Он открыл лучшую лавку, где принимал всех гаморов лично, включая стратега Архелая. Всем купцам в городе он, из солидарности, делал скидки на всякие платки и заморские бусы. Ведь лавки Эмука Харассу давно уже не только шелком торговали, но и сопутствующим товаром — украшениями, мебелью из заморского палисандра и писком сезона — прыгающими шарами. Князь Дайаэ был не вечен, и это понимали все, включая самого князя Дайаэ. А посему семья Или начинала расширять ассортимент, понимая, что монополии на шелк может не стать в любой момент. Греки, обожающие спортивные упражнения, вместо того, чтобы хвастаться шарами друг перед другом, придумали несколько игр, и самозабвенно эти мячи бросали, пинали и стукали чем попало. Восторг бы полный. Гаморы, сходящие с ума от безделья, наконец нашли, чем себя занять, и шары закончились с пугающей быстротой. Купец Наби, который был единоличным продавцом дефицита, чувствовал себя, как завсекцией магазина ГУМ во времена предпоследнего генсека. Ему было незнакомо ощущение человека, владеющего дефицитом, и молодого парня начало слегка штормить. Не он бегал за покупателями, они бегали за ним. Ему предлагали взятки, дружбу, вино, женщин, мужчин, да вообще все, что угодно. А он держал из последних сил последние два шара и ждал поставки из Тира, куда послал с оказией слезное письмо. Он отказал всем, но самому стратегу Архелаю отказать не смог, как не смог отказать самому богатому купцу Сиракуз Меандру. Оба вышли из его лавки, презрительно взирая на люто завидующий демос, и оба вскоре стали его лучшими друзьями, благо Наби не скупился на подарки и вино.
И теперь, целуясь и обнимаясь со своими лучшими друзьями в этом городе, он решал задачу, как сделать так, чтобы один из них убил другого, и желательно вместе с семьей. С одной стороны, непросто, а с другой, просто, и очень даже. Меандр ненавидел всех гаморов. Ненавидел за то, что их предки ухватили лучшую землю и рабов, а он вынужден крутиться, торгуя всем подряд, от зерна до сандалий. И Наби, вздыхая, сочувствовал другу, рассказывая, как справедливы и благородны персидские цари. Как легка там жизнь, как низки налоги, и как безопасно на караванных путях. И как будет плохо простым жителям, если армия великого государя решит обратить свой взор на эти земли. Как жителям Иерусалима, например. Ведь проклятые гаморы бросят все население воевать за свои богатства. Хотя он, Наби, не понимает, к чему бы уважаемому Меандру за их богатства жизнью рисковать. Ведь почтенный купец мудр, и понимает, что простой люд своих же угнетателей будет защищать от воинов света, что несут благо и справедливость. Если великому царю покориться вовремя, то это не предательство вовсе, а предусмотрительность. А ежели не покориться, то придут к стенам воины Царского отряда, и тут даже камни кровью заплачут. Меандр слушал и скрипел зубами. И ненависть, которая дремала в нем, грозила вот-вот выплеснуться наружу.
А вот Архелай заслушивался рассказами купца о том, какая власть у Великих Семей, как ничтожны купцы и ремесленники по сравнению со знатью. И что у них тут, в Сиракузах, просто рай земной, ведь он, простой купец, запросто общается с таким великим человеком, как архонт. А вот местная ленивая чернь счастья своего не знает, им бы вот куда-нибудь в Египет, где полгода в грязи копошатся, а другие полгода камень рубят или каналы роют. А совсем Архонт поплыл, когда Наби рассказал, что для простолюдина в том Египте милость необыкновенная, когда знатный жрец ему позволяет свои сандалии облобызать. Обычно землю целуют, по который такой великий человек прошел. Архонт выразил вежливое сомнение словами «Да брехня собачья», на что Наби всеми богами поклялся и сказал, что сам так делал, когда в Мемфисе в их лавку сиятельный Птаххотеп лично заглянул. А тот сатрап всего лишь, не из Великих Семей даже. Архонт призадумался. Не истомленный умственной работой мозг начал выдавать тревожные сигналы о несправедливости бытия в принципе, и Наби, видя душевные терзания подопечного, понемногу подливал масла в огонь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ведь молодой купец, удостоившийся поучиться у самого князя Дайаэ старшего, закончил отрабатывать на друзьях из Сиракуз малое умение под названием «Свинцовые уши». Следующим шагом был «Медный лоб» с переходом в «Два дурака». И лбы должны были оказаться достаточно крепкими, потому что купцу Набу-аххе-буллиту было, в общем то, все равно, кто из его друзей убьет другого. Его устраивали оба варианта.
