тяжёлых свинцовых туч полуденного солнца, пустошь.
— Твоя правда. Абсолютно не на что глядеть. И никакая засада тут абсолютно невозможна. Можешь сказать арьергарду, чтоб не бдили столь добросовестно. Нападения с тыла не предвидится. Вокруг на тридцать миль ни единой живой души.
— Нет уж, солнышко моё. Незачем расслаблять контингент уверениями в том, что вокруг — безопасно. Им лишний тренаж не помешает, да и бдительность настоящий солдат не имеет права ослаблять никогда.
— Блинн… Забыла, что ты у нас — «добросовестный» и «занудный» служака. Старающийся всё делать правильно, и соблюдать указания Уставов и Наставлений.
— Не нужно иронизировать. Я обычно стараюсь не «соблюдать наставления», а держать глаза и мозги — открытыми. И действовать по ситуации. Стараясь при любых условиях сохранить жизни доверенных и доверившихся мне людей. Моих подчинённых.
— Знаю. Не обращай внимания. Это я от беспросветности ситуации и скуки ворчу и придираюсь. — она дёрнула плечом, — И прекрасно понимаю, что это — тупые и бессмысленные придирки. Но — сделать с собой ничего не могу. Я ведь женщина.
— Знаю. Вижу. Видят это и тысяча с лишним отборных кобелей там, сзади. — он кивнул себе за спину, — Поэтому я поражаюсь твоему терпению.
— В смысле?
— В смысле: ты же наверняка видишь их скабрезные и пошлые мысли по отношению к тебе. И их зависть — ко мне.
— Хм-м… А ты умней, чем кажешься с первого взгляда… Ладно, шучу. — его действительно одарили задумчивым взором, — Ты вполне умный. Ну, для твоего уровня образования. То есть — практичен и рационалистичен. Как любой нормальный мужик. Кругозора тебе немного не хватает. Вот если б ты был столь же начитан, как тот же лорд Юркисс, ты смог бы делать такие же трезвые и грамотные выводы о любых вещах столь же успешно. Только — быстрее. Ведь ты молод, и твои мозги и работают быстрее.
— Не нужно подогревать моё тщеславие. И карьерные амбиции.
— Почему? Нужно же хоть что-то в тебе подогреть, дорогой? А то я же вижу: ты перемёрз, потому что посчитал для себя зазорным одеть вторые тёплые кальсоны с начёсом, и сейчас сдерживаешь свои зубы от стука только с огромным трудом!
Лорд Дилени, окинув взглядом её вполне удобно и профессионально расположившуюся в седле фигурку в мужских форменных (не нашлось других!) штанах, и сапогах, и шубе, подумал, что уж она-то не забыла про вторые кальсоны, но не придумал ничего лучше, как весело рассмеяться: никак он не прочувствует, что от его спутницы ничего не скроешь! Да и права она: вторые кальсоны одеть было нужно. Но сейчас придётся терпеть до вечера, когда они разобьют лагерь, и установят палатки. А пока…
— А пока вон там, во второй седельной сумке — второй плащ. Это я засунула тебе, когда мы собирались. Вот чуяла моя «прелестная» задница, про которую ты верно думаешь, что она словно магнитом притягивает все взгляды, что он тебе понадобится!
— Спасибо, милая. И тебе, и заднице. За трогательную заботу и чутьё.
— Не за что, милый. Я, хоть пока и не пользуюсь… э-э… Неким твоим хозяйством, но! Хотела бы, тем не менее, сохранить его на будущее в целости. И работоспособности. На всякий, знаешь, случай.
Мало ли какие мысли могут прийти в мою «очаровательную головку»!
Лорд Дилени почуял, как краска стыда с волной обжигающе горячей крови захлёстывает лицо и уши. Конечно, он её — хочет!.. Хочет так, как не хотел ни одну… Но пока… Бессовестная она у него морда! Подкалывает прямо при подчинённых!
— Не бойся, мой доблестный рыцарь без страха и упрёка! Никто твоего лица и шеи не видит. И уж тем более — про вторые кальсоны не знает. А то, что секс нам не светит по-крайней мере до тех пор, пока не доберёмся до отапливаемых помещений — так это точно!
Мы же — не эскимосы, чтоб сношаться через отверстия в одежде!
Он мог бы поспорить, что теперь от стыда пылает и всё его тело — словно натёртое жгучим перцем! Потому что именно эта пошлая и циничная мысль мелькнула было… Но сердиться на свою циничную и пошлую юмористку он был не в состоянии.
И она и сама отлично знала, почему.
Втюрился бравый молодой полковник по самые уши!
Причём так и не понял — когда и как…
Женщина, едущая рядом, почему-то тяжко вздохнула. Но в голосе ни печали ни насмешки не было:
— Нет, это не любовь, милый. Это просто жалость. Ты слишком близко к сердцу принимаешь мои мучения и стократную смерть… Если б я сама так принимала их, давно бы крыша у меня съехала. А я не должна сойти с ума, или позволить себе расслабиться.
Я должна просто — отомстить!
— Так точно, ваше Величество. Вырезаны все до единого. Никого в живых чёртовы сволочи не оставили. И застали — врасплох, несмотря на часовых: мы нашли их тела на постах… Нападение, судя по тому, что все наши люди были одеты, произведено противником днём. Но какого именно дня — мы не знаем. Трупы успели окоченеть и промёрзнуть насквозь. Те, что оставались снаружи, ещё и покрыты слоем свежего снега.
— И — что? Наши профессиональные солдаты, опытные, по вашим словам, старожилы, даже не пытались оказать сопротивления?
— Никак нет, ваше Величество, не пытались! Меч был только в руках одного человека — кажется, стоявшего на южной стороне, часового. И то — он явно не успел пустить его в ход: лезвие не зазубрено, и следов крови на нём нет. И убили его стрелой. Попали прямо в сердце.
Всех остальных просто застали врасплох за сельхозработами: кто тащил в ясли сено, кто-то — к печам дрова, кто-то наливал в корыта воду. Оттаявшую в бадьях у печек.
— Значит, весь взвод перебит из луков, и свидетелей нет?
— Так точно, ваше Величество. И наши следопыты так и не смогли установить, кто и когда произвёл нападение, откуда пришли, и куда ушли нападавшие. Более того: неясно даже, кто это были: люди или… монстры. Потому что стрелять из луков можно, по-идее, научить любое прямоходящее существо с подходящим строением рук… или лап. Так вот: невозможно даже выяснить, сколько было этих напавших. Как вы знаете, ваше Величество, позавчера шёл снег, и все следы полностью засыпало и замело.
— Понятненько… Ну а что — на самой ферме? Её-то следопыты осмотрели?
— Так точно, сир. Внутрь, похоже, враги ворвались внезапно, никто из наших даже не успел никуда убежать — да и куда в здании с единственным
