– Я улетаю в Москву. Разве ты не хочешь проводить меня?
– Мне приехать к вам?
– Нет. Приезжай прямо в аэропорт. Сейчас.
– Еду. Президент осторожен как обычно. Поездка в Москву вызвана именно этой осторожностью – пусть все события происходят без него, всегда имеется возможность свалить потом вину на другого и покарать. И даже само нежелание разговаривать по телефону о делах вызвано теми же причинами. И приказ – это не просьба, а именно приказ – приехать не в приемную, а сразу в аэропорт может означать только одно – в приемной у кого-то сильно растопырены уши.
Водитель и охранники опять не успели пообедать. Но такая уж у них служба…
До аэропорта ехать дольше, чем до здания администрации, но Шерхан все равно приехал раньше президента. Через пять минут подъехал к выезду на летное поле большой бронированный джип «Линкольн». Открылась передняя дверца, вышел охранник. С другой стороны вышел водитель. Охранник сделал Шерхану знак рукой.
При его приближении к машине открылась дверца заднего сиденья.
Президент смотрел слегка насмешливо.
– Здоровье позволяет быть активным?
– Я стараюсь.
– Похвально. Что за третья сторона подключилась к поискам?
– Я не знаю. Но постараюсь быть осторожным.
Несколько секунд президент сомневался или собирался с мыслями перед произнесением следующей фразы. И все-таки собрался:
– Ладно. О безопасности позаботится Хамзат. Он умеет это делать лучше Казбека. Он всегда стреляет на секунду раньше того, как выстрелят в него самого. Аллах дал хорошую реакцию… А я вот собрался тебе пожаловаться…
– Я вас слушаю.
Шерхан невольно поморщился. Ему показалось, что президент осведомлен о недавней беседе в кабинете прокурора города во всех подробностях. Президент спросил:
– Что морщишься?
– Сел неудобно. Рана дергает.
Удобный повод, который грех не использовать.
– Пусть так. Значит, собрался я пожаловаться. Как ты сам считаешь – хорошо, когда какие-то люди, пусть и с деньгами, но без власти, начинают дергать президентом, словно своей игрушкой? И даже смеют нагло угрожать ему…
Шерхан вопросительно поднял брови.
– Вот-вот, я тоже считаю, что это нехорошо. И если им дать один раз сесть себе на шею, они с нее не слезут, – он потер свою сильную бычью шею. – Слишком московские парни обнаглели. Они начинают мне указывать. И этот твой господин Сайдулла не чувствует границ приличия. Начинает повышать на меня голос. Мне это не нравится. И я подумал, что таким деньгам не очень хорошо уходить куда-то в Афганистан или в Москву. Будет гораздо лучше, если они начнут работать на благо Чечни. Ты как думаешь?
– Я согласен с вами.
– Вот-вот… У тебя как раз намечены хорошие планы. Я буду совсем не против, если с господином Сайдуллой что-то случится… Когда человек не чувствует ситуацию, с ним часто что-то случается, и у тебя есть такой надежный человек, как Хамзат, который, при всей своей исполнительности, очень гордый и не терпит, когда им помыкают. А господин Сайдулла ведет себя с ним, как со слугой. Даже я Хамзата могу только попросить. И я иногда прошу его об услугах. И никогда не приказываю. Он такого не любит. Ему даже Дудаев не приказывал, хотя генералы приказывать любят. Кто такой Сайдулла в сравнении с Дудаевым?…
– Я понял, – согласился Шерхан с тем, что сам уже решил про себя.
– Я закрою глаза на некоторые вещи. Ты понимаешь…
– Понимаю…
– А ты будешь делать свое дело. Но за услугу, которую я тебе оказываю, ты выделишь миллион на мою долю и полмиллиона на долю Хамзата. Это не много. Я мог бы попросить половину, но не буду жадничать. Ты согласен?
– Я согласен…
Шерхану хотелось скрипнуть зубами, но он сдержался. Охотников на деньги оказалось гораздо больше, чем он предполагал. Но так бывает всегда. Если хочешь сам иметь – умей делиться. Иначе все потеряешь.
– Вот и прекрасно. Но деньги все передашь мне. Я сам расплачусь со своим помощником.
– Я понял.
– На этом можешь пожелать мне успешного полета.
Шерхан пожал на прощание протянутую руку.
ГЛАВА 6
1
Вопрос с утренней поездкой решился быстро. При появлении Разина Страхов поднял глаза от толстой папки с каким-то делом и зачем-то постучал по столу тупым концом карандаша.
– Что из Грозного? – спросил Разин.
– Наше начальство на удивление охотно пошло навстречу, – ответил, сам с некоторым удивлением в голосе, капитан. – Они тоже, наверное, понимают, что снег, если грянет, всю операцию испортит. И не понимают другого…
– Чего? – Подполковник усмехнулся, заранее зная недовольный ответ, потому что общий тон разговора со стороны Страхова не подбадривал спецназовца.
