Туша чуть приподнялась, и девица смогла выползти из-под нее, упираясь в землю руками и здоровой ногой. Развернулась, села прямо на землю и задрала подол. На ногу было больно смотреть, она распухла почти вдвое и пошла красно-синими разводами. Но Ягайло все же нагнулся, оглядел внимательно, пощупал колено, покрутил стопу, встал, отирая руки о штаны.
– Ничего ужасного. Кости целы, мягкое ушиблено только все да придавлено, – успокоил он девицу. – До свадьбы заживет, хотя не лекарь, конечно…
– Ничего ужасного, – передразнила она витязя. – Тебя б так придавило. – Она посмотрела на него злыми глазами, попробовала встать, но ойкнула и опустилась обратно на землю. – Видать, придется мне тут свадьбы дожидаться.
– Убираться надо отсюда побыстрее, – словно не слушая ее, проговорил витязь. – Вдруг тот поляк уже до караулов каких доскакал да с подмогой возвращается? Эвон как резво дунул… Жаль, Буян остался один. Притомился он, боюсь, двоих не вынесет.
– Э… Ягайло, ты чего это? Ты меня тут хочешь оставить? – не на шутку встревожилась девица.
– Да бог с тобой, девка, – отмахнулся витязь. – Ты меня за басурманина жестокосердного принимаешь?
– Нет… Я это… Но… А чего делать-то?
– Ладно, понял я. – Витязь повернулся к Буяну. – Иди-ка сюда, друже.
Конь подошел, осторожно переступая копытами и косясь на раскиданных по дороге покойников. Ягайло обхватил девицу за пояс и легко, без усилий посадил в седло. Та вскрикнула, зацепившись больной ногой за высокую луку. Закусила губу. Ягайло посмотрел на нее уважительно. Она в ответ окинула его непонимающим взглядом:
– А ты-то как, витязь? Пешком, что ль, пойдешь?
– Ну, не совсем чтоб пешком, но да, ногами, – ответил Ягайло.
Он развязал пояс с саблей и сунул ее в одну из седельных сум. Стянул через голову кольчугу. Достал из-за голенищ несколько ножей и, завернув их в железную рубашку, отправил следом. Сходил к мертвому коньку, с сожалением посмотрел на дорогое седло, позаимствованное на постоялом дворе, вынул из переметных сум кое-какие пожитки и, вернувшись, положил в свои. Помахал руками, как мельница крыльями, и взялся за стремя. Свободной рукой хлопнул Буяна по крупу, и конь пошел неторопливой мягкой рысью. Ягайло побежал рядом, чуть повисая на стремени, отчего шаги казались семимильными. Они углубились в приграничный лес.
– Слышь, витязь, а ты где так рубиться на саблях научился? – спросила его Евлампия.
– Как? – переспросил тот, стараясь не сбиться с ровного дыхания.
– Ну… Быстро. Наши-то дружинники вон, бывает, по полчаса мечами, как оглоблями, машут – и ничего. А ты вон – раз, два и все. Хотя при силище твоей мог бы, наверное, с одного удара коня со всадником в доспехах ордынских, войлочных, вместе пополам разрубить. А если еще мечом хорошим, таким, как в Дамаске куют, так и вовсе латного лыцаря.
– Лень, – коротко ответил Ягайло.
– Как лень? Не понимаю.
Витязь притормозил Буяна. Остановился сам, переводя дух.
– А так. Вот сколько сил надо потратить, чтобы полчаса мечом махать? Много, – сам себе ответил он. – Один же удар точный, под шлем или в стык латный, – и все, можно за другого врага приниматься. А попробуй ливонца того же мечом взять? Ему твои удары что горох, он их разве что слышит.
– Так просто? Почему тогда у тебя так споро выходит, а другим пыхтеть надобно?
– Это сначала понять надо, а потом в кровь впитать. Чтоб дума сама в том направлении разворачивалась. Чтоб руки сами искали одно уязвимое место, да как лезвие в него послать, да еще так, чтоб самому не открыться под вражий удар. Ну, а потом еще тренироваться долго. На чучелах соломенных да на единомышленниках.
– Трудно себе представить твоих единомышленников, – хмыкнула Евлампия.
– Ладно, хватит балаболить. Дальше поехали, – оборвал ее Ягайло.
Он пару раз глубоко вздохнул и снова направил Буяна по дороге мягкой, нетряской рысью.
– Слушай, Ягайло, – не унималась девица. – А вот скажи мне, почему тевтонцы да ливонцы в лыцарском доспехе воюют, в шеломах с забралами да мечами прямыми? Силой берут да ударом молодецким. Татары вообще в халатах воюют да в шапках войлочных, кольчуг почти не надевая. Верткие, быстрые, да с сабельками легкими. А мы ни то ни се. Вроде тяжелее татарских наши доспехи, но до рыцарских никак недотягивают.
– Да потому, что живем мы меж ними, как меж молотом и наковальней. То с запада на нас напрут, то с востока наскочат. Чтоб ливонцам противостоять, тяжелый доспех нужен, чтоб с татарином сладить – легкий, вот и приходится лучшее от тех и от других брать. А дружинник на все один. Вот и крутись как хочешь.
Евлампия понимающе покивала головой, а витязь замолчал, восстанавливая дыхание. Вскоре он придержал коня.
– Чего опять заминка-то? – вопросила Евлампия.
– Тсс. – Он приложил палец к губам.
Девица примолкла, оглядываясь, а Ягайло сунул руку в суму и нашарил там рукоять сабли.
– Ты, мил человек, не балуй, – донеслось откуда-то из-за деревьев. – А то пострадаешь, не ровен час.
Ягайло отпустил рукоять и поднял руки вверх, ладонями ловя направление, из которого исходил звук.
– И кто тут у нас? – донеслось из-за спины.
Витязь и девица обернулись. На опушке леса стоял человек в сером плаще с привязанными к нему веточками и листиками. Даже вблизи он был почти неразличим на фоне леса. Только короткий лук с тетивой вполнатяга и недобро поблескивающий наконечник стрелы привлекали к себе внимание. По осанке и манере держаться он должен быть как минимум воеводой отряда. Из лесу вышли еще несколько человек, одетых примерно так же и вооруженных кто чем – луками, мечами, короткими топориками.
– Кто такие? Откуда? Куда путь держите?
– Витязь Ягайло и девица Евлампия, по поручению Святослава Ивановича, князя Смоленского, – ответил Ягайло.
– И подорожная имеется? – подозрительно прищурился десятник.
– А как же? – ответил Ягайло и полез за пазуху.
Медленно, чтоб не вводить стрелков в искушение, извлек порядком потрепанный, пропахший потом свиток и протянул главному. Тот взял его, развернул и, дальнозорко держа на отлете, прочел, шевеля губами вслед словам.
– Яромир, – подал голос один из лесных бойцов. – Это точно Ягайло, знатный витязь. Только грязный и рожа вся обгорелая, потому и признал не сразу.
– Уверен, Вячко?
– Как есть уверен. Вот те крест, – размашисто перекрестился смахивающий на вставшего на задние лапы медведя воин, которого назвали Вячко.
– Да верю, верю, – ответил десятник и снова перевел взгляд на Ягайлу, девицы для него словно бы и не существовало. – Смотрю, тяжко вам пришлось. Никак с поляками зарубились, – оглядел он бурые брызги на рукавах Ягайлы и ногу девицы, опухоль и синеву которой едва прикрывал подол платья.
