этого не мало! Конечно, этот выкрутиться, очень даже выкрутиться! Сумеет! Расскажет, например, что делал это по заданию самого Ленина, кто ему поверит? Найдутся, поверят! А проверить не получиться, Ильича-то и нет! Значит, три передовицы в «Правде»? И вторая — как бомба, а третья похоронит его, так, получается, так, Михаил, вы, однозначно молодец! Вот тут и тут я поправил. Я скажу так, больше всего правок во второй статье, первая и третья почти что безупречны. Смотрите!
Мы еще час обсуждали правки второй статьи. Она стала еще острее и бескомпромисснее. Надо сказать, что передо мной сидел Мастер слова, настоящий Мастер!
— Лев Давыдович, я прошу прощения… Вы знаете, что меня пытаются протиснуть на должность главного редактора «Правды», всеми правдами и неправдами. В общем, есть у меня «редакционное задание». Статья про вас. Вчера закончил, вот… но не взял. Мне нужно было бы, чтобы вы ее посмотрели… Если завтра? Много времени это не займёт. Статья-фельетон. Вы же понимаете…
И я получил милостивое разрешение.
На следующий день Троцкий встретил меня каким-то раздраженным. Не знаю, что было с ним такого, но теперь он напоминал не льва, а взъерошенного воробья. Когда начал читать статью, я заметил, как лицо его вытягивается, и становится пунцовым. Ага! А это не верх наглости, давать ему править ругательную статью про него самого?
— Ручку мне!
Мы сидели в гостиной, а не в кабинете, туда меня так и не допустили, он не собирался ничего писать, я вытащил Паркер, неловко стянул колпачок, выронил его, полез под стол, повернул спецпредмет на девяносто градусов, по инструкции надел колпачок и произвел «выстрел» не знамо чем на штаны уже бывшего гения революции. Обратный поворот…
— Это необходимо поправить!
— Лев Давыдович! Тут ничего править нельзя!
— Почему? Я бы некоторые моменты усилил, а то как-то слабенько! Не цепляет!
— Лев Давыдович, а вы сложите первые буквы каждого пятого слова.
— Как? Первые буквы каждого пятого… Так… «ЭТО КЛЕВЕТА И ЛЖИВАЯ СТАЛИНСКАЯ ПРОПАГАНДА». Вот как! Товарищ Кольцов (!!!!!!товарищ!!!!!!), это же гениально! Какой молодчик! А, да, при правке сдвинутся слова, согласен! Вот что, Михаил… скажите мне, вам не кажется, что оставлять компромат на усатого вот так, без присмотра, в ненадежном месте, это несколько опрометчиво?
Вот оно что? Решил-таки на этот материал наложить лапу! А ничего, что этот материал, скорее всего, был мистификацией самого Тухачевского? Точнее, его кураторов?
— Понимаете, Лев Давыдович. Этот материал должен появиться на съезде — оригинал! Иначе никак! Это убойный компромат, но если не будет оригинала — это будет выстрел в молоко. Отобьется!
— Понимаю… Но…
— Я переправлю вам копию. Только мне нужен адрес надежного человека, не связанного с вами тут, или в любой другой стране, только не в СССР.
— Боитесь?
— Если меня назначат главредом, то будут смотреть за мной, серьезно следить. Я не могу так рисковать, товарищ Троцкий.
— Миша, вы получите связь. Обещаю.
На этой хорошей ноте мы и расстались. Токсин должен начать испаряться через пол часа. Как мне объяснили, полчаса контакта объекта с ядом — более чем достаточно. Именно поэтому я травил Троцкого в самый последний, третий день. На прощанье я подарил ему ручку. Паркер. Тот самый, что был у меня в первый день, а не ту, что была со спецсредством. Та отправилась на дно Мраморного моря.
10 апреля 1932 года Лев Давыдович Троцкий умер от пневмонии в госпитале Константинополя.
* * *
Из донесения Якова Михайловича Бодеско-Михали[4]
7 апреля состояние объекта наблюдения резко ухудшилось. В сопровождении жены, лечащего врача, сына и одного из охранников его отправили в Стамбул в госпиталь. В доме оставался только один охранник, было решено провести операцию по проникновению в жилище объекта с целью обнаружения его архива. Для нейтрализации охранника был применен усыпляющий газ, спецсредство Г-103. Переписка и интересующие руководство статьи были найдены и сфотографированы. Всего было сделано сто двадцать два кадра.
Известие о смерти Троцкого застало меня в Париже. Я как раз работал над статьей «В норе у зверя». Как-то пошла у меня зоологическая тема.
«Дом номер двадцать девять был обыкновенным, слегка закопченным домом боковой парижской магистрали. Нижний этаж занят автомобильной прокатной конторой и гаражом. Во втором этаже, на двери, несколько дощечек с надписями.
Позвонили. Высокий господин в пенсне, с прической ежиком, с седыми усами, скупо приоткрыл дверь. И спутник мой, слегка волнуясь, спросил:
— Не могли бы мы видеть его превосходительство русского генерала Миллера?
Секретарь ответил на хорошем французском языке:
— Его превосходительство генерал Миллер выехал из Парижа на пятнадцать дней.
— Мерси.
— Силь ву пле.»
Я только собирался описать, как мы с моим товарищем, французским репортером-фотографом решали, ждать ли приезда генерала, официального руководителя РОВСа, или поговорить с кем-то еще. Но тут услышал голос газетчика, выкрикивавшего новость о смерти Льва Давыдовича Троцкого. Я вышел и купил газету. Да, смерть казалась естественной, климат этого острова не слишком подходил покойничку, ветра, он часто ходил простуженным… А тут пневмония, которую никто лечить-то не умел без антибиотиков. И всё-таки на душе у меня было препогано. Не привык я людей убивать. И сам понимаю, что надо было его убрать, и всё-таки чувствовал себя паршиво. В таком настроении писать дальше не хотелось. Я зашёл в небольшое кафе, благо, располагалось оно недалеко от пансиона, в котором я остановился.
— Месье Жак, вам кофе, как всегда?
— Нет, Мишель, сегодня у меня не то настроение. Давай-ка мне арманьяк, надеюсь, поможет!
— Вы слышали новость? — тараторит Мишель, ставя на столике стакан с крепким напитком, который мне понравился куда как больше их широко известного коньяка, тоже бренди, только куда как ароматнее и немного крепче, если говорить, что он мне напоминает, так это крепкий марочный армянский коньяк, простите, бренди… Нет, нет, не «Арарат», что-то типа «Двин»…
— Вы слышали новость? Главный злодей-большевик умер! Говорят, страшная личность. Его даже из своей страны выгнали, настолько боялись! А он умер от банальной простуды! Как парижский клошар! Кто бы мог подумать?
Да, действительно, кто бы мог подумать…. Я опрокинул почти всю порцию арманьяка, да, знаю, что это варварство, что так его пить нельзя, что это напиток, которым надо наслаждаться, но сейчас… пищевод обожгло, стало чуть легче. И тут я увидел её…
Чёрт возьми! У меня что, дежавю?
Глава восемнадцатая. Парижские тайны
