— Подумаешь. Это все равно обман.
— Это не обман. Это настоящие чувства. Ты видела, как он меня целовал, и слышала, что он говорил при этом.
— Эта марионетка? — презрительно морщится Сэди. — Он все повторял за мной. Если бы я захотела, он бы набросился с поцелуями на дерево, а не на тебя. В жизни такого слабака не встречала! Я рта не успела открыть, а он уже готов был на все.
Какая самонадеянность!
— Ерунда, — холодно возражаю я. — Ты, конечно, слегка подтолкнула его, но самую малость. Просто помогла ему выразить то, что он и так чувствовал.
Сэди мерзко хихикает.
— Да не смеши меня. Ты ему абсолютно безразлична.
— Врешь! Вовсе не безразлична! У него на заставке моя фотография. Он не расставался с ней все это время! Это ли не любовь?
— Полная чушь, а не любовь. — Сэди говорит так убежденно, что я чуть не взрываюсь от злости.
— Что ты вообще знаешь о любви? И еще берешься рассуждать! Как ты можешь оценить Джоша — настоящего мужчину с настоящими чувствами? Что бы ты ни говорила, у нас все будет отлично. И я знаю, что Джош просто обожает меня.
— Как можно быть такой наивной! — вопит Сэди. — Можно подумать, тебе пятнадцать лет! Так и останешься сентиментальной идиоткой до старости? Если тебя не любят, ничего тут не поделаешь. Хоть головой об стенку бейся.
Она краснеет и отворачивается.
Какая муха укусила Сэди? Я была уверена, что ее интересуют только развлечения, танцы и флирт. Кажется, все не так…
— Не с тобой ли это приключилось? — неуверенно спрашиваю я. — Ты страдала от безответной любви?
Она тут же исчезает. Без предупреждения.
Но так просто она от меня не отделается. Я должна все узнать. Что это за история? Выключаю телевизор и взываю к Сэди. Раздражение сменилось жутким любопытством.
— Сэди! Ты должна мне рассказать. Я же твоя подруга! Я ведь от тебя ничего не скрываю. И вообще я твоя внучатая племянница. Мне можно доверять. Я никому не проболтаюсь.
Нет ответа.
— Не хочешь — не надо, — пожимаю я плечами. — Раз у тебя кишка тонка.
— Это у тебя она тонка! — Разъяренная Сэди вырастает передо мной.
— Тогда расскажи!
Глаза Сэди как-то странно бегают.
— Нечего тут рассказывать, — наконец тихо произносит она. — Просто и мне кое-что известно о любви. Каково тратить время понапрасну, лить слезы и вложить всю душу в… пустоту. Так что плюнь на него. Так лучше.
— Что с тобой произошло? Неудачный роман? С мужчиной за границей? Сэди! Ну говори уже!
Она молчит, но не исчезает. Потом вздыхает, отворачивается, подплывает к камину.
— Это было очень давно. Я еще не уехала за границу. Еще до моего замужества. Один человек…
— Ты из-за него поссорилась с родителями? — догадываюсь я.
Сэди едва заметно кивает. Интересно, как он выглядел? Какой-нибудь щеголь двадцатых годов в канотье. С маленькими усиками.
— Неужели твои родители вас застукали? Когда вы… пытались «поймать и оседлать»?
— Вот еще, — невольно смеется она.
— Тогда что случилось?
Надо же, Сэди и впрямь была влюблена. А еще удивляется, что я хочу вернуть Джоша!
— Они нашли его наброски. Он был художником. И рисовал меня. А они страшно разозлились.
— Но что такого в рисунках? — недоумеваю я. — Напротив, надо радоваться.
— Он рисовал меня обнаженной.
— Голой?
Я потрясена. Ну и Сэди! Я бы никогда не стала позировать голой. Да ни за что! Разве только он затемнил бы интимные места. Ну, заретушировал. Или что там делают художники?
— Не совсем, я была задрапирована. Но родители все равно… В общем, это был не самый лучший день в моей жизни.
Я тихонько прыскаю в ладонь. Это вовсе не смешно, но не могу сдержаться.
— Так они увидели тебя… Твои…
— Дело кончилось истерикой, — хмыкает она. — В общем, даже забавно, хотя и печально. Его родители тоже чертовски рассердились. Он готовился стать юристом, хотя какой из него юрист? Это же хаос, а не человек. Ему бы рисовать ночами напролет, пить вино, курить дешевые папиросы и гасить окурки о палитру. Да и я была не лучше. Торчала у него в мастерской сутками. Точнее, в сарае у его родителей. Я звала его Винсентом в честь Ван Гога. А он меня Мейбл.
— Почему Мейбл? — удивляюсь я.
— Их служанку звали Мейбл. Я как-то сказала, что никогда не слышала более ужасного и уродливого имени и надо бы заставить ее выбрать другое, получше. Так он сразу стал звать меня Мейбл. Вот такой премерзкий тип.
