— Да.
— Значит… вы не гей?
Он теряется, не может найти нужных слов и в конце концов говорит:
— Нет! О нет! Бар принадлежит брату.
— Ах так…
Пол указывает на снимок, где он в форме:
— Мундир — тоже не маскарадный костюм. Я реально был копом.
И она вдруг начинает хохотать, но это явно смех сквозь слезы. Затем вытирает глаза и смущенно улыбается:
— Простите, ради бога. Сегодня у меня тяжелый день. С самого утра не задался. Еще до того, как украли сумочку.
Неожиданно он понимает, что она и впрямь очень хорошенькая. И вид у нее беззащитный, словно кто-то снял с нее верхний слой кожи. Она поднимает на него глаза, и он поспешно отворачивается.
— Пол, у вас не найдется чего-нибудь выпить? Но только не кофе. Я понимаю, что вы, должно быть, считаете меня пьянчужкой, но один бокал мне не повредит.
Пол выключает чайник, наливает им по бокалу вина и относит в гостиную. Она сидит на краешке дивана, упершись локтями в колени.
— Не хотите поговорить? Бывшие копы чего только не слышали за свою жизнь, — протягивает он ей бокал вина. — И бьюсь об заклад, те истории почище вашей будут.
— Не совсем так, — сделав большой глоток, говорит она и внезапно поворачивается к Полу лицом: — Хотя на самом деле да. Сегодня день смерти моего мужа. Он умер четыре года назад. Умер. И те, кто и мизинца его не стоит, сейчас наперебой твердят мне, что я должна идти дальше. У меня живет девушка-гот, а я даже не могу вспомнить ее фамилии. Я по уши в долгах. И я пошла сегодня в гей-бар, потому что была не в силах оставаться дома совсем одна, и у меня стащили сумочку, где лежали двести фунтов, снятые с кредитной карты, чтобы заплатить муниципальный налог. А когда вы спросили, есть ли кто-нибудь, кому я могу позвонить, единственным человеком, способным, как мне кажется, предложить мне постель, оказалась Фрэн, женщина, что живет в картонных коробках на первом этаже нашего дома.
Пол пытается переварить слово «муж» и практически не слышит того, что она говорит.
— Ну, если на то пошло, я могу предложить вам постель, — произносит он и снова видит ее усталый взгляд. — Кровать моего сына. Она, конечно, не самая удобная в мире. Я хочу сказать, брат спал на ней, когда порвал со своим последним бойфрендом, после чего заявил, что из-за этой кровати ему теперь приходится лечиться у остеопата, — улыбается Пол и, чуть замявшись, говорит: — Но все лучше, чем картонные коробки.
— Да уж. Значительно лучше, — избегая его взгляда, отвечает она и добавляет с кривой усмешкой: — В любом случае бесполезно просить Фрэн. Черта с два она согласится.
— Что будет крайне нелюбезно с ее стороны. Хотя я тоже не стал бы к ней проситься. Посиди здесь. Поищу тебе зубную щетку.
Иногда, думает Лив, ты попадаешь в параллельный мир. Тебе кажется, будто ты знаешь, что тебя ждет: тоскливый вечер перед телевизором, бокал-другой в баре, бегство от прошлого, — но неожиданно ты сворачиваешь с прямого пути и попадаешь туда, куда даже не думал — не гадал. Тебе кажется, что все, хуже не бывает: сумочку украли, деньги пропали, муж умер — словом, жизнь прошла мимо. И вдруг ты оказываешься в три часа ночи в крошечной квартирке незнакомого американца с ярко-голубыми глазами и кудрявыми волосами с проседью, и он заставляет тебя беззаботно смеяться, словно все хорошо и нет никаких поводов волноваться.
Она успела уже здорово набраться. Выпила не меньше трех бокалов здесь, на квартире у Пола, и несравнимо больше там, в баре. Но сейчас ей удалось достичь того редкого, но удивительно приятного состояния алкогольного равновесия, когда она не настолько пьяна, чтобы не стоять на ногах, но и не настолько трезва, чтобы не наслаждаться приятными мгновениями: ведь сидящий рядом мужчина смешит ее до слез, а его тесная квартира не хранит болезненных воспоминаний. Они говорят и говорят, но не могут наговориться, их голоса звучат все громче и возбужденнее. Лив, еще не успев оправиться от шока, расслабилась под действием алкоголя и раскрыла ему душу, ведь он был незнакомцем, которого она, скорее всего, больше никогда не увидит. А Пол, в свою очередь, поведал ей об ужасах развода, о порядках в полиции, которые ему совершенно не подходят, о своей тоске по Нью-Йорку, куда он не может вернуться, пока не подрастет сын. Ей хочется поделиться с ним абсолютно всем, потому что он абсолютно все понимает. Она рассказала ему о своей душевной боли и своей обиде на весь мир, а еще о том, что смотрит на другие пары и просто не видит смысла пытаться пробовать еще раз. Потому что ни одна из супружеских пар не выглядит реально счастливой. Ни одна.
