- Ну так и что из того? По стакану можно.
- Ни капли.
Степан пожал плечами, но бутылок не убрал. Настя поставила на стол две миски крупеника, положила на алюминиевую тарелку краюшку черного хлеба. Корницкий передвинул левой рукой свой чемоданчик, щелкнули защелки.
- Тут у меня есть свиная тушенка. На, бери, Настя. Все доставай отсюда. А это вам, гаврики, - протянул он Ваське бумажный кулечек с конфетами, - прислали Надейка и Анечка.
Быстро похлебавши крупеника, Корницкий и Драпеза отправились на собрание.
ПЯТЬ ТРУДОДНЕЙ ЗА КАЖДОГО КОНЯ
Корницкого единогласно избрали председателем колхоза. Всем очень понравилось, как он говорил на собрании. Сперва Драпеза даже поморщился. "Неконкретно! Какая-то сказка для детей! - думал Евгений Данилович, слушая Корницкого. - Какой-то романтик! Расписывает чуть ли не то, что будет разве лишь при коммунизме. Но люди слушают". Миколай Голубович, отец Мишки, адъютанта Корницкого, даже раскрыл рот, словно не все дойдет до него через уши. А Корницкий, как казалось Драпезе, начал и сам увлекаться. Голос его стал какой-то взволнованный:
- Это все твое и твоих детей, Миколай!.. Извечные болота ты превратил в богатые поля, на которых хлеб вырастает выше самого тебя! Бедные суглинки аж стонут от урожаев желтого люпина, бульбы. Горы налитых солнечным соком антоновок, пепинок дает тебе возделанный тобою сад! Тысячи замечательных коров пасутся на теплых росах. А сколько в твоем хозяйстве свиней, тонкорунных овечек, белых кур! Из руин и пепелищ поднял ты красивые фермы, конюшни, гаражи, школы, клубы, жилые дома. И везде и всюду - пышные деревья, друзья человека...
А посмотри теперь на свой двор, на свою хату, Миколай! Разве была у тебя такая до войны? Разве было такое у твоего отца, деда? Богатство в твой дом пришло оттого, что богат стал твой колхоз, а богатым он стал оттого, что ты работал добросовестно и в полную силу. Есть хорошая народная пословица - все за одного и один за всех!..
Глаза Миколая Голубовича стали веселые. В седых усах появилась широкая улыбка. Он оглядывался на толпу женщин, подростков и инвалидов с костылями и выкрикнул:
- Вот это да!.. Не жизнь, а рай небесный!
Послышался дружный хохот. Все повернулись к Миколаю.
- Ох и умеет расшевелить душу наш новый председатель! - все еще улыбаясь, сказал Миколай. - Слышь, Лопырь?
- Болтать-то теперь каждый умеет... Надолго ли у него хватит духу. Если нету ни кола ни двора.
Все оглянулись кругом, чтоб увидать вместо прекрасного поселка и хат почернелые печи, землянки, заросшие бурьяном и полынью. Где-то далеко за лесной стеной подымались дымы пожаров.
Мимо собрания, которое проходило под обуглившимся тополем, проезжало несколько подвод военного обоза.
Кони были запаренные, утомленные. Один даже шатался. Пожилой и усатый военный с погонами старшины, который сидел на передней подводе, подал команду:
- Стоп! Заменить обессиленных коней!
Потом обернулся к людям под тополем:
- Интересно, до Минского шоссе далеко?
- Шесть километров, товарищ старшина! - умиленными глазами поглядывая на выпряженного коня, ответил Корницкий.
- Интересно, интересно, товарищ Герой Советского Союза. На карте поселок, большая деревня, даже городок, а в натуре - пустыня. На сотни километров... Перепрягли коней?
- Перепрягли, товарищ старшина! - отвечал солдат.
- Поехали!
Обоз тронулся, покинув двух обессиленных коней. Один лежал на запыленной траве. Корницкий подошел к нему, стал гладить по шее. Кругом обступили колхозники. Детишки откуда-то, протискавшись сквозь толпу, притащили пучки свежей зелени. Поднесли коню травы.
Миколай, взяв за храп другого коня, поглядел в зубы.
- Восемь годов, Антон Софронович.
- Вот, товарищи, у нас уже есть для начала сразу две лошадиные силы.
- Таких лошадиных сил возле шоссе - хоть гать гатить.
- Правда? - встрепенулся Корницкий. - Пять трудодней за каждого такого коня! Дядька Миколай!
- Я за него, - улыбаясь, отозвался Миколай.
- Подберите себе людей и сейчас же осмотрите местность около шоссе. Как те цыгане, тащите все в наш колхозный табор... Ясно?
- Ясно, Антон Софронович!
- Дед Жоров!
Высокий худой старик, со смешинкой в голубых глазах, повернулся к Корницкому:
- Чего?
- Возьмите этих двух рысаков под свою опеку.
- Их, Софронович, сперва надо в Сочи на курорт отправить. Поваляются там с месяц на пляже, так, может, что и выйдет.
- Гы-гы-гы, - захохотал довольный Лопырь. - Лучше в Ливадию... Во!
