Яков убежал в город; барон позвал Порфирьича и велел ему сварить грог. Корф пристрастился к напитку из рома и крепкого индийского чая в обществе англичанина Карла Хиса, служившего когда-то при дворе, наставником цесаревича.
Отослав денщика, Корф придвинул к разожженному, несмотря на жару, камину кресла – себе и Никонову. На Москву опускались сумерки; длинный день, вместивший столько событий, был на исходе – самое время посидеть, поговорить о делах…
Никонов устроился в кресле; он сознавал, конечно, что пришло время объясниться. После всего, что сделал сегодня барон, а в особенности – после бомбы, перестрелки и фанфаронского налёта на клинику, было бы попросту неприлично и дальше потчевать его недомолвками и обещаниями.
Вошел Порфирьич с дымящимся жбаном, полным грога на подносе. Неслышно двигаясь, старик сервировал господам маленький столик, разлил грог по высоким кубкам (Корф любил вычурное саксонское столовое серебро, нередко употребляя его вместо фарфоровой посуды), и так же неслышно исчез. Барон взял с подноса кубок, пригубил – и с ожиданием посмотрел на Никонова. Лейтенант вздохнул и начал:
— Что ж, мон шер ами, чувствую, что время пришло. Но предупреждаю – правда может оказаться такой, что вам, при всей авантюрности вашей натуры, нелегко будет ее принять. И не подумайте, что я спятил – уверяю вас, дорогой барон, я никогда не мыслил так ясно. Дело в том, что вашему покорному слуге случилось на днях побывать в двадцать первом веке, во времени, отстоящем вперед от настоящего момента на целых сто тридцать лет…
* * *
Два часа дня – самое сонное время в любой московской лавочке, рассчитанной на чистую публику. Утренние покупатели давно разошлись по своим делам, время вечерних еще не наступило – господа сидят по домам, прячась от неистовой июльской жары, или торчат на службе, ворочая каким-нибудь важными государственными делами. Вот ближе к вечеру, часов в пять, перед тем, как отправиться в ресторан или Охотничий клуб, пообедать… тогда, конечно, тогда господа проедутся в пролетках по Никольской и, чем черт не шутит, может и велят притормозить перед скромной, но солидной вывеску: «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам». Любому ясно, что под такой вывеской может располагаться только серьезная фирма, хозяин которой готов выполнить любые пожелания клиентов…
От приятных мыслей старого часовщика Ройзмана отвлек звук из соседней комнаты. Непонятный какой-то звук, а пожалуй, что и неприятный – острый, короткий писк. Раздражающий, будто остро наточенным лезвием провели по стеклу, и совсем незнакомый; часовщик затруднился бы сказать, откуда он взялся.
— Яков!
Писк повторился. Часовщик недовольно скривился.
— Яков? Что у тебя там сверещит? А ну иди сюда, бикицер!
— Уже, дядя Натан! Чего изволите?
Племянник возник в дверях и преданно уставился на Ройзмана.
— Почему уже тебя надо звать по семь раз? Где ты там занят ерундой, что не слышишь своего дядю, который кормит твой рот?
Яша едва сдержал улыбку. Старик полжизни прожил в Одессе и теперь, в минуты раздражения или сильного волнения, сам того не замечая, переходил на говорок Молдаванки и Больших Фонтанов. На этот раз, судя по обилию нетипичных для Никольской улицы оборотов, дядя разошелся не на шутку. А значит – скоро не уймется. Придется терпеть….
— Да туточки я, дядя, вот, пришел, как услышал, что зовете!
— Не делай мне нервы, их есть кому испортить! Стой здесь и слушай ушами. Берценмахер с Тверской – ну, который торгует лионским шелком и пуговицами – сказал давеча, что ты отказался выполнить его поручение насчет какого-то гешефтмахера из Лемберга[44]. Тебе что, не интересно, когда просят за таких уважаемых людей? Или ты уже работаешь в канцелярии градоначальника, что занят им помочь?
— Ну что вы, дядя Натан! Сделаю я, что хочет Берценмахер, даже и не заводите себе сомнений! Только дело одно закончу – и побегу!
— Дело он закончит! — сварливый старик никак не унимался. — Шоб я тебя видел на одной ноге, а ты меня – одним глазом! Берценмахер, Яша – это тебе не амбал с привоза! И когда он просит сделать пару незаметных пустяков – таки надо брать ноги в руки и очень быстро бежать! Иди уже, и не делай мне беременную голову!
— Ну шо ви кричите, дядя? Я таки понимаю слов. Все сделаю в лучшем виде, а господин Берценмахер пусть подумает за здоровье – ему еще налоги платить!
