По большому счету, подобно Гельвецию, Божена виновата лишь в том, что открывает секреты, известные всем и каждому. Но сколь знакомой мне показалась интонация ее статьи! То была интонация фельетона, скажем, Наталии Ильиной - хорошего советского фельетона, посвященного несовершенству сферы обслуживания: «Персонал требовал от нас сознательности, мы должны были войти в положение - мол, они же люди, всякое случается, но мы ведь тоже люди! Мы платим деньги, которые нам трудом достаются! Врач, когда он на работе, или инженер, или… Нет, почему, почему считается, что везде нужно работать хорошо, а в сфере обслуживания кое-как?» (Н. Ильина, «Белгородская крепость», «Известия», 1978 год.)
Вечный вопрос - как поставить себя с обслуживающим персоналом. Как заставить признать свое превосходство, право.
Ведь что самое обидное? Обманут - и посмеются. Не признают.
Лидия Гинзбург видит спасение (если от оправданного страха подвергнуться осмеянию «низших» надо спасаться) только в династийном барстве: «В тоне заказа звучала непобежденная привычка требовать и видеть свои требования выполненными. И то, что речь шла о ничтожной каше, было своего рода обнажением приема, обеспечившим безошибочность. Официантка кротко ответила - да, рис, конечно, найдется. Да, да, можно сделать рассыпчатую…»
Об этом писали многие. Действительно, единственный способ не бояться слуг - вырасти вместе с ними. Грубо говоря, сначала, ребенком, полюбить, а потом, к взрослости, понять.
Неравенство - в отчуждении, в непонимании. Пожалуй, только настоящее богатство, накапливаемое семьей несколько поколений, рождает близость между слугой и барином. Специфический быт действительно богатых людей возможен только как быт для всех прочих непроницаемый. Хозяин-богач и слуга богача живут в замкнутом мире, и они одинаково непонятны непосвященным. Они - сообщники.
А что у нас? Плиточный пол, вытяжка, плазменный телевизор? Ну, так это уже у всех… Телевизор во всю стену, да стена во все Бутово. Стеклопакет с видом на помойку.
Моя подруга не может простить нанятой няне (добрейшей, нужно сказать, женщине) случайно вырвавшегося при знакомстве восклицания: «Когда же я, наконец, попаду к богатым людям!»
Не между хижиной и дворцом дрожит нерв неравенства, а между трехкомнатной квартирой и снимаемой койкой. Хозяйка и домработница «одним миром мазаны», но вот обстоятельства сложились НЕСПРАВЕДЛИВО. И они зорко, как в коммунальной квартире, следят друг за другом. Ты живешь неправильно! А ты, ты, ты вообще понаехала!
Слежка хозяек за нянями и домработницами - хроника подлинной холодной войны. Так шпионят за врагом. Устанавливают камеры видеонаблюдения, в семьях попроще - прячут в диванных подушках включенные диктофоны. Растет и пополняется Черный Список недобросовестных нянь и домработниц. Вот избранное из списка.
«Вдова из Житомира, проработала два года, вошла в доверие семьи, воспользовалась удобным случаем и разрушила семью брата (остался сын 5-ти лет). Цель - квартира и прописка в Москве. Будьте осторожны!»
«Домработница Валентина Кошевая - льстивая и двуличная. Оставив дома диктофон, вечером услышали про себя много удивительного. Рассказывала по телефону своему мужу, что мы - просто нелюди. Будьте аккуратны. С виду она очень милая женщина».
«Шишак Тамара Хакимовна, так называемая няня, любит много и вкусно поесть, опаздывает на работу, уволилась без предупреждения».
«Няня Надежда Котова учила трехмесячного ребенка сидеть. Берегитесь ее!»
«Домработница Маргарита Хорунжий полоскала тряпку в биде».
«Домработница Светлана Пархомчук выстирала костюм хозяина (стоимостью пять тысяч долларов) в ванне, испортила его безвозвратно. На упреки отвечала, что ее мама всегда стирала в ванне костюмы папы. Отказалась отрабатывать за костюм, убежала, отключив телефон. Скрывается по месту жительства, в Виннице».
Это самая жалобная из всех читанных мною жалобных книг. Жалко хозяек, жалко домработницу Светлану Пархомчук. Очень жалко Маргариту Хорунжий - подумаешь, засунула тряпку в биде. Осквернила святыню. Жалко прожорливую Шишак.
Чужие, они идут в чужие люди. И все-то вокруг не так, как дома учили, и всем-то они нехорошим своим хозяйкам нехороши. И сколько еще ждать, пока повзрослеют выращенные ими дети и поймут их?
IV.
Когда в агентствах нанимают нянь, требования к ним обыкновенно предъявляют самые современные. Заказывают, чтобы няни знали методики раннего развития - и «Дети ХХI века», и «Созидание талантов», и «Ранний старт». И чтобы умели обращаться с кубиками Зайцева! Какие такие кубики Зайцева? И что за няня всю эту сомнительную премудрость станет изучать? Тогда уж и не няня она, а домомучительница, гувернантка, ментор. Няня всегда приходит в детскую комнату со своим складом, со своей детской, со своими погремушками в голове. Что должно прийти вместе с нянечкой? Ну, уж если не былины со сказами и величальными песнями, то уж потешки, пестушки, приговорки, побасенки.
Детские, домашние словечки. Петушок. Перчик. Огурец - в жопе не жилец. Какая кашка, такая и какашка. Именно этакий нам в нынешние-то годы достается домашний лепет, такие няни. Няня должна быть человеком темным. Но на чем замешана темнота? Вот у Татьяны Толстой няня правильная, даром что «взрослых не любила, „заграницу“ боялась: „Комар из Америки летит“. Зато знала, что бояться надо и темного леса, и сумерек, и серого волка, и кикимору, и кукрениксу, которая в газетах американского Кащея рисует в страшной шапке». А вот у И. Грековой: «Фаина умеет доверять только своему окружению. Ей в очереди говорят: „От электрических лампочек бывают вредные излучения“ - и она верит. А увидела в учебнике моего сына фотографию жирафа - и машет рукой. Смеется: „Дурят вашего брата! Да разве ж может жить такая скотина - шея бы сломалась!“» Тут темень из магазинной подсобки растет, из темной дырки стиральной машины, из телевизорного дна, из панельного подъезда с выкрученной лампочкой, из пустоты. А хорошо бы из темени древнего деревенского вечера, со страшным лесом за стеной, с непролазной дорогой, с вьюгой, с тайной, как Пушкин прописал.
В детском мире всегда много страшного да чудесного. Все равно, где поленья шуршат - в печурке или каминушке. Страшны взрослые разговоры - только нянечка их понимает, потому что ничего не понимает. «Вау, вау, вау», - лают в черном вечернем саду тети с большими красными ртами. По саду бегают беленькие ксюшки, мандрашки, звездюльки и куршавельки. У них норковые шкирки, кикелки тительные, титешные болталки. Стой, дурак-банкирка, ах ты пинкодистый какой, толстосумчатый. Стороной крадется ползучий офшшшор. Какой-то шустрик, версчлявый габан, хотел за два огурца счастье купить. Страшно, няня! По двору ходят таждыки и убзеки, моют черный лескус.
Да это ж никакой не таждык, это же наш дядя Данунах!
Но нянечке не страшно: «Не зови дядю Идрисхона данунахом, мама заругает!»
«Но он же сам себя так зовет! Я, говорит, данунах, есть пошел!» - «Это он в шутку говорит» - «А он таждык?» - «Таджик, таджик» - «А это страшно?» - «Что ты, спи! Я тебе сказку расскажу» - «Лучше опять расскажи, какие на свете есть ахтырки!» - «Ну, хорошо! Есть на свете город Ахтырка. Он самый красивый город на всей земле. Там в каждом окне стоят цветы в розовых горшках. По воскресеньям там во всех домах лепят вареники…» - «А песню про комод споешь?» - «Спою. А ты лежи, укачивайся». И няня тихо, нежно поет старинную колыбельную: «Я вам денежки принес, за квартиру, за январь. Ой, спасибо, хорошо-о-о, положите на комод!».
Спи, любимый. Расти скорее.
* МЕЩАНСТВО *
Людмила Сырникова
Западно-восточный желудок
О русской гастрономической мультикультурности
Есть у меня старый знакомец, которого в шутку, хоть мы и с первого дня на «ты», я зову Алексей Семенычем. Алексей Семеныч - щекастый розовый парень с круглым улыбающимся лицом, из тех, про кого незнакомые тетеньки «из интеллигентных семей» говорят: «Из-под коровенки». Алексей Семеныч - большой умница и искусствовед. Так вот, на днях решили мы с Алексей Семенычем поужинать, для чего пошли в грузинский ресторан «Генацвале». Последний раз я была там очень давно, лет пять назад, и успела позабыть, что ресторан имеет два входа. Шел дождь, зонт валялся в машине, и мы поскорее юркнули в ту дверь, что поближе.
- А в чем разница между тут и там? - спросил Алексей Семеныч стоявшего в дверях молодого грузина в строгом, дешевом и старомодном двубортном костюме.
- Совершенно никакой разницы, - ответил грузин, сцепив маленькие руки на уровне груди и сжав их. После секундной задержки он улыбнулся гостеприимно и слегка снисходительно и переместился с пяток на носки, а потом с носков на пятки. Стоявший у него за спиной здоровенный русский детина в бурке и сванской шапочке широко осклабился и жестом пригласил нас войти.
