В таком случае ее, скорее всего, уже нет в живых.
Он не ожидал, что Рената в ужасе вскрикнет. В ее возгласе было столько боли, что Николай пожалел о беспечном высказывании своих мыслей. Не желая того, он нащупал болевую точку неуязвимой Ренаты – маленькая девочка была ее слабостью.
