На этом месте Таис фыркнула и громко велела:
— А ну валите спать, инопланетяне сопливые. А то как наподдам по шее, будете знать, как болтать. Быстро, кому сказала!
— О, появилась, самая деловая… — невежливо буркнул Ромик и задвинулся в тень, — мы еще не доиграли. И спать нам рано. А ты не подслушивай…
— А вы не мелите глупостей… Инопланетяне…
Таис прошлась по галерее до своей спальни, резко прыгнула на кровать и под возмущенный скрип пружин сказала Федору:
— Представляешь, мальки думают, что мы все инопланетяне. Поглупели совсем со своими фантиками…
— Что? — хмуро спросил Федор.
Он управлялся с несколькими роботами в игре, и на голографическом экране перед ним развернулась нешуточная битва. Сейчас говорить ему что‑либо бессмысленно, все равно не ответит.
— Ничего. Играй дальше.
Но Федор решительно закрыл игру, свернул голографический экран и отложил планшет в сторону. Поднял брови, и глаза у него стали серьезными и грустными.
— Что случилось? Ты поела?
— А ты?
— Я взял наши порции на ужин. Тебе и мне. Немного ветчины, сухари, горошек консервированный и печенье. Надо только сделать кофе или какао — что хочешь.
— И что, Эмма ничего не сказала?
— Еду раздавала Маша. Она просто принесла сюда нам продукты, пока ты была в ванной. Да ладно, Тай, не стоит из‑за еды ссориться. У нас всех один общий враг — это Моаг. Нам надо держаться вместе.
— Правильный какой, — Таис уже не злилась. Федор верно говорит, но ведь это Федор. Он умеет успокаивать, это у него в крови.
Есть хотелось ужасно. Вроде бы надо проявить гордость и самой отправится на поиски еды, но так не хочется куда‑то лезть — просто ужас. Хочется поесть и лечь спать. Завернутся в теплое одеяло и слушать, как ровно дышит рядом Федор. Может, поговорить с ним о чем‑нибудь перед сном. А после — спать и спать.
— Если мне ночью приснятся эти самые Дикие, — буркнула Таис, — проснусь и буду орать, как ненормальная.
— Ты нормальная. Я сам боюсь, что мне приснится эта гадость. И что могло с ними случиться?
Ответа Федор не стал дожидаться. Поднялся и вышел. Вскоре вернулся с двумя дымящимися кружками, и Таис, втянув ароматный воздух, уточнила:
— Кофе, да?
Федор кивнул в ответ и пристроил кружки на полке, отодвинув планшет в сторону.
— Как мы уснем, если сейчас напьемся кофе?
— Я буду спать даже после кофе. Ты о чем мне сказала, кода только вернулась из душа? Что‑то спросить хотела?
— Да, мальки тут сидели и рассуждали, что мы все инопланетяне, потому Моаг нас и убивает. Ромик это вычислил логическим путем.
Федор усмехнулся и заметил:
— Эти двое даром время не теряют.
— Лучше бы учились быстро слова набирать в программе, чем болтали зря. Я знаешь что думаю… — Таис потянулась за своей кружкой, отпила горячую жидкость и после продолжила, — не зря Эмма завела разговор о Законе. Может, его специально придумали. Закон помогает строить отношения. Как нам говорили — регулирует социум. Благодаря Закону люди могут существовать вместе и не убить друг друга.
— Ты же говорила, что Закон — полная лажа. Обман роботов. То есть, ты думала, что он не работает.
— Ну, я не знаю… С одной стороны бонусов за выполнение правил уже никто не даст, но, может, на Третьем Уровне и не было никогда бонусов. Это как с колыбельными в детском саду. Малышам их еще поют, а школьникам уже нет. Так и с бонусами. Может, выполнение Закона — уже сам по себе бонус.
— Ты хочешь сказать, что если никто никого не станет обзывать и обижать, то это приятно и хорошо? — уточнил Федор.
— Да, жить станет проще, если все придерживаются правил. Нас теперь много, и чтобы не передраться, как вот сегодня, надо соблюдать Закон и дальше.
— А драться первая начала ты, — улыбнулся Федор и слегка хлопнул Таис по макушке, — я всегда знал, что ты — ужасная драчунья.
— Да надоела эта Эмма. Строит из себя… Не хочу сейчас о ней говорить. Пусть общается со своим Колючим, мне все равно… Я хочу сказать о Диких. Я просто подумала, что без Закона люди дичают, как — вон, Дикие. И превращаются в каких‑то фриков или чертей… Может, поэтому и были легенды о чертях, помнишь? Валек их рассказывал. Может, все дело в том, что люди не соблюдали Закон?
— Раньше все было по — другому. Сейчас новая Эра, новое сознание. Сама знаешь. Сейчас не осталось причин для конфликтов и для войн. Десять заповедей — это для детей, для Второго Уровня. На Третьем другие Законы должны были быть.
— Сейчас мы — Третий Уровень, — Таис грустно улыбнулась, — мы — единственные взрослые на этой станции. Потому можем решать, какие Законы выполнять. Мы сами можем решать, никто за нас уже не решает. Ни роботы, ни Моаг.
— Вот, только сейчас ты начинаешь понимать выгоду нашего положения, — сказал Федор и отправил в рот полную ложку зеленого горошка.
— А если Закон действительно помогает остаться людьми, а не превратиться в каких‑то… Даже не знаю, в кого… Тогда его надо соблюдать. Так?
Федор кивнул, продолжая жевать.
— Вот в этом‑то и вся проблема. Я могу соблюдать Закон по отношению к Эмме, не обзывать ее, не бить, не обижать. Но в глубине души я ее ненавижу. И мне абсолютно все равно, что с ней будет, хоть роботы ее расстреляют, хоть она заблудится на Нижнем Уровне. Меня это не трогает и не волнует. Выходит, что даже если я соблюдаю Закон, я все равно обманываю Эмму, потому что не говорю ей всей правды. То есть, не говорю, что ненавижу ее и что она дура. Обманываю ее и все равно нарушаю Закон. Видишь, какая проблема выходит.
— Тай, я, честно говоря, понимаю с трудом. Далась тебе эта Эмма? Просто поставь себя на ее место. Представь, что ты только что попала сюда со Второго Уровня, из удобной каюты. Тебе обещали классную жизнь, много денег и отличную работу, а вместо этого ты получила фиг с маслом. Темные коридоры и странное общество оборванных детей. Что бы ты думала? Как бы себя вела?
— Ну, не как последняя балда, это точно. И продукты бы не жалела.
— А кто недавно молока пожалел для мальков? — равнодушно напомнил Федор и сунул в рот кусок ветчины.
— Так я же не забирала молоко. Просто высказалась.
— Эмма тоже ничего не забирала. Тай, просто поставь себя на ее место. Тебе легче будет понять ее. Понять — значит, почти принять. Нам следует держаться всем вместе. Враг у нас всех общий, я уже говорил. Потому мне не нравятся эти склоки. Но если Колючий еще раз распустит руки, я ему башку оторву. Не посмотрю, что колючая.
Таис вздохнула, сгребла в кучу посуду.
— Пойду, помою, — сказала и вышла из спальни.
У раковины стояла Катя. Короткие волосы растрепаны, футболка помята. Двумя пальцами — большим и указательным — Катя держала кружку и осторожно подставляла ее под струю воды. Видимо, боялась забрызгаться. Подержав пару секунд, она пристроила посудину на край стола и со спокойным видом удалилась. Называется — помыла после себя посуду…
Надо или перемывать за ней, или заводить собственную кружку. Потому что пить из кружек, которые мыла Катя, невозможно. Таис уже собралась окликнуть эту Катьку и заставить отмыть кружку как следует, но тут у раковины появилась Эмма. Закатала рукава, открыла кран и медленно и обстоятельно принялась намывать большую белую кружку. Кружку, которой на базе раньше не было. Видимо, Эмма притащила ее из своей каюты.
Узоры из листьев на боках, внизу встроен чип подогревания. В такой кружке кофе не остынет вовсе. Отличная и незаменимая вещь. Эмма долго и тщательно полоскала ее, после закрыла кран и потрясла свою посудину над раковиной, стряхивая последние капли. Ну, что же, мыть посуду эта девочка умеет, молодец.
Таис приблизилась к раковине только тогда, когда Эмма скрылась в Колькиной спальне. Не хотелось встречаться с этой Эммкой. Хватит уже ссор на сегодня. Перемыть посуду — не тяжкая работа. Раз, два — и все сделано. И Катькину кружку заодно отполоскать как следует. Надо научить завтра эту растрепу простым хозяйственным делам. Роботов тут нет, и умение мыть посуду очень даже пригодится.
Чего там Федор говорил о понимании? Как можно понять ленивое мытье посуды? Да никак. Или Катя научиться убирать за собой, или пусть чешет на Второй Уровень и находит себе собственную кружку. И тогда уж хочет — моет, хочет — не моет.
2.
Валёк собрал всех в общей зале. Долго ворчал, что медленно собираются, ругал Вовика и Ромика за ссору и за то, что накрошили кругом сухарей. Торопил девчонок и нервно нажимал на сенсоры планшета. Пришлось ему прервать свою игру, в которую он обыкновенно играл по утрам.
Вылинявшая черная пайта на Вальке сидела смешно и странно. Короткая и узкая, она обтягивала его худой торс и задиралась над поясом штанов, открывая белую кожу на бедрах. Валёк сам был до смешного белокож, зато светлоголубые глаза его, большие и яркие, удивляли длинными черными ресницами. Что‑то необычное было в его облике. Таис так и не могла понять, что делало лицо Валька таким привлекательным — то ли глаза, то ли длинные, почти белые волосы. То ли темные брови и черные ресницы.