— О'кей. Я здесь вроде адвоката дьявола, — ставит бокал Пол. — Хотя что может сказать человек, профукавший собственные отношения?! Но ты ведь была замужем четыре года. Так?
— Так.
— Я не хочу показаться циничным или типа того, но не кажется ли тебе, будто столь светлый образ сохранился в твоей душе именно потому, что он уже умер? Все, что быстро кончается, с течением времени кажется намного лучше. На этом держится вся индустрия сотворения кумиров из покойных кинозвезд.
— Значит, ты хочешь сказать, что проживи мы вместе чуть подольше, то непременно опостылели бы друг другу?
— Не обязательно. Но обыденность, дети, ежедневные стрессы наверняка уничтожили бы романтический флер.
— Мнение опытного человека.
— Угу. Очень может быть.
— Нет. У нас все было бы по-другому, — мотает она головой. Комната слегка вертится перед глазами.
— Да брось ты! Наверняка он тебя иногда хоть немного, да раздражал. Без этого не бывает. Ну, знаешь, когда он начинает нудить, что ты слишком много тратишь, или пердишь в постели, или не закручиваешь крышечку от зубной пасты…
Лив снова решительно мотает головой:
— Ну почему, ну почему всегда так?! Почему всем так хочется принизить все, что у нас было? Знаешь что? Мы просто были счастливы. Мы не ссорились. Ни из-за пасты, ни из-за пердежа, вообще ни из-за чего. Мы просто любили друг друга. Действительно любили. Мы были… счастливы. — Она изо всех сил старается не заплакать и отворачивается к окну, чтобы скрыть слезы. Нет, сегодня она не будет плакать. Только не сегодня.
В комнате становится тихо. «Вот черт!» — думает она.
— Значит, ты одна из тех редких счастливиц, — раздается голос у нее за спиной.
Она поворачивается, и Пол Маккаферти показывает на недопитую бутылку.
— Счастливиц?
— Не всем так везет. Четыре года — это срок! Ты должна быть благодарна.
«Благодарна»? В его устах это звучит вполне разумно.
— Да, — слегка помедлив, отвечает она. — Наверное, должна.
— Честно говоря, истории типа твоей воодушевляют.
— Очень мило с твоей стороны, — улыбается она.
— Но это чистая правда. За… Как его звали? — поднимает бокал Пол.
— Дэвид.
— За Дэвида! За хорошего парня!
И она, поймав его удивленный взгляд, широко улыбается:
— Да. За Дэвида!
— Знаешь, такое со мной впервые. Надо же, пригласить к себе девушку и пить за ее мужа! — говорит он, и в ответ она заливисто смеется, словно в рот попала смешинка. Затем он поворачивается к ней и, не дав опомниться, осторожно вытирает большим пальцем тушь под ее левым глазом. — Я весь вечер хотел это сделать. Твоя косметика, — поднимает он палец. — Не уверен, что ты в курсе.
Лив смотрит на него, и ей кажется, будто через нее пропустили электрический разряд. Она смотрит на его покрытые веснушками сильные руки, на мощную шею, обтянутую слишком тесным воротничком, и неожиданно теряет остатки здравого смысла. Тогда она ставит бокал, чуть наклоняется вперед и неожиданно делает именно то, что ей сейчас больше всего хочется: прижимается губами к его рту. Сперва она испытывает легкое потрясение от физического контакта с мужчиной, потом чувствует его дыхание на своей коже, его руку на своей талии, и вот он уже отвечает на ее поцелуй, его мягкие губы слегка пахнут танином. Она растворяется в его объятиях, качается на волнах чувственности, алкогольного опьянения и безмятежности. О господи! Вот это мужчина! Его глаза закрыты, ее голова идет кругом, его нежные поцелуи так сладостны.
Но затем он резко отстраняется, но она не сразу это осознает. Она тоже слегка отклоняется, ей вдруг становится трудно дышать. «Кто ты?»
Он смотрит ей прямо в глаза. Моргает.
— Знаешь… Мне кажется, что ты прелесть. Но у меня имеются свои правила относительно таких вещей.
— У тебя что… кто-то есть? — разлепляет она внезапно распухшие губы.
— Нет. Я просто… — Он приглаживает волосы. Стискивает зубы. — Лив, ты не похожа…
— Я пьяная.
— Да-да, совсем пьяная.
— Когда-то у меня хорошо получалось заниматься сексом по пьяному делу. Действительно хорошо, — вздыхает она.
— Тебе лучше помолчать. Я очень стараюсь быть хорошим.
