Глава 18
Утром я был разбужен хозяйкой, которая стояла передо мной заплаканная, прикусившая губу, чтобы не разрыдаться.
— Да, довел бедную женщину, — думал я, — Что теперь ей говорить, чтобы не обидеть и не озлобить женщину на весь род мужской?
Погладив голову женщины, я спросил:
— Что случилось? Ты не сердись, все еще впереди, все будет, и хорошее и плохое, и радость будет еще такая…
— Какая радость? — изумилась хозяйка. — У соседей девчонка во сне померла. От чего, никто не знает. Доктора приезжали, справку выписали, хотят в морг везти, чтобы вскрытие сделать и узнать причину смерти, а мать дочку не отдает. Я вот и прибежала, что бы вы хоть ее уговорили, вас-то она уважает.
Я по-военному встал, ополоснул лицо из медного рукомойника, висевшего на цепочке в уголке за занавеской, оделся и вместе с хозяйкой вышел из дома. Идти было недалеко и минут через десять мы уже входили в небольшой домишко, которого давно не касалась мужская рука.
В комнате находился врач из поселковой больницы, с бородкой клинышком под тов. Л (У) с неизменным саквояжем, участковый уполномоченный и еще несколько соседок.
Мать девочки стояла на коленях у кровати дочери, обняв ее, причитала о своей горькой судьбе, о Боге, который не защитил ее, отняв самое дорогое в жизни.
— Что случилось, доктор? — тихонько спросил я.
— Не знаю, милейший, — сказал врач. — Остановка сердца причем без каких-то видимых симптомов болезни или травмы. Отравление тоже не исключено, хотя еда, понимаете ли, самая простая и неприхотливая, но самая здоровая и для организма полезная. Поверьте мне, эти люди через восемьдесят-девяносто будут рассказывать своим прапраправнукам о том, как плохо они жили и как плохо они питались. А я вас попрошу уговорить мать отдать нам дочь для исследования причин болезни. Вдруг какая-то зараза или преступление какое. Нельзя это так оставлять.
Я кивнул головой и подошел к матери. С чего начать, что сказать, как утешить, как объяснить? Не знаю.
Я встал рядом с ней на колени, взял женщину за плечи и привлек ее к себе, поглаживая по волосам. Какие могут быть слова в такой ситуации? Лучше молча соболезновать, чем говорить какую-то ерунду.
Женщина плакала у меня на груди, и периодические рыдания как судорогой встряхивали ее тело.
Жестом подозвав свою домохозяйку, я передал женщину ей, а сам присел на кровати девочки.
Руки ее были холодны, лицо неподвижное, но один глаз был чуточку приоткрыт, как будто она подглядывала за нами.
Мне и раньше приходилось видеть мертвецов с открытыми глазами, и с полуприкрытыми, и вообще без глаз. На войне и не того насмотришься.
Я протянул руку и положил ее на лицо девочки, стараясь прикрыть этот глаз. И вдруг я своей рукой почувствовал, что девочка не умерла. Она просто летает где-то вблизи, оставив свое тело. Ей это нравится и если ее не позвать, то она так и останется бестелесной, живя рядом с нами и радуясь тому, что никто не сможет причинить ей боль или зло.
— Иди сюда, — прошептал я. — Неужели тебе не жалко мать, которая, может, и не маркиза или графиня, а нормальная женщина, она тебя родила и все делает для того, чтобы из тебя получилась самая красивая в мире барышня, и чтобы все мужчины мира лежали возле твоих ног, вымаливая хотя бы один ласковый взгляд. А как обрадуются твои подружки, став после тебя самыми красивыми в классе? Для вида они будут плакать, а сами будут поглядывать на тех парней, которые бегают за тобой. Давай-ка, возвращайся домой, еще успеешь в школу ко второму уроку, а я напишу записку в твою школу, что ты задержалась по уважительной причине.
Лицо девочки под моей рукой стало теплеть. Я ощутил легкое подрагивание век и мышц лица. Вернулась. Сейчас минуты через две можно будет убрать руку и объявить все летаргическим сном.
Я встал и сказал:
— Мне кажется, что это все-таки летаргический сон. В армии, помнится, был такой же случай, три дня человек спал, но в чувство привели.
— Это же невозможно, коллега, — подал голос доктор. — При летаргическом сне функции организма замедлены, но не находятся в полном отсутствии…
Девочка открыла глаза и села на кровати.
— А сколько сейчас времени? Да я же в школу опоздаю, — начала она метаться по комнате, одеваясь. — А вы напишите записку в нашу школу и скажете, что я вам помогала? — спросила она меня.
В знак согласия я кивнул головой.
В комнате стояла тишина. Потихоньку все стали расходиться. Подумаешь, девчонка в школу проспала, а мать панику подняла.
Сарафанное радио в мгновение ока раструбило по всему поселку, что я воскресил умершую девочку и что я тибетский врач, который лечит наложением рук. Толпы людей стали собираться возле моего жилья. И мое руководство, видя такое положение, выделило все-таки мне комнатку в доходном доме купца Мануйлова, населенном, как это говорится, срезом российского общества 1930-х годов.
Находясь один в комнате, я написал письмо тов. Ст. о том, какие перегибы на селе совершаются во имя сплошной коллективизации. Крестьяне превращаются в крепостных, совершенно не заинтересованных в коллективном производстве, от которого ему достаются палочки в расчетной книжке, называемые трудоднями.
В случае каких-либо потрясений, крестьянство не будет сторонником социализма и, если найдется умный человек, то крестьянская стихия заставит голодать города и будет дестабилизирующим фактором, таким же, как и рабочие, если их поставить в положение крестьян.
Коллективизация должна быть только добровольной и собственность должна быть частной, чтобы обеспечить конкуренцию с зажиточными крестьянами.
Письмо я написал печатными буквами и отправил из соседней губернии, где проходила учительская конференция, бросил его в приемное окошечко почтового вагона.
Письмо до адресата дошло. Я не скажу, что оно повлияло на ход истории, но вскоре была опубликована статья тов. Ст. «Головокружение от успехов».
Органы НКВД бросились разыскивать автора письма. К нам тоже приходил уполномоченный НКВД и беседовал со всеми работниками наробраза, выезжавшими на конференцию в соседнюю губернию, не видели ли мы что-то подозрительное среди участников конференции и не отлучался ли кто из них в последний день работы конференции на вокзал.
Чекисты стали работать точнее и профессиональнее, практического опыта им уже не занимать. Вряд ли кто видел меня, когда я бросал письмо, было темно, но осторожным быть нужно.
Глава 19
Моя популярность не прошла для меня даром. Вызвали меня в уездный комитет партии и говорят:
— Вот ведь как получается. Вы разбудили девочку, которую врач мертвой признал, а вас сразу прославили как чудесного целителя. Нам вашу популярность терять нельзя. Нужно поработать в сельской местности, да и город нельзя оставлять своим вниманием.
Вы человек грамотный. Напишите-ка лекцию о том, что такое коммунизм, да и проедетесь по всем населенным пунктам уезда, расскажете людям, для чего им нужно будет поступиться своей собственностью и какое государство хотят построить большевики, в котором будут жить их дети. Недели вам хватит для подготовки лекции, а мы на работу к вам позвоним, что вы выполняете специальное партийное задание.
Пришел я домой в полном недоумении. Большевики сами прекрасно знают, что город Солнца никому не построить. Политика военного коммунизма и новая экономическая политика закончились. Идет индустриализация и коллективизация. Недовольство у народа большое. Как его успокоить? Наврешь людям, еще хуже сделаешь.
Пошел я в библиотеку и попросил библиотекаршу, девушку молодую, аккуратно одетую, тихую принести мне книги, где написано о счастье.
— Какие же это книги? — спросила она. — Может, про любовь?
— Про любовь будет потом, мне хотелось бы узнать, что у нас будет впереди, и какую жизнь мы собираемся построить, — сказал я.
— Хорошо, — сказала библиотекарша. — Если вы не торопитесь, то посидите здесь, полистайте газеты, а я буду приносить вам нужные книги. Но только у нас утопистов нет.
— Утопистов мне не нужно, — согласился я. — Мне нужен какой-нибудь один реалист, который бы в одном труде расписал, каким должен быть человек, какими должны быть человеческие отношения, как мы будем жить, и стоит ли ради этого положить свою жизнь на алтарь общества.
Девушка ушла вглубь стеллажей и исчезла. Раньше уездная библиотека была достаточно богатой. Стараниями заводчиков Демидовых и их потомков осуществлялось воспомоществование делу народного образования. Гражданская война и старания новых хозяев жизни значительно уменьшили книжный фонд.
Через полчаса девушка появилась, вся расстроенная и в руках у нее была всего лишь одна книга.
— Вот, единственная книга, которая отвечает на ваши вопросы, — сказала она. — Только вы не думайте, что я какая-то несознательная, я комсомолка и в комсомольской ячейке выполняю задание по атеистической пропаганде, но эту книгу я выбросить не могла, это тоже наша история.