И выскочил из лавки, прежде чем Ройзман нашелся с ответом.
И надо же рации было пикнуть именно теперь! Яша уже полчаса пытался освоить хитрое устройство. Николка перед отъездом на дачу, решил оставить Якову хитрый приборчик – чтобы быть в курсе событий, не покидая Перловку. А события назревали весьма и весьма важные…
Николка давно уже научился пользоваться подарками из будущего, так что Якову пришлось нагонять, следуя довольно-таки сбивчивыми объяснениями гимназиста. Первый сеанс связи состоялся лишь с третьей попытки – голос Николки еле пробивался сквозь какие-то шорохи и трески, а когда Яков принялся крутить рубчатое колесико – чёртово устройство пронзительно запищало, что и вызвало раздражение старого зануды Ройзмана.
Но все равно – Яша был доволен. Приборчик казался ему чудом техники. Вот так, запросто, беседовать с тем, кто находится на за несколько верст – и без всяких шипящих ящиков с проводами и раструбами! А сколько еще таких вот хитроумных устройств показывал Николка? К примеру – коробочка, фиксирующая любое изображение – в цвете и в движении! Как оно ему пригодилось бы – особенно теперь, когда предстоит слежка за чёртовым бельгийцем. А что, это идея…
Яша стал рассуждать – раз он выполняет важное поручение Корфа и Никонова… а Ольга как раз и собирается к снабдить офицеров такими вот рациями! Так пусть постарается и для него. Яше как раз надо встретить барышню, проводить к Никонову – вот он и попросит похлопотать насчет хитрых машинок. А уж как ими распорядиться – он найдет…
И взбудораженный этой мыслью, Яша кинулся на Гороховскую.
* * *
— Помогайте ополченцам! — девица в джинсовых шортиках и экономном топике сунула Дрону листовку. — Все собранные средства пойдут на поддержку тех, кто воюет с фашистами! Не хотите ли помочь справедливому делу… — девушка насмешливо глядела на здоровенного парня, изукрашенного кельтскими и псевдо-славянскими татуировками, — … хотя бы деньгами?
Дрон угрюмо взглянул на девицу, но листовку взял. Геннадий усмехнулся и увлек приятеля в сторону, пока тот чего-то не ляпнул. А девица уже взялась за очередного прохожего:
— Мы собираем пожертвования на помощь…
Дрон проводил девицу взглядом и буркнул:
— И понесло меня в феврале в эту грёбаную «братскую республику»… мог бы сейчас с камрадами ехать – наших половина еще в июне снялись.
— Так и поезжай, — ответил Геннадий. Он, конечно, знал, что Дрону заказан путь в охваченный гражданской войной регион – имена участников февральского мятежа давно засвечены в сети. И теперь, если он попадётся повстанцам – его ждут неприятности. Хоть Дрон и успел вовремя сделать «побратимам» ручкой, контрразведка повстанцев не дремлет. А там, по слухам, сидят серьезные люди с имперским прошлым.
— Ну, мля, спасибо, друг! Ты чё, хочешь, чтобы меня там прикопали? Да они в момент просчитают, где я весной был. Отведут в подвал – и все, суши весла…
— Конспиг'ация, конспиг'ация и еще раз конспиг'ация! — шутовски ломая голос под вождя мирового пролетариата, произнес Геннадий. — Раньше надо было думать. Вот ты меня спросил, когда приключений решил поискать? Опыта он, понимаешь, набирался…
Геннадий зло сплюнул под ноги, но неожиданно смягчился:
— Ну да ладно, забудь. У нас и без того забот хватает. Что там у тебя со схемами тоннелей? Достал?
Дрон помотал головой.
— Не, только кроки, от руки. Метровские схемы служебных галерей держат за семью замками; стоит поинтересоваться – спалишься в момент. Так что, придется лезть на ощупь.
— Ну, нет – так нет, — неожиданно легко согласился Геннадий. — Я особо и не рассчитывал. Главное – к порталу всегда сможем отступить, а там ищи нас свищи. Лаз, правда, засветим…
— Да, не хотелось бы, — кивнул Дрон. — Тогда, считай, проход накрылся, придется через улицу ходить, под носом у этих…
Дрон только раз успел побывать в прошлом. Это было дело – не страйкбол, не революционные игры соседей, не пляски либеральной оппозиции…
Они неспешно шли по площади, мимо навесов, где девчонки и парни в футболках с лозунгами какой-то партии собирали пожертвования. Геннадий молчал, косясь на бурление политической жизни.
— Кстати, а ведь нам все это, пожалуй, на руку…
— Чем это? — не понял Дрон. Он порой не поспевал за прихотливыми зигзагами мысли предводителя.