Усмешка еще больше рассердила капитана, который ответил даже зло:
– Что это не засылка агента, который тоже рискует, но все же имеет больше шансов выиграть, чем проиграть. А в вашем случае шансов на выигрыш меньше, чем на проигрыш, и потому я одобрить такое не могу. Волки голодны и злы. Они могут еще принять у себя, с некоторым недоверием, похожую на них мастью дикую собаку или даже прирученного волка. Но волкодава они живьем не выпустят.
– Вся штука в том, что они рассчитывают получить не волкодава, а безопасную овцу… И не ждут от овцы никаких неприятностей – она кажется им беззубой. Мне, конечно, не очень нравится носить овечью шкуру – не по нутру она мне, но я человек терпеливый. И хорошо понимаю, что иногда терпение гораздо важнее умения вовремя выстрелить.
– Я боюсь показаться назойливым, но вы, товарищ подполковник, просто не понимаете, на что себя обрекаете…
– Я вижу разницу между тем, чтобы попасть в плен к Шерхану Дзагоеву и попасть в плен к группе «диких» боевиков, живущих в горах. Те, в самом деле, волки. А Шерхан, как бы он ни рядился в волчью шкуру, просто-напросто шакал.
– Этим он еще опаснее. Он всегда готов к удару исподтишка. И если настоящим волкам уже нечего терять, и оттого они могут себе позволить игру, когда неизвестно за кем останется победа, то Шерхан Алиевич – человек известный и с устоявшимся выгодным положением. Он министр уже в третьем правительстве. Считается хорошим специалистом. Имеет авторитет. Несомненно, имеет и претензии на больший пост. И при этом хитрый, изворотливый интриган. Для вас уже прислали его психограмму, – капитан достал из стола и протянул два листа принтерной распечатки. – Он ни за что не выпустит вас живым… Это будет конец всем его амбициям и его успешной, долго выстраиваемой карьере. Не захочет такой человек ничем рисковать…
– Пусть не хочет. Вы в преферанс когда-нибудь играли?
– В молодости… При чем здесь преферанс?
– Тогда должны знать, что весь преферанс сопровождается поговорками. Одна из них говорит: «Кто не рискует, тот не пьет по утрам шампанское».
– У нас говорили – «не похмеляется шампанским».
– Не в этом суть. Никогда не выигрывает по-крупному человек, боящийся риска.
– Чаще выигрывает тот, у кого расчет более верный.
– Далеко не всегда. Я встречал очень рисковых игроков, которые, случалось, и проигрывали, но потом все равно оказывались победителями… Я сам из таких. Говорили, что я везунчик. Но я и в жизни всегда поступаю так же. И оказываюсь в числе победителей. Это, Николай Николаевич, проверено неоднократно. И потому я могу позволить себе рискнуть. Тем более что от меня не ожидают резких телодвижений.
– В каком смысле?
– Я провел небольшую подготовку. И довел до сведения предполагаемых террористов свое скверное состояние здоровья. К вашему сведению, у меня предынфарктное состояние. И мне настоятельно рекомендован постельный режим. Вот они и будут меня держать в постели, чтобы я не умер до того, как меня обменяют на Меченого.
Страхов посмотрел на подполковника долгим взглядом.
– У меня нет уверенности, что такой обмен входит в планы Шерхана… Когда-то брат заменял ему отца, но потом Шерхан надолго остался без присмотра брата, учился в Москве, окончил в Москве аспирантуру, защитил диссертацию, и все это самостоятельно, используя только собственную изворотливость. Мне кажется, что Шерхан тот человек, который может пожертвовать и братом, лишь бы получить такую значительную сумму денег.
– Это не бесспорное утверждение. Законы адата в каждом чеченце сидят твердо. Они традиционно имеют даже большую силу, чем законы ислама [18]. Родственник обязан помогать родственнику. Не говоря уже о брате. Тем более в ситуации, когда старший брат выполнял функции отца.
– Почитайте, товарищ подполковник, внимательно психограмму. Она многое поможет понять. В том-то и дело, что в формировании характера Шерхана Алиевича четко просматривается два вектора, действующих в различных направлениях. С одной стороны, старший брат – мужчина, воин и патриот – пытался привить младшему свои черты характера. В противовес этому действовала мать. Она когда-то надеялась на высокую карьеру своего мужа, бывшего партийного работника, но муж рано умер. И свою мечту она перенесла на младшего сына. Где брат проявлял твердость, граничащую с жестокостью, мать противопоставляла этому мягкое умение выжить, не подозревая, что делает из сына лицемера. Оказавшись один в Москве, Шерхан совершенствовал эти качества. Не будем скрывать, что столичные нравы способствуют этому. И я боюсь, что для него адат – это только способ вовремя воспользоваться ситуацией и отказаться от нее, когда она становится невыгодной.
