Париж
13 апреля 1932 года
Высокий человек в строгом сером костюме сидел в небольшом бистро на Монмартре и пил кофе, банальный кофе, который в этом городе не так уж и хорош, вопреки слухам. Не спасал ситуацию и круассан, который оказался на вкус мужчины слишком приторно-сладким. На его тонких губах появилась весьма ироничная улыбка. Может быть, он был сам виноват, раз выбрал столь неказистое заведение общественного питания, цены в котором были поистине монмартровскими. Впрочем, он находился в ожидании, хотя и не подавал виду. Обычный французский еврей из провинции, который захотел приобщиться к великой столичной культуре, вдохнуть особую атмосферу этого холма свободы и искусства. Почему провинциальный? Так об этом говорил его костюм и лёгкий акцент, характерный для жителей Прованса. Официант, обслуживавший этого прижимистого клиента посматривал на него с некоторым раздражением. Он знал этих понаехавших, приличных чаевых от них не дождёшься, да и заказ его совсем экономный… быстрее бы освободил столик для более подходящего клиента, например, иностранца, которому тут всё в диковинку, а за диковинку всегда надо хорошо платить.
Но тут в кафе вошел еще один посетитель. Все столики были заняты, и он подошел к господину в сером костюме и спросил разрешения присесть. Серж, работающий официантом третий год, сразу распознал в нём парижанина с нансеновским паспортом[5], после чего не спешил подходить к их столику, эти были еще более прижимисты, вот у кого денег в избытке никогда не было, и они за каждый сантим будут драться, а закатить скандал из-за стоимости чашечки кофе…
Наконец Серж соизволил нарисоваться у столика, выслушал «бохатый» заказ одной единственной чашечки кофе и неспешно удалился.
— Соломон, тут круассаны — откровенное гавно, — пояснил присевший за столик свой выбор соседу, как только официант отошёл на приличное расстояние.
— Сергей, что по нашему клиенту?
— Послезавтра уезжает в Берлин. В девятнадцать двадцать. Билет уже купил, визу получил. Всё как обычно.
Заметив, что официант приближается, неся заказ, добавил уже на французском с серьезным рязанским акцентом
— Мсье, я оставлю вам номер нашего счета, и вы сможете в любой момент поддержать нашу организацию финансово. Борьба с большевизмом — святое дело, на него денег жалеть не следует…
Официант презрительно ухмыльнулся. Эти русские офицеры становились попрошайками, стараясь выбить хоть какие-то средства для РОВСа, отчисляя им определенный процент со своего заработка. Это знали все в городе. Увидев такую же презрительную ухмылку высокого еврея, Серж пожал плечами, мол, всегда они так и спросил, не подать ли счет? Человек в сером костюме согласно кивнул. Через минуту нарисовался счёт. Видимо, чтобы отблагодарить официанта за помощь в избавлении от назойливого русского, оставил ему небольшие чаевые, но официант и на них не рассчитывал, так что был весьма польщен. Тем более, что русский не оставил ему на выпивку[6], ничего, хорошо, хоть скандала не закатил. Они это умеют. Впрочем, Серж заметил, что тот успел всучить собеседнику небольшую брошюрку, этакий памфлет-рекламку, который бывшие белые раздавали зазевавшимся обывателям.
Через четверть часа человек, которого звали Соломоном, и это было его настоящее имя, поднялся в свой номер в небольшой, но довольно опрятной гостинице почти что в самом центре Парижа. Цены тут были умеренными, номера не поражали обстановкой, это было пристанище провинциалов, которым обязательно надо было жить в центре города, но за умеренную плату. Кофе тут варили куда как лучше. чем на Монмартре. Хозяева заведения следили за его репутацией. Оказавшись в номере наедине с чашечкой ароматного напитка, Соломон Мовшевич Шпигельглас осмотрел контрольки, убедился, что никто в его вещах не рылся, и только после этого раскрыл брошюрку, в которой симпатическими чернилами между напечатанных строк были написан отчет его агента.
Сергей Михайлович (его можно было называть и так) был из семьи гродненского еврея-бухгалтера, получил приличное образование. Учился в МГУ, владел польским, немецким и французским языками. Во время Мировой войны служил прапорщиком в запасном полку, имел серьезные связи с революционерами, в 1918 году вступил в партию большевиков, стал работать в ВЧК, с двадцать второго — сотрудник иностранного отдела, долгое время служил в Монголии. Там он формировал разведывательный центр, который должен был собирать информацию о состоянии дел в Японии, Корее и Китае, фактически, создавал спецслужбы государства наследников Чингисхана. В двадцать шестом стал помощником начальника ИНО, а в Париж прибыл во главе тройки агентов, имевших довольно простое задание: проконтролировать работу в городе одного известного советского журналиста, прибывшего по подложным документам. В случае, если их «клиент» решит остаться на Западе, или войдет в контакт с зарубежными спецслужбами, или же провалится, и его арестуют — этот человек должен был быть уничтожен.
Они прибыли в столицу Франции разными путями заранее. Каждый под своей легендой и со своими документами. Соломон пока что оставался в стороне, он будет сопровождать объект в поезде, впрочем, как и вся его группа, уже в Берлине их миссия закончится. Скорее всего, там его будут вести совсем другие люди. И пока что советского разведчика ничего не напрягало. О предполагаемом визите объекта в штаб РОВСа он знал заранее. Из общей канвы выбивалось знакомство с девушкой, которое произошло позавчера. Кажется, у их клиента возник роман, причём весьма бурный, да еще и взаимный. Впрочем, даже ради большой и чистой любви их «объект» не прервал выполнение задания, всё развивалось по тем планам, о которых Соломон уже знал.
Его второй сотрудник, Михаил, сейчас занимался выяснением, что эта за девица «закадрила» их клиента и не было ли это классической «медовой ловушкой». Впрочем, пока что никаких данных за то, что эта девочка сотрудничает с какой-то из спецслужб, не было. Шпигельглас посмотрел на часы, пора было встретиться с Мишей, в отчете Сергея ничего необычного не было. Запомнив все до буквы, Соломон аккуратно сжег брошюрку, благо, в ней было всего четыре листочка небольшого формата. Теперь пришло время для сигары и прогулки по бульвару вдоль Сены. Встретились. Перекинулись парой слов на французском. Мишель сумел сфотографировать эту дамочку, значит, уже есть какая-то зацепка.
— Передашь завтра девочку Сергею. Он проследит, ты страхуешь меня в поезде. Едем вдвоём.
Вот и весь разговор. А теперь лавочка, сигара и убедиться, что никакого «хвоста» за ним не наблюдается.
* * *
— Простите, мсье, вы так смотрите на меня…
Она говорила на французском с серьезным акцентом. Я смотрел на эту девушку и понимал, что уже ее где-то видел, но где? Ни память Кольцова, ни
