— Почему ты моя? — неожиданно прошептал он… и сердце мое перестало биться. Не только потому, что он сказал это, а и потому что увильнул от ответа.
Хотелось надуться. Хотелось брыкаться и кричать. И в то же время, Калеб никогда не делал что-то просто так.
— Ты уже надулась, — констатировал Калеб выдохнув устало в мои губы, а за тем легко и нежно прикоснулся к ним. — А теперь подумай, по какой причине я не могу сказать, что-то вслух в доме, наполненном вампирами.
Я виновато зажмурилась. Дура! Глупая дура! Ну как я могла об этом забыть?! Забыть в каком мире живу! И среди кого живу!
— Я…Калеб…прости… — мне стало стыдно больше прежнего. От чего стало трудно смотреть ему так прямо в глаза.
— Не смей так делать, — строгий тон Калеба и слова обратили мое внимание на него. Ну конечно он должен быть зол, но чтоб так?! Раньше Калеб со мной так не говорил.
— Не смей себя обвинять в том, что сомнения в твоей душе посеял Прат. Ты же потому начала спрашивать о девушках, не так ли? Стоило ему выйти и тебе захотелось сделать что-то бунтарское. Но не потому, что ты такая, а потому, что он несет это в себе!
Мне тяжело было смотреть Калебу в глаза, и осознавать свою глупость, я хотела положить голову ему на плечо, но… неожиданно Калеб не дал мне этого сделать. Он удержал мою голову и, глядя на меня, заговорил:
— Была в году 1980 Тэффи,…она казалась мне не такой как все — веселой, интересной, сказочно красивой, но это лишь с начала. Через год ей надоело быть со мной, ей не нравился Грем, и к тому же она начала догадываться о нашей сущности, а я начал сомневаться стоит ли ее обращать, и потому Грем воспользовался своим даром и убедил в том, что нам стоит расстаться. Я, конечно же, мог сделать это не так красиво, но мы были к тому времени еще и хорошими друзьями, как то не хотелось портить воспоминания о нас. Приблизительно месяц я думал, что все еще люблю ее, но так случалось только в дни дикого одиночества, когда даже картины не спасали, а Грем горевал, что очередная попытка найти Патрицию провалилась. Но новая девушка стерла о ней воспоминания, по крайней мере, то плохое, что было к концу отношений.
Была ли я признательна, ему за этот отрывок из его жизни, о котором я ничего не слышала, в тот момент я понять не могла. Но мне стало легче. Значит и раньше Калеб все же пробовал строить с кем-то отношения.
— А откуда ты знаешь, что со мной будет не так? Мы ведь не расставались на продолжительное время?!
— Просто знаю, — Калеб не стал развивать эту тему дальше. — Все-таки нам нужно идти. Там уж некоторые персоны беспокоятся, куда мы пропали.
«Некоторыми» наверняка был Прат, он не мог упустить шанс, отомстить мне хоть как-то за сцену на кухне. В его понятии, я должна была тут же послать к черту Калеба, и вместе с ним развлекаться по дискотекам Лондона. И почему раньше я не замечала всего этого в нем? Злости, безразличия, черного неблагодарного эгоизма? Единственное, что все еще совпадало с моими воспоминаниями о нем, так это его любовь к семье. Любовь, частичная, в том понятии как ее понимает он, было единственным, чем он дорожил в мире. Пока что я не знала, как он относится к Соне и Рики, но, думаю, мне об этом не стоит переживать: Грем, Терцо и Самюель не спустят с детей глаз, пока не убедятся в искренности Прата относительно детей.
— Да уж, думаю пора.
Когда Калеб снял меня со стола, я поняла, как долго просидела на одном месте. Мышцы затекли, а ноги не сразу захотели разгибаться.
— Смотрю, ты хочешь, чтобы я целый день носил тебя на руках? — Калеб насмехался, видя, как я морщусь при каждом шаге. Ну что ж, юмор это обоюдоострое лезвие!
Я остановилась и медленно потянулась, вытягивая руки вверх, прекрасно осознавая, как оголилась при этом узкая полоска кожи на животе, а грудь натянула ткань кофточки, от чего та стала хорошо очерчена.
Калеб покачал головой и все же не смог удержаться и не провести рукой по животу, а затем поцеловал меня так страстно и крепко, как о том мечтала я.
— Кажется, Прат прав — я тебя явно испортил.
Улыбнувшись, я последовала за ним, сосредоточившись на том, как приятно кружиться голова после поцелуя. Поэтому и промолчала после его слов. Какая мне разница, что там сказал Прат? Если бы Прат действительно разбирался в людях, он стал бы счастливее. Но он просто не умел сострадать или радоваться, не умел, поэтому за ним по жизни тянулся шлейф смертей.
Когда-то Прат говорил что успокоиться, если найдет ту самую, единственную, и обзаведется своим собственным «курятником», как и Терцо. Но я знала Прата, даже лучше чем Терцо и Самюель, и даже лучше Ричарда, и понимала, даже если он встретит особую девушку — это ничего не изменит. Он не просто так оставался один сотни лет, он упивался этим — девушки нужны были для того, чтобы кто-то говорил, как он хорош. Просто раньше им восхищалась я, не осуждала, была с ним заодно, и при этом оставалась безопасной, не могла в него влюбиться, потому, что оставалась его дочерью, племянницей, его ребенком, хотя он и не любил признаваться в этом.
Надеюсь, он не станет нам в отместку якобы искать себе здесь пару.
— Всем привет!
Я чувствовала себя неловко, когда мы входили в гостиную, сейчас придется отвечать на вопросы, следить за Пратом и за Гремом с Евой. Вечер предстоял не самый веселый на моей памяти. К тому же я не очень была рада видеть Сеттервин, но и к ней нужно будет проявить любезность. Калеб должен был понимать меня, и все же упрямо подталкивал к дивану, где сидели Бет, Теренс и Сеттервин.
— Почему так долго, вам что не хватило времени в Чикаго, чтобы побыть вдвоем? — Бет как всегда была прямолинейна. Щеки мои вспыхнули под взглядами членов моей семьи и друзей.
— И как вам поездка? — Теренс не стал уподобляться своей девушке, и постарался быть ненавязчивым.
Я села возле него, чтобы он отделял меня от Сеттервин и ее любопытных глаз.
Неожиданно я поняла, что в комнате воцарилась тишина. Все смотрели на меня, и кажется, ожидали какого-то ответа.
— Э…ну поездка, можно сказать, удалась… — нервно оглянувшись на Калеба, я не заметила его в комнате. Чтобы не сидеть без дела и не смотреть на эти странные лица, я спустилась на ковер, где играли Соня и Рики, уже не так весело, как делали бы это днем. Глазки слипались, и Соня каждый раз начинала раздраженно кудахтать, если Рики отбирал понравившуюся ей игрушку.
Когда я опустилась рядом с ними, борьба за игрушки прекратилась, теперь они нашли новый объект для мучения. Да уж, это была плохая идея прятаться от взглядов за детьми — детки творили со мной теперь что хотели, я была похожа на взлетный пункт для них.