Или электронное письмо. Роняю контейнер, несусь по коридору, врываюсь в комнату и вижу на экране открытую почтовую программу. С губ журналистки срывается проклятие, она хватает мышку. Не останавливаясь, врезаюсь в компьютерное кресло и толкаю его. Келли вцепляется в мышку и клавиатуру и, падая, тащит их за собой. Смотрю на экран. Письмо уже отправлено.
— Вы солгали мне!
— Вам нужна помощь. — Келли пытается встать. — Вы больны, с этими галлюцинациями попадете в беду!
Из горла вырывается нечто среднее между криком и грозным рычанием.
— Вы солгали! А ну-ка! — Вырываю из ее рук клавиатуру, устанавливаю на столе, потом тянусь за мышкой. — Дайте мне ее.
— Что вы собираетесь делать?
— Найти, где я был.
— Вам нужна помощь.
— Дайте мышку!
Фишер отдает мышку. Распутав шнуры, кладу ее на стол. Поднимаю кресло и сажусь на расстоянии вытянутой руки от компьютера. Воспользоваться им я могу, хотя и знаю, что будет больно. Но выбора нет. Скрежещу зубами и подаюсь вперед, чувствую, как голова вклинивается в электрическое поле, словно в лужу заряженной воды. Оно гудит, как электрический ток в проводах.
Динамики издают звуки, похожие на короткую автоматную очередь.
Мгновенно отъезжаю на стуле, тяжело дышу.
— Что это было? — Келли кажется удивленной.
— Динамики.
Помню этот звук еще с больницы, с того времени, когда доктор Литтл ставил эксперимент с мобильником.
— У вас есть второй сотовый?
— Вы сломали мой телефон, потому и пришлось отправить письмо по электронке.
— Этот звук динамики производят, когда в них попадает сигнал с сотового. Что у вас здесь может посылать сигнал?
— Ничего.
— Значит, вам поставили «жучок» или еще что-то, этот звук должен ведь откуда-то браться. Он слышен, только когда одно поле накладывается на другое… — Внезапно замолкаю.
Эта штука в голове… Если моя теория верна, то имплантат создает собственное поле. Подаюсь вперед, чувствуя статическое покалывание. Голова попадает в поле динамиков; оно пляшет во мне, вызывая тошноту и боль.
Динамики снова верещат.
— Слушайте, — шепчу я.
— Я слышу.
— Нет, внутри этого звука. Слышите? — Смотрю, скрежеща зубами от боли, напрягаю слух, чтобы уловить нечто негромкое в белом шуме. — Внутри сигнала есть… что-то. Клянусь, я это помню!
Мы прислушиваемся, электрические поля пересекаются и смешиваются, динамики верещат и гудят. На краткое мгновение белый шум сливается в одно слово.
«Майкл».
Мы одновременно отшатываемся с открытым ртом.
— Слышали?
Келли кивает:
— Что тут происходит, черт побери?!
— Оно говорит со мной.
— Эта штука в вашей голове?
Моя очередь кивать. Нервно сглатываю слюну. Язык не поворачивается произнести это.
— Оно разумное.
Келли пятится, не сводя с меня полных страха глаз:
— Уходите отсюда.
— Теперь вы верите?
— Я не хочу в этом участвовать, уходите отсюда немедленно!
— Дайте адрес, и я уйду.
— Возможно, у вас не осталось времени, — говорит она, прижимаясь спиной к стене. — Я отправила письмо подруге, попросила вызвать полицию. Не знаю, успела она прочитать или нет.
Динамики снова голосят, мы дергаемся, но это лишь короткая трель. Сообщение о приходе электронного письма. Келли нагибается и показывает в уголок дисплея.
— Она ответила. Полиция уже в пути.
— Дайте адрес.
— У вас нет времени…
— Я должен знать, куда мне идти. Дайте адрес, где меня нашли, и адрес «Химкома».
— «Химкома»?
— Он тоже участвует.
Она мотает головой:
— Там был убит человек, но не думаю, что компания имеет к этому отношение. Ее грабили.
— Грабили?
— И довольно регулярно. В моем архиве есть об этом. — Она открывает один из файлов и прокручивает документ. — Похищали формамид и гидроокись калия. Компания тут ни при чем. Вы должны узнать, кто воровал химикаты.
— А почему эти химикаты так важны?
— Потому что из них можно приготовить цианид.
— Вот оно что! — Нервно мерю шагами маленький кабинет. — Это «Дети Земли», никаких сомнений. Мы должны их остановить.
Фишер открывает еще один документ, прогоняет страницу за страницей.
— Вот оно. — Келли нащупывает ручку на столе и пишет на задней стороне конверта. — Полиция обнаружила вас под эстакадой федерального шоссе номер тридцать четыре, но вы убежали. Вас преследовали и нашли в заброшенном доме по этому адресу. Может быть, вам удастся спрятаться там еще раз.
— Постойте. — Сердце на мгновение останавливается, все чувства словно вмещаются в единственную фразу. — Что значит «заброшенный дом»?
— Это целый заброшенный район. — Келли протягивает бумагу: «Стоунбридж-Корт». — Владелец обанкротился во время рецессии, и дома не были достроены.
Чувствую, как кровь отхлынула от лица, а мышцы ослабели.
— Он пустой?
— Да, — говорит она, взволнованно глядя на меня. — Ряды пустых домов. А какое это имеет значение?
Вдалеке раздается вой сирены, и мы вздрагиваем, прислушиваемся.
— Мне необходимо попасть туда немедленно.
— Они уже почти здесь. Не знаю, удастся ли вам уйти.
— Это окно открыто?
Она бросается к жалюзи, но сначала гасит свет, а только потом поднимает их.
— Тут высоко. Второй этаж. — Келли открывает створку. — Будьте осторожны.
— Не говорите им, куда я иду.
— Не скажу.
Вылезаю в окно и прыгаю в темноту.
Глава 23
Необитаемый город.
Участок обнесен металлической сеткой. Впереди объявление: «Добро пожаловать в „Стоунбридж-Корт“». Пригородная застройка, незавершенная и заброшенная. Медленно еду вдоль забора, гляжу на пустые дома, проплывающие в темноте. Где-то тут есть вход. И это не предположение, а уверенность, как будто я уже бывал здесь. Впрочем, так оно и есть. Жил ли я в этих домах? Прятался ли? Найду ли что-нибудь?
Помню большую яму. Падал ли я в нее? Полицейские сказали, что я выпал из окна…
Вижу разрыв в сетке. Широкая пустая улица ведет в необитаемый район за забором. Вглядываюсь в безмолвные кварталы, испытывая иррациональный ужас. Собираю волю в кулак и сворачиваю туда. Еду, стараясь ни о чем не думать. Я отсюда. Правильно? Свернутая в рулон сетка, прежде перегораживавшая въезд, лежит поперек дороги. Осторожно объезжаю ее. Фары автомобиля выхватывают из темноты первый дом: полую оболочку, исписанную граффити, — порочный саван неровных вопящих слов. Свет фар ползет дальше, и дом исчезает.
Еду медленно, оглядывая по пути каждый пустой дом. Два. Четыре. Десять. Двадцать. Почтовые ящики стоят словно часовые, черные окна кажутся пустыми глазницами мертвецов. Но вот фары выхватывают что-то вдалеке, и отраженный свет ярким лучом возвращается ко мне. Большинство домов закончены, по крайней мере снаружи, но газоны представляют собой грязное месиво, а на подъездных дорожках валяются доски и мешки цемента. На каждом окне стикер с логотипом производителя. Он похож на зрачок, отчего возникает впечатление, будто дома хитровато косятся, подглядывают друг за другом. Из-за угла появляется и тут же исчезает какая-то тень. Я не один.
Доезжаю до перекрестка и останавливаюсь, разглядываю дом на противоположном углу. Он похож на другие, но чем-то отличается от них. Поворачиваю направо. Это не наитие, а воспоминание. Повернув, понимаю: да, это оно, я здесь был, мне сюда. На следующей улице вспыхивает еще одно воспоминание — левый поворот. С каждым новым прозрением возрастает и беспокойство. Ерзаю на сиденье, поддаваясь необъяснимой тревоге. Путь выбран верно, но все это неправильно. Тем не менее продолжаю движение. Следующий перекресток т-образный. В этот момент с абсолютной ясностью понимаю, что должен проехать вперед, свернуть с улицы и дальше двигаться между домами. Раньше я проделывал этот путь пешком. Притормаживаю, фары освещают необитаемые дома. В машине безопасно, но не берусь предположить, что будет дальше. Объезжаю это место по улицам и задворкам, петляя и поворачивая, пока снова не оказываюсь на дороге; меня словно ведет сверхъестественное чутье. Мне сюда. Следую вдоль еще одного ряда полых оболочек, пока мозг не приказывает остановиться. Дом кажется до боли знакомым. Я бывал здесь раньше. Даже жил.
Вижу широкое панорамное окно на фасаде футах в двенадцати над землей.
Останавливаю машину, смотрю на оконный проем. Почти все стекла выбиты или украдены. А может, и отмыты до прозрачности. Выхожу из машины, аккуратно закрываю дверцу. Вместо газона под ногами месиво, повсюду отпечатки подошв. Дверь в обрамлении желтых клочков: полицейская лента ограждения с надписью «Не пересекать» давно изорвана. Осторожно берусь за ручку, не исключая, что меня встретит удар тока или мучительная вибрация, как у сотового, но ничего не происходит. Ручка не поворачивается, но дверь все равно открывается. Защелка сломана. Дальше — небольшая площадка, с которой одна лестница ведет к окну, а другая — вниз, в темноту.
