— Наверное, там тесновато будет, — сказал Степа.
— Точно, — подтвердил Юра. — Вы, жиробасы, там не пролезете.
— Это мы — жиробасы? — Я не удержался и хмыкнул. — А ты, значит, Дюймовочка, и пролезешь?
— Запросто. — Юра творчески подмигнул мне. — На свете, друг Херацио, не так уж много дыр, в которые не смог бы я залезть.
— Юра, вы меня убиваете, — прошептал пораженный доктор. — Вы знаете Шекспира?
— Я знаю Мыколу Пидмынюка, це вин казав… Итак, повторяем. — Юра мгновенно посерьезнел. — Мы прыгаем, док закрывает решетку, едет, куда сказано. Таскаем, передаем, когда осталось мало, вы возвращаетесь на выброс. Если успеем выдавить все, подъедем, прикроем ваш выброс, в смысле машиной закроем от двора. Ну это уже потом посмотрим, разберемся, это не суть важно. Вроде бы все… А! Турист, ты альпинист, нет?
— Ну… Я все больше пешком, да на понтонах… Вообще, было дело, по горам мы ходили, но без снаряжения, а так, ножками…
— Короче, ты с веревкой обращаться умеешь?
— А чего тут уметь? Вцепился и полез. Руки у меня довольно крепкие, так что…
— Перчатки есть?
— Нет.
— Плохо. Значит, слушай сюда, турист. Веревка тонкая, без узлов. Держаться трудно. Если вдруг не удержишься и начнешь скользить — отпускайся и падай. Там пять метров, пол ровный, не расшибешься.
— А почему…
— Потому что можешь запросто ладони до костей ободрать. То есть тогда нам придется вкалывать вдвоем. Более того, сам ты обратно выброситься не сможешь, тебя придется вытягать, и потом будешь месяц инвалидом. Турист, ты меня понял? Это очень серьезно.
— Понял, — кивнул я. — Если чувствую, что не могу удержаться, — ни в коем случае не скользить, отпускать веревку и прыгать.
— Молоток, — похвалил Юра. — Смотри, не забудь. Ну что, все готовы?
— Одну минуту. — Я обратился к доктору: — Позвольте ваш фонарик? Обязуюсь вернуть в целости и сохранности.
— Не знаю, стоит ли, — замялся доктор. — Видите ли, мне не жалко, но… Гхм…
Ну надо же, доктор зажал фонарик! Вот это новости.
— У нас на троих два фонаря, — неожиданно вмешался Степа. — Это плохо, но терпимо. Если ты заберешь у доктора — он останется без фонаря. Это понятно?
Это понятно. Тупейшая формулировка: ясно, что если я заберу фонарь, то он останется без него! Это что, обязательно озвучивать?
— Ну так он-то остается здесь! Зачем ему фонарь?
Наши солдафоны переглянулись, синхронно покачали головами — я бы сказал — осуждающе покачали, а доктор снял очки и принялся смущенно протирать их носовым платком, старательно отводя от меня взгляд.
— Не тормози, турист, — буркнул Юра. — Есть вещи, о которых непосредственно перед забросом говорить не стоит. Доктору нужен фонарь на тот случай, если ему вдруг придется лезть за нами. В одиночку. Ты понял, что я имею в виду?
— Да зачем ему лезть-то?! Чего он там забыл?!
— Нас, — тихо сказал Степа. — Вспоминай, о чем мы говорили на базе. Когда соображали, сколько нужно комплектов экипировки.
— А-а-а! Да-да: если кто-то из нас вдруг…
— Ша, малыш, больше говорить не надо, — предупредил Юра с явственной угрозой в голосе. — Короче. Никогда больше не клянчи фонари у друзей. Купи себе штук сто, запихай везде, где хочешь — и не клянчи. Ты понял, турист?
— Понял.
— Вот и молодец. А сейчас ты с нами, так что не пропадешь и без фонаря. Ну все, браты — прыгаем…
* * *
Приземлился я не хуже других. Или хуже? Ладно, не буду на ровном месте завышать результат, вы ведь знаете, каков из меня скалолаз: в общем, при низвержении я понес материальные потери и едва не получил травму.
Юрин инструктаж был весьма своевременным. Веревка в самом деле оказалась на диво скользкой, мои парадные туфли, совершенно не приспособленные для экзерциций такого рода, никак не желали упираться в стенки вентиляционной шахты и тоже отчаянно скользили, и вообще, мне удалось повыступать в амплуа альпиниста от силы с десяток секунд. Я успел стравить себя вниз по веревке едва ли на пару дюймов, когда почувствовал, что руки мои более не в состоянии держаться за нее. В этот момент я вспомнил Юрин совет, перестал бороться и рухнул вниз.
В падении я пытался упереться в стенки шахты. Уж не знаю, зачем я это делал, но в данном случае вопрос целесообразности не стоял. Я действовал рефлекторно, вне волевого посыла, растопырился, как тот паучище при внеплановом осеннем полете на первом попавшемся листочке, на последнем метре зацепился за какую-то выщерблину и при приземлении едва не вывихнул ступню.
