— Надо же! — откидывается она на спинку дивана. — Конечно, женщины иногда напиваются в хлам. Но только не я.
— Лив…
— А ты… бесподобен.
У него щетина на подбородке, значит, уже скоро утро. Ей хочется погладить его по щеке, почувствовать его колючую кожу. Она протягивает руку, но он отодвигается.
— И… все. Я пошел. Да-да, конечно пошел. — Он встает и с трудом переводит дух. На нее он не смотрит. — Уф, вон там комната сына. Если захочешь пить или что-то еще, там есть кран. Уф, кран с водой. — Он берет журнал и кладет на место, затем — другой и снова кладет. — И вот журналы. Если захочешь почитать. Полно…
Нет, не может быть, чтобы все закончилось вот так. Она хочет его, ее тело просто излучает желание. Она готова молить его об этом. Она до сих пор ощущает жар его руки на талии, вкус его губ. Они стоят и смотрят друг на друга в упор.
«Неужели ты ничего не чувствуешь? Не уходи! — посылает она ему молчаливый призыв. — Пожалуйста, не уходи от меня!»
— Спокойной ночи, Лив, — говорит он.
Он бросает в ее сторону еще один взгляд, затем поворачивается, выходит в коридор и тихо закрывает за собой дверь ванной.
Через четыре часа Лив просыпается в маленькой комнате, на кровати с пуховым одеялом с эмблемой «Арсенала». Голова раскалывается так, что ей приходится потрогать затылок, чтобы убедиться, что она не стала жертвой нападения. Она моргает, тупо смотрит на крошечных существ из японских мультиков на противоположной стене и пытается по кусочкам восстановить события сегодняшней ночи.
Украденная сумка. Она закрывает глаза. О нет!
Незнакомая кровать. У нее нет ключей. О боже! У нее нет ключей. И нет денег. Она пытается встать, но голову пронзает такая боль, что хочется кричать.
А потом она вспоминает мужчину. Пит? Пол? Вспоминает, как идет ночью по пустынным улицам. Вспоминает, как наклоняется, чтобы поцеловать его, а он вежливо уклоняется. «Ты… бесподобен».
— О нет, — шепчет она и закрывает глаза руками. — О, я не могла…
Она садится и спускает ноги вниз, внезапно замечая на полу желтую пластмассовую машинку. Но, услышав звуки открывающейся двери и льющейся воды в душе, Лив хватает жакет, туфли и потихоньку выбирается из квартиры навстречу безжалостному свету нового дня.
15
— Это похоже на нашествие, — нервно смеется исполнительный директор. — Интересно, у остальных… такие же ассоциации?
— О да, — по привычке отвечает она.
Рядом с ней примерно пятнадцать подростков, которые бегают по просторному вестибюлю «Конахи секьюритиз». Двое из них — Идан и Кэм, — широко расставив руки, прыгают туда-сюда через перила, идущие вдоль стеклянной стены, их белые спортивные костюмы шуршат при соприкосновении с полом из известняка. Небольшая группа детей уже успела просочиться в центральный атриум, и теперь они с хохотом носятся по идеально ровным дорожкам и тычут пальцами в японских карпов, мирно плавающих в угловых бассейнах.
— Они что, всегда… такие шумные? — спрашивает исполнительный директор.
Рядом с Лив стоит Абиола, молодежный работник.
— Да, — кивает она. — Мы обычно даем им минут десять на то, чтобы привыкнуть к месту. Вы удивитесь, как быстро они адаптируются.
— И что… они никогда ничего не ломают?
— Никогда, — отвечает Абиола. Тем временем Лив наблюдает за тем, как Кэм, пробежав по деревянному ограждению, пружинисто подпрыгивает на его конце. — Посещения других компаний, список которых я вам представила, обошлись без серьезных нарушений. Ну, разве что выбили пару раз кусочек мозаичной плитки. — Но, заметив, что исполнительный директор явно ей не верит, она добавляет: — Вы не должны забывать, что среднестатистический британский ребенок живет в доме площадью меньше семидесяти шести квадратных метров. А наши дети выросли в еще более стесненных условиях. Поэтому вполне естественно, что, когда они попадают в новое место типа вашего, им сперва хочется побегать. Но посмотрите, что будет дальше. Они впишутся в ваше пространство.
Раз в месяц Фонд Дэвида Халстона, являющийся подразделением архитектурного бюро «Солберг-Халстон», организует для подростков из неимущих семей посещение зданий, представляющих особый интерес с точки зрения архитектуры. Дэвид свято верил в то, что молодые люди должны видеть не только типичную застройку, но и другие архитектурные формы, чтобы научиться по-своему использовать пространство и понимать его роль. Он хотел, чтобы они получали удовольствие от пребывания в просторных светлых зданиях. Лив никогда не забудет, как он объяснял это группе бенгальских детей из Уайтчепела.
«О чем говорит вам этот портал, когда вы через него проходите?» — спросил он, показав на огромный дверной проем.
«О деньгах», — ответил кто-то под дружный хохот остальных.
«Все правильно, — улыбнулся Дэвид. — Именно об этом он и должен говорить. Это брокерская контора. И портал с огромными мраморными пилястрами и золотыми буквами сверху кричит вам: „Дайте нам ваши денежки. И мы их ПРИУМНОЖИМ“. Он говорит самым простым и вульгарным способом: „Мы знаем все о деньгах“».
«Вот поэтому, Нихил, высота твоей двери только три фута», — кто-то из мальчиков толкнул другого, и оба покатились со смеху.
Но это работало. Она даже тогда понимала, что это работает. Дэвид рассказывал об окружающем их пространстве, которое может раскрепостить тебя, заставить сердиться или грустить. Он показал, как свет и пространство, словно живые существа, движутся вокруг необычных зданий.
«Они должны видеть, что существует альтернатива тесным коробкам, в которых они сейчас живут, — объяснял Дэвид. — Они должны понимать, что окружающая их среда влияет на их самочувствие».
После смерти Дэвида с благословения Свена она взяла на себя обязанности мужа, встречалась с директорами компаний, договаривалась с ними о посещении зданий, в которых расположены их фирмы, терпеливо объясняя значение данного мероприятия. И это помогло ей держаться на плаву и жить дальше именно в те минуты, когда она уже переставала видеть смысл в своем существовании. И теперь такие экскурсии раз в месяц оставались единственной вещью, которую она с нетерпением ждала.
— Мисс? А можно потрогать рыбу?
— Нет. Руками ничего не трогать. Ну что, все в сборе