Роман кивнул, припомнив «мерс» зампотеха полка.
— Это уж точно, господин барон… или ваше благородие? Простите, не привык еще…
— Модест Петрович, — махнул рукой барон. — К чему церемонии, юноша, мы не на службе. Если хотите – я попрошу Николая Николаевича, он устоит вам экскурсию по хозяйственным службам батальона. Только, Бога ради, будьте… потактичнее. Нас примут как своих, но, сами понимаете, сор из избы никто выносить не любит. Так что вы уж там воздержитесь…
Карета остановилась напротив большого, ухоженного ампирного здания.
— Фанагорийские казармы, — пояснил Корф. — Тут и квартирует Троицко-Сергиевский резервный батальон.
— Резервисты? — фыркнул Ромка. — Ну и вояки, должно быть… могу себе представить…
— Зря вы так, юноша, — упрекнул собеседника барон. — Полковник Фефёлов[51] – отличный офицер. Из этого батальона пополняются шестьдесят пятый Московский и Свияжский полки – весьма исправные части, смею вас уверить. Однако, давайте выбираться, приехали…
Ромка выскочил из экипажа. Барон выбрался с другой стороны и направился к казармам:
— Знаете, теперь многие офицеры стремятся не к должности полкового начальника в армии, а ищут место командира губернского гарнизонного батальона. Доходно-с, хотя и почет не тот. Эти батальоны, как и команды внутренней стражи, в полевых войсках не числятся. В Москве-то еще ничего, а вот в провинции в гарнизонные резервные батальоны собирают тех, кто по нездоровью к нормальная службе негоден. Ну и проштрафившихся, конечно… Так что с бравым видом порой и правда, полный швах. Да вот, изволите вспомнить, как у Гоголя: «Да не выпускать солдат на улицу безо всего: эта дрянная гарниза наденет только сверх рубашки мундир, а внизу ничего нет»[52]. Одно слово: «гарнизонные пупы».
— Впрочем, — добавил Корф, — к Троицко-Сергиевскому резервному это не относится. Образцовая часть, да вы и сами увидите…
Часовой у полосатого черно-белой будки взял винтовку «на караул», и Ромка вслед за бароном вступил под своды Фанагорийских казарм.
* * *
— Вот, прошу вас, — офицер подал Роману раскрытую записную книжку. На на страничке мелким, убористым почерком было расписано:
Крупы, разные – одна четверть ведра.
Капуста – одна четверть ведра.
Горох один гарнец[53].
Картофель три с тремя четвертями гарнца.
Пшеничная мука 6 с половиной фунтов.
Яиц – две штуки.
Масло коровье – один фунт.
Соль – полфунта.
Это провиантские выдачи – из расчета в день на десять человек, — пояснил офицер.
— А ничего так… — прикинул Роман. — Фунт масла – на десятерых в день… это сорок граммов, да? И четверть ведра крупы… и картошки ведро. А хлеба, к примеру, сколько полагается?
— Хлеб сами печем, — ответил кашевар. — Вдоволь выходит, никто не жалуется. А который остается – либо на сухари, либо еще и нищим раздают. Оне завсегда у левого фаса казарм под вечер толкутся – туды окна кухонь выходят. Довольные!
— А выдают провиант как, по нормам? На роту? — продолжал допытываться Ромка.
— На роту сколько положено провианта, отпускают нам, кашеварам – крупы, капусты, масла, картошки. Готовим, значит, в общих котлах; мясо вынимаем после варки ковшами, режем на куски и подаем в отдельной миске – на артель. А те уж ставят судок с мясом на стол – и каждый кусок и берет. Все по справедливости!
— А мясо тоже по нормам со склада дают? — не унимался Ромка. — Сколько на человека положено?
Он почувствовал себя майором-проверяющим из дивизии и наслаждался этой ролью.
Солдат-кашевар неуверенно переглянулся с поручиком. Офицер кивнул.
— Так что, вашбродь, нижним чинам полагается говядины по пяти фунтов в день на десять душ. Но и больше бывает. Потому как приварочные деньги от казны идут – на них артельщик и закупает мясцо, лаврушку там, приправы, ну, чтоб не скушно было хлебать-то. Чай, опять же. Ежели постный день – то вместо мяса берут рыбу. А что да почем закупать – это артельщика забота. Когда больше выходит, а когда, значит, и не очень…
— Это от поставщика зависит, — подтвердил поручик. — Если хорошего повезет найти – то и больше выходит. За ценами ротный командир следит, чтоб переплачивать сверх обыкновения – ни-ни! В Москве с этим, конечно, полегче. А так – на нижнего чина провианту по девятнадцать копеек в день. Это семьдесят рублей в год.
— Еще – винная порция… — вставил кашевар.
— Винная? — восхитился Ромка. — Так вам что, бухло дают? Ну, выпивку то есть…
— Нижним чинами и унтер-офицерам положена винная порция, — строго сказал поручик. — Кто не пьет – получает деньгами, может домой отсылать. В нашей роте таких… сколько, Афанасий?
— Восемнадцать нижних чинов и двое унтеров, — с готовностью сообщил артельщик. — Получают винное довольствие деньгами. Раньше Парамон из второго взвода тоже брал, но третьего дня заявил, что более получать деньгами не желает, а хочет опять, значит, вином…
— Раз хочет – пускай, — кивнул офицер. — Имеет полное право.
— А консервы у вас есть? — спросил, озираясь, гость.
— Вот, прошу вас, взгляните: поручик отвел гостей к дальней стене каптерки. Там, укрытый рогожей, возвышался штабель жестяных банок без этикеток. Банки были непривычно большие и желтые от густой смазки.
— Консервы общества «Народное продовольствие», — пояснил поручик.
— В войска их стали давать недавно. А до балканской войны, говорят, и вовсе не было – во всяком случае, произведенных в России. Сам-то я этого не помню, — улыбнулся он, — сослуживцы рассказывали.
Офицер взял с полки банку – осторожно, держа ее на отлете, чтобы не запачкать мундир маслом.
— Похлебка гороховая с говядиной. Афанасий, что у тебя там еще?
— Так что, вашбродь, щи кислые имеются, — солидно ответил артельщик. — Грибной суп, двадцать три банки. Еще каша с мясом. Картофель мятый был, с говядиной, но его еще третьего дня отдали ремонтной команде.
— За ремонтом для батальонного обоза отправлены пять нижних чинов с фельдфебелем и поручиком, — как-то желчно сказал офицер. — Под Рузу, на конезавод помещика Кобякова. У него всегда тяжеловозов под фуры берем. Завод тягловых разводит, тем артиллерия ремонтируется. Ну и мы тоже…
Ромка припомнил рассказ барона о безгрешных доходах и усмехнулся про себя. Похоже, поручик изрядно раздражен тем, что выгодное поручение досталось не ему, а сослуживцу.
— Ремонтёрам провиант консервой выдали и сухарями, а приварок – деньгами. Как положено, — продолжал меж тем артельщик.
— Ну вот, такое у нас тут хозяйство, — подвел итог экскурсии поручик. — Желаете еще на что-нибудь взглянуть?
— Да нет, спасибо, — ответил Ромка. — Вроде, все ясно. Неплохо вы тут живете, прямо скажем, сытно.
— А как иначе? — удивился офицер. На казенной службе солдат сыт, обут-одет и нос в табаке.
— Что ж, спасибо за познавательную экскурсию, — подвел итог Корф. — Уверен, молодой человек узнал много интересного. Не так ли, Роман?
Ромка кивнул. Ему и правда было любопытно сравнивать быт царских казарм с тем, к чему он привык на службе.
— А теперь, поручик, — продолжил барон. Не проводите ли нас на плац? — Я хочу показать нашему гостю снаряжение и обмундирование, принятое в нашей армии. Ну и он сам нам кое-что покажет. Уверен, вам это будет интересно.
Чтобы попасть на плац, пришлось пройти по длинному, гулкому, сводчатому коридору и выйти во внутренний двор. Здание Фанагорийских казарм образовывало гигантскую букву «п» – между ее ножками располагался вымощенный брусчаткой плац-парад, где отбивали шаги нижние чины, под командой усатых фельдфебелей. Дальше виднелся утоптанный учебный плац, на котором с одной стороны выстроились в ряд похожие на виселицы рамы с чучелами для штыковых приемов, а с другой – громоздились какие-то непонятные сооружения.
Приглядевшись, Ромка с удивлением узнал в них некое подобие полосы препятствий – штурмовая стенка, лестницы и разнокалиберные загородки. Тут же стоял ряд гимнастических коней, брусья и шведские стенки. Возле спортивных снарядов, в тенёчке, прохлаждалась группа офицеров; в стороне, под присмотром немолодого унтера, дожидались несколько солдат. Все как один, — подметил Ромка, — подтянутые, крепкие, весьма спортивного вида. Вели они себя куда свободнее тех, кто вышагивал на плацу.
— Однако, нас уже ждут, — сказал барон. — Поспешим, господа!
* * *
— Ну и ну, — в который уже раз произнес низенький капитан, разглядывая амуницию Романа. — Напридумывают же люди! А это, к примеру, зачем? — И он провел коротким, толстым пальцем по клапану подсумка.