По приземлении я слегка отдышался и сразу стал себя ощупывать. Ступня слегка ныла, но в остальном все было в порядке: вроде бы цел и невредим. А вот с костюмом была беда. Помнится, во время борьбы с веревкой слышал треск материи, но тогда мне было не до этого, а сейчас я определил на ощупь, что правый рукав моего парадного пиджака оторван почти напрочь.
Замечательно! Очевидно, именно об этом я и мечтал сегодня в полдень, задумчиво созерцая фасад Дома Номер Четыре.
Надо было снять этот проклятый пиджак и оставить в машине, вместе с курткой. Была же здоровая мысль, когда снял куртку: может, и пиджак заодно оставить… Что остановило? Прохладно на улице, нехорошо как-то — в одной рубашонке. Зря не снял. В такие моменты надо внимательнее прислушиваться к себе, и ни в коем случае не игнорировать посылы, идущие из глубины души.
Я постиг смысл понятия «Ну все, браты, — прыгаем». Сначала думал, что это всего лишь аллегория, сленг, а теперь понял: это буквально — прыгаем, и все тут. И в связи с этим у меня возникло опасение: выбираться обратно будет либо невероятно сложно, либо попросту невозможно. Как можно вскарабкаться тем же путем при помощи тонкой веревки, по которой ты даже спуститься-то толком не сумел?! Высказываться, однако, на этот счет я не стал: рядом были опытные и бывалые соратники, вели они себя так, словно все шло как надо, так что я оставил свои сомнения при себе.
— Ну ты че там, спать лег? — прошипел из темноты Юра. — Давай, двигай сюда! Пригнись, а то тыквой треснешься…
Я осторожно двинулся на звук: странно, но Юра не спешил включать фонарь.
— Привыкай, турист, — пробурчал Юра, когда я оказался рядом. — Прыгнул — сразу в сторону, дай место другому. Не торчи в точке высадки: сразу прилипай к стене, двигайся дальше, не загромождай проход, не будь мишенью. Ты понял?
— Понял, понял…
Сверху раздавались негромкие шаркающие звуки: судя по всему, Степа спускался по веревке, упираясь в стенки вентиляционной шахты ребристыми подошвами своих ботинок.
«Сволочи, — расстроенно подумал я. — Хорошо им — в „комках“ да таких классных ботах…»
Прыгать Степа не стал, спустился быстро и ловко, и через несколько секунд присоединился к нам.
— Ты в порядке? — Странно, но он совершенно не запыхался.
— Да, в порядке, — доложил я. — Правда…
— Что?
— Да нет, все нормально.
В самом деле, я жив и здоров, а остальное вторично. Денег заработаю, костюм куплю новый. Да еще и лучше этого!
— Хорошо. Я иду за Юрой, ты за мной. След в след, ни на миллиметр в сторону, ни на метр не отстаешь, все делаешь как я, чутко слушаешь команды, молчишь.
— И ни в коем случае не отвлекаешься, — добавил Юра. — Ты понял?
— Так точно.
— Так… И вот еще что: ты, наверно, грабку на тыкву поставь.
— Чего?!
— Левую ладонь — на темечко, — расшифровал Степа.
— Зачем?
— Каски нет, опыта нет, потолок низко. С непривычки будешь стукаться.
— Понял.
— Ну все, потопали…
Юра наконец-то включил фонарь, и мы пустились в путь.
Мы двигались, пригнувшись, по неширокому и низкому бетонному коробу, совершенно сухому и, как мне показалось, даже теплому: я несколько раз невольно коснулся потолка, следуя рекомендации коллег и прикрывая голову левой рукой.
Ну что ж: пока все нормально. Неудобно, конечно, в три погибели путешествовать, но вполне терпимо.
Однако это сухое счастье длилось недолго. Вскоре раздался характерный звук падающих в воду капель, Юра предупредил:
— Прыгаем в канал… — И, отодвинув небольшую металлическую заглушку в стене, ввинтился туда этаким бодрым червяком. Степа синхронно последовал за ним: мне не оставалось ничего другого, как повторить маневр моих коллег.
Теперь мы оказались в сводчатом кирпичном тоннеле, довольно просторном по сравнению с коробом: здесь можно было гулять в полный рост и даже в колонну по три, места вполне хватало.
— Повнимательнее, турист, — предупредил Юра. — На маршруте три ямы. Неглубокие, но неприятные.
— Понял.
Да хоть десять, мне-то какая разница?
Дно тоннеля было залито водой, примерно по щиколотку, никаких тротуаров тут не было, и я мгновенно промочил ноги. Вообще, с водой тут был полный порядок: вода сочилась по старым кирпичным стенам, покрытым каким-то неприятным осклизлым налетом, капала, а местами и лилась тонкими струйками со свода, незатейливо изукрашенного темными разводами, и, неуловимо трансформируясь в туман, парной взвесью клубилась над ватерлинией в свете Юриного фонаря. Это было просто какое-то водяное царство. И запах в этом царстве стоял такой, словно какой-то злыдень регулярно подбрасывал сюда тухлые яйца. Не сказать, чтобы уж совсем сшибало с ног, но благоухало весьма ощутимо: клубы водяной взвеси, казалось, были пропитаны этой яичной тухлятиной.