Тон у нее шутливый, но глаза грустные.
— Ты его… — начинаю я и замолкаю, смущенная. — Я хотела спросить, ты его очень любила?
Сэди погружена в свои мысли.
— Когда все засыпали, я открывала окно и спускалась по плющу, — говорит она мечтательно. — После того как нас застукали, все изменилось. Его отослали во Францию к дядюшке «на исправление». Как будто это могло отвадить его от живописи.
— Как его звали?
— Стивен Неттлтон, — с трудом выдыхает Сэди. — Я не произносила это имя вслух… семьдесят лет.
Семьдесят лет.
— И что было потом?
— Мы больше никогда не виделись, никогда.
— Но почему? — ужасаюсь я. — Ты не писала ему?
— Писала, — иронично улыбается она. — Отправляла письмо за письмом. Но ни разу не получила ответа. Родители обзывали меня «наивной маленькой дурочкой». Они утверждали, что он воспользовался моей невинностью. Сначала я не верила им и ненавидела их за эти слова. Но потом… — Она резко вскидывает подбородок, давая понять, что не нуждается в сочувствии. — Ты повторяешь мои ошибки. «Он меня любит! Я знаю, я знаю!» — передразнивает она. — «Он мне напишет! Он вернется ко мне. Он любит меня». Представляешь, каково мне было, когда они оказались правы?
Повисает молчание.
— И чем же все кончилось? — неуверенно спрашиваю я.
— Разумеется, я вышла замуж. Отец Стивена венчал нас. Он был нашим викарием. Наверняка его сынок знал, но даже открытку не прислал.
Она замолкает, я тоже молчу. Итак, она вышла замуж за господина в жилетке исключительно от отчаяния. Вот черт. Ужасно. Конечно, такой брак был обречен.
Я очень расстроена. Лучше бы не расспрашивала. Что толку от печальных воспоминаний? Я-то рассчитывала услышать забавную историю про сексуальные ретропохождения.
— Может, стоило поехать за Стивеном во Францию?
— А как же гордость? — Она многозначительно глядит на меня, и я едва не заявляю, что мне, по крайней мере, удалось вернуть бойфренда.
— А те рисунки сохранились? — пытаюсь я найти в этой истории хоть какие-то светлые стороны.
— Я их припрятала, — кивает она. — А также законченную картину. Он тайком принес ее мне перед отъездом. Я спрятала полотно в погребе, родители его так и не нашли. Но оно сгорело вместе с домом.
— Какая жалость.
— Пустяки. Какая-то глупая картина. О чем здесь жалеть?
Я внимательно наблюдаю, как она теребит юбку.
— Может, он не получал твоих писем? — спрашиваю я с надеждой.
— Не сомневайся, получал, — отвечает она ледяным голосом. — В этом я уверена. Я тайком носила их в деревню и опускала в почтовый ящик.
Бедняжки. Тайком посылать письма. И почему в двадцатые годы еще не изобрели мобильники? Насколько было бы проще! Эрцгерцог Фердинанд мог бы отправить сообщение своим людям: «Кажется, за мной увязался какой-то психопат». И его бы не убили. Не началась бы Первая мировая. А Сэди позвонила бы своему парню и обо всем договорилась.
— Он жив? — порывисто спрашиваю я. — Поищем его? Зарядим поиск в Интернете, поедем во Францию, все возможно…
— Он давным-давно умер, — бесстрастно обрывает меня Сэди. — Через двенадцать лет после отъезда. Его останки привезли домой и предали земле. Я тогда уже жила за границей. И меня не пригласили. Впрочем, я бы и не пошла.
Я так расстроена, что не могу найти слов. Он ее бросил, да еще и умер. Что за жуткая история, что за глупый конец, лучше бы мне ничего не знать.
Лицо Сэди осунулось, она печально смотрит в окно. В серебряно-сером платьице она кажется маленькой и беззащитной. Я сейчас разревусь от жалости. Она любила художника. Это точно. Под показной бравадой скрывалось настоящее чувство, которое она пронесла через всю жизнь.
Как он посмел ей не ответить? Негодяй. Да будь он жив, я бы ему всю физиономию расцарапала! Даже если бы он был столетним старикашкой с двадцатью внуками.
— Это так печально, — всхлипываю я. — Просто жуть.
— Обычная история, — отмахивается она с вернувшимся легкомыслием. — Такова жизнь. На свете есть другие мужчины, другие страны, другие возможности. Я это знаю по себе. И ты должна мне верить.
— Что ты знаешь? — теряюсь я. — Во что мне верить?
— Ты никогда не вернешь этого парня. Этого Джоша.
— Почему?
— Потому что не все зависит от тебя. — Она отворачивается и обхватывает колени. — Если он тебя не любит, ничто не поможет.