Глава 20, где в дело пошла наука старого князя
Год восьмой от основания. Месяц Шаббату. Сиракузы.
— Друг мой, — с грустью сказал купец Наби своему товарищу Меандру, — моя осторожность просто кричит мне, что нужно уходить из Сиракуз. Мой брат с последним кораблем передал весть, что видел на пирсе в Сидоне и Тире корабли, на которых воины Великого царя приплывут сюда. Ты мне просто поверь, если сюда идет сам великий Хумбан-Ундаш и наследник повелителя, то шансов у вас нет. Сиятельный проиграл только те битвы, где против него был сам великий царь, а в остальных победил. Поэтому я буду молить за вас всех богов, ведь вы погибнете за чужое богатство, оставаясь никем в своем собственном городе.
Меандр скрипел зубами от ненависти и бессилия, а потом выдохнул:
— А что будет, если мы сдадим город?
— Даже не знаю, — пожал плечами Наби, — обычно казнят ростовщиков и тех, кто превращал свободных людей в рабов. Государь этого не переносит. А остальные живут, как жили. У нас в Вавилоне было так. В Сирии, Финикии и Египте — тоже.
— Так у нас ростовщики и людоловы — это гаморы, — выпучил глаза Меандр. — Это что же, сам великий царь их казнит?
— Казнит, конечно, — уверенно сказал Наби. — Скажу тебе по секрету, — снизил он голос, — у нас деньги в рост казна дает под малый процент. Ну, сам понимаешь, денежные дела, они соперничества не терпят. Вот и казнят ростовщиков.
— И сколько же берут в год? — заинтересовался Меандр.
— Десятую долю, — ответил Наби.
— Десятую долю? В год? — грек чуть не задохнулся от удивления. — Так мало?
— Так обороты какие! — усмехнулся Наби. — Они же одни этим занимаются. Мой отец посчитал как-то, что казна на этом больше, чем на войнах, зарабатывает.
— И я могу под такой рост деньги взять? — жадно спросил Меандр.
— Конечно, можешь! — успокоил его Наби. — В гильдию вступай, а потом либо подробное письмо дай, как возвращать будешь, либо поручителей представь, либо залог какой. Но если платеж просрочил, то все, денег больше не дадут.
— А если вообще не заплатить? — в голове Меандра выстраивалась интересная и крайне выгодная финансовая схема.
— Не советую, — разочаровал его Наби. — Украсть то ты эти деньги украдешь, да только насладиться ими не сможешь. Розыск без срока давности по таким делам. Ежели казна деньги в долг дала, а они потеряны, то поручители платят, или залог изымают. А вот, если залога не было, то все куда хуже. Ежели в потере денег злого умысла не было, то на отработку вся семья пойдет, хоть до пятого колена, пока долг не погасится. И поверь, уже купцы, от которых боги отвернулись, в царских мастерских работают. И дети их, и жены. А если долг не погасят до конца жизни, то и внуки их там же работать будут. Самых толковых мой отец выкупает и в приказчики берет. Они ему отработку выплачивают, и куда быстрее, чем великому государю. А вот если украсть кто решил государевы деньги, то я этому бедняге только посочувствовать могу. Я про подобного дурака только один раз слышал. За него такую награду дали, что его через месяц связанным к дознавателям сиятельного Хутрана приволокли. Говорят, больше недели на кресте умирал, весь переломанный. Сдох бы раньше, да поили его насильно… Так что попрощаемся, друг мой, надо спасаться, пока вы тут за негодяев этих умирать будете. Тут же сам наследник будет, а он суров, я его знаю…
— Ты с наследником знаком? — выпучил глаза Меандр.
— Знаком, мы же на паях в товарах из Нового Света, забыл? Главный пайщик — казна. Я даже самого сиятельного Камбиса знаю, брата великого царя. Один раз, правда, с ним говорил.
