— Ну уж, — неожиданно скептически отозвалась Оля на его последние слова. — Знаю я вашу мужскую дружбу… Все это только на словах, за бутылкой водки, а на деле вы, мужчины, готовы друг другу перегрызть горло почище зверей. Из-за всего — из-за женщин, из-за карьеры, но прежде всего — из-за денег! В основном — из-за денег!
Антон возмутился. Неужели можно подвергать сомнению их с Ломакиным дружбу? Да они с детского сада — не разлей вода! Да они друг за друга — горой!
— Тем не менее твой друг, владелец ресторана, — богатенький Буратино, — парировала Оля, цедя багровое, как тучи на закате, вино. — А ты — бедный программист!
Тщетно Загорский доказывал, что не в деньгах счастье, что, кроме денег, в жизни есть еще и интересная работа, и миллион других прелестей, которые невозможно купить за деньги. Что Коля тысячу раз предлагал ему стать администратором ресторана «Красный петух» в надежде обрести верного и надежного помощника, но Антон отказался. Зачем это ему надо? Зачем ему головная боль? Зачем ему становиться на скользкую дорожку, обстреливаемую со всех сторон? Нет, ему и так хорошо… А что до денег, то что может явиться более ярким примером доверия, чем та кругленькая сумма, которую отдал ему на хранение его друг…
Оля фыркнула:
— Подумаешь, пару миллионов дал тебе подержать, а ты уже раздуваешься в размерах!
— Между прочим, — гордо парировал Загорский, — эта пара миллионов занимает стандартный «дипломат» почти доверху. И не деревянными, а натуральными гринами!
Он с удовольствием увидел, как глаза Оли изумленно расширились. Но она тут же пренебрежительно дернула плечом и скептически заметила, подливая ему вина:
— Если это и так, то уж извини, не понимаю, чем твоя квартира надежнее банка? Или сейфа? Что-то мне мало верится!
— Верь не верь, а оказывается, что надежнее… Во-первых, всю сумму можно забрать сразу и наличными, в любой момент — хоть днем, хоть ночью. А в банке могут и не выдать ее по первому требованию. Да еще и тайна вклада, сама понимаешь, не слишком-то у нас соблюдается… Во-вторых, сейф в банке априори означает место, где хранятся ценности, и, следовательно, представляет лакомый кусок для воров. А кому придет в голову грабить бедного программиста?
— Ну, знаешь, есть такие квартирные грабители, которые не гнушаются стащить драные подштанники у столетней старушки, а уж таким чемоданчиком точно не побрезгуют!
— А кто тебе сказал, что я храню его дома? — Пары вина сгущались в голове разошедшегося Загорского. Он уже не мог остановиться… Бархатные ласковые глаза смотрели на него так внимательно и нежно… Мягкая рука доверчиво покоилась в его ладони, а впереди была ночь, полная страсти и неги… — Я держу его в надежном месте, специальный тайник в подполе, на даче… Никто об этом не знает. Надежно, как в банке…
— Верю, верю… Послушай. — Оля придвинулась к нему ближе. Он чувствовал, как ее волосы щекочут его лицо, от этого ему становилось жарко и весело. — Пойдем отсюда, а? Пошли купаться! Ночью, голыми… Хочешь?
— Хочу, — с готовностью согласился Загорский. — Пошли!
Он встал, слегка покачнулся. Ресторанные столики завертелись вокруг, а стойка бара почему-то придвинулась вплотную. Ритмичный гул музыки звучал как будто вдалеке, хотя динамики стояли около столика.
— Ты знаешь, у меня первый разряд по плаванию, — слегка заплетающимся языком говорил он Оле, которая выводила его из ресторана. — Меня, между прочим, на Всесоюзные соревнования брали, а я не поехал!.. На фига мне эти соревнования сдались, если я и так плаваю, как… как… — Он почему-то не мог вспомнить, как кто.
— Как топор? — рассмеялась Оля.
— Да, как топор, — покорно согласился Загорский. — Ой, нет, что ты… Как рыба!.. Да, как рыба!.. Селедка!
— Пряного посола?
— Ну почему сразу пьяного? Я не пьяный. Просто мне весело…
Они быстро спускались вниз по тропинке к морю. По той самой тропинке, около которой недавно состоялось их романтическое знакомство. Антона слегка заносило вправо, но справа был забор, и поэтому он, ударившись плечом, сразу же возвращался на первоначальную траекторию.
Наконец спуск закончился, и они вышли на пляж. Пляж был совершенно пуст. Немного штормило, волны с грохотом накатывали на берег, потом нехотя отползали, шипя пеной, чтобы в следующую минуту обрушить на гальку новый удар. Огромные валуны около пристани были почти полностью скрыты бурлящей водой. По небу неслись рваные тучи, в их просветы выглядывал тревожный серп луны и виднелось звездное небо. От пронизывающего влажного ветра Загорский немного протрезвел, но своей решительности и бесшабашности не потерял. Чуть пошатываясь, он с серьезным видом стал расстегивать брюки.
— Люблю шторм! — прокричала Оля, стоя по колено в воде. Ее сбивали с ног и толкали в спину волны, окатывая с ног до головы кипящей пеной, но она только смеялась. Платье в одно мгновение промокло и прилипло к бедрам, но она этого как будто не замечала, что-то возбужденно крича в темноту.
Антон аккуратно сложил одежду на берегу, как будто собирался спать, и придавил ее сверху камнем, чтобы не унес ветер. Остывшая галька холодила ступни. Он, дрожа от ветра, приблизился к кромке прибоя, и ледяная волна сразу же окатила его с ног до головы.
Оля уже стягивала с себя абсолютно мокрое платье.
— Здорово, правда? — закричала она, стараясь заглушить грохот бурного моря. — Давай до буйков и обратно!
— Ха, до буйков! — презрительно хмыкнул Загорский. — До буйков даже ребенок доплывет. Я — до сетей и обратно.
— Я с тобой! — крикнула Оля. Она уже по пояс зашла в воду и с трудом удерживалась на ногах под напором волн.
Метрах в ста от буйков находилась песчаная коса. Вода в тихие дни там хорошо прогревалась, и на отмель приходила греться рыба. Местные жители обычно ставили там переметы, а хорошие пловцы доплывали до сетей, чтобы постоять и отдохнуть на косе, чуть ли не в середине Черного моря.
Ежась от пронизывающего ветра, Антон решительно вошел в воду и поплыл. Волны его тянули назад, но он, рассекая под углом пенистый гребень, упорно продвигался в открытое море. Проплыв метров тридцать, он еле-еле различил среди горбящейся черной воды буек, который то подпрыгивал на волнах, то исчезал из виду. Уцепившись за его скользкую вершину, Антон огляделся. Очков на нем не было, и все, что находилось далее вытянутой руки, терялось в ревущем и бурлящем мраке.
— Эгей! — прокричал он, одной рукой держась за буек, а другой махая в темноту. Тело отдыхало, взмывая вверх-вниз на волнах, как на качелях.
Через несколько минут светлое пятно показалось в темноте — взмахивая среди волн руками, к буйку медленно приближалась Оля. Она тяжело дышала. Сейчас, с мокрыми волосами, она напоминала русалку, вынырнувшую из пенящихся волн.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