Корницкий пристально поглядел на бывшего председателя:
- Ливадию надо раньше построить, товарищ Лопырь. У тебя возле землянки лежит материал. Ты нам одолжишь его на конюшню.
Лопырь сразу посуровел. Ответил хмуро:
- Он мне нужен самому.
- Через месяц мы тебе вернем.
- У меня, Софронович, можно взять четыре бревна, - промолвил дед Жоров. - А навес для коней надо сделать.
- Ее оборудует со своей строительной бригадой Лопырь. Завтра к вечеру кони должны стоять под крышей. Ясно, товарищ Лопырь?
Глаза у Корницкого стали жесткие, беспощадные.
- Ясно, - довольно громко ответил Лопырь. Но тотчас же отвернулся и промолвил потихоньку: - Увидишь ты меня в строительной бригаде, как свою правую руку.
- Гы-гы-гы... га-га-га... - захохотали близко стоявшие колхозники.
Некоторые, наоборот, накинулись на Лопыря с попреками:
- Что ты дерзишь, Ефим!
- Если человек плохо слышит, так разве можно глумиться?
- В чем там дело? - обратив внимание на оживление возле Лопыря, спросил Корницкий. - Минуточку внимания. Теперь нам надо решить дело с кредитом. Я уже вам рассказывал, что видел в совхозе "Караваево" и соседних колхозах знаменитых коров-костромичек. Они дают по пять и по шесть тысяч килограммов молока. Я считаю, что нам нужно взять в долг тысяч триста в банке и закупить костромичек.
- Много триста тысяч!
- Мало!
- Бери, коль дают!
- А кто будет отдавать?
- Голосуй, Евгений Данилович! - крикнул Миколай Голубович. - Я за хороших коров и за триста тысяч.
- Кто за это предложение, прошу поднять руку! - крикнул Драпеза. Так. Большинство за триста тысяч. На этом собрание позвольте считать закрытым. За работу, товарищи!..
Люди начали расходиться. Лопырь и дед Жоров двинулись домой.
- Слышал, как заговорил ваш герой, когда вы выбрали его председателем? - оглядываясь кругом, промолвил Лопырь. - Как в штрафном батальоне! Он еще вам покажет, где раки зимуют... Во!
- Поживем - увидим...
- Уже видать, что нету у него души. Столько человек за войну перерезал...
- А если эти человеки загоняли баб и детей в колхозные гумна и сжигали их заживо, так разве таких жалеть можно?
- Известно, нет. Но и его сердце огрубело, оно уже не знает пощады...
- От зависти у тебя это идет, Ефимка, - остановившись перед своей землянкой, вымолвил дед Жоров. - Что его выбрали, а тебя скинули.
- Плевал я на него! Он тут долго не продержится без женского уходу. Он сам себе даже сапог не может натянуть!
ТРОФЕЙНАЯ КОМАНДА
Миколай Голубович сидел на небольшом пригорке в тени молодых зарослей. С важным видом приставив к глазам полевой бинокль, старик начал глядеть на шоссе. В окулярах высились кроны придорожных берез. По шоссе мчались автомашины с солдатами, "катюши", пушки. Где-то в вышине загремело синее небо. Миколай перевел взгляд выше березовой аллеи. Под солнцем заблестели алюминиевые фюзеляжи истребителей.
- Ну и силища! - воскликнул Голубович. - Не диво, что гитлеровцы показали пятки!
Около Миколая сидели три подростка. Старший из них, белокурый, с голубыми глазами, не вытерпел:
- Дайте мне взглянуть, дядька Миколай.
- На, Костик, гляди, только не проворонь. Если что такое - сразу подай сигнал.
- Разве я маленький! - сплюнув через сжатые зубы, ответил Костик.
Завистливо поглядывая на бинокль в руках Костика, один из хлопцев попросил:
- Потом, Костик, дашь мне немножко посмотреть. Хорошо?
- И мне, - спохватился третий хлопец.
- Сначала помой руки, - строго ответил Костик. - Это бинокль нашего героя.
Хлопец посмотрел на свои руки, вскочил, словно в поисках воды. Ступил в заросли, но тотчас же быстро выскочил назад и прошептал:
- Он сюда идет!
- Кто? - закуривая папиросу, спросил Миколай.
- Герой!
Из кустов и в самом деле выходил Корницкий. Шаг его был разгонистый, глаза нетерпеливые. Миколай быстро встал.
- Ну как? - спросил Корницкий.
- Кое-что есть, - отвечал, ухмыляясь, Миколай. - Идите сюда.
Он направился через березничек. На небольшой прогалинке паслось пять тощих, кожа да кости, коней.
- У этого короста, - подойдя с Корницким к буланому коню, сообщил Миколай. - Но он еще молодой...
- Вылечим! - обходя кругом коня, ответил Корницкий. - Что еще?
- Взгляните сюда, Антон Софронович. Я думаю, пригодится в нашем таборе.
На земле лежали навалом несколько колес, шины, лист толстого железа, бухта проволоки. Корницкий наклонился, пощупал проволоку и промолвил с довольным видом:
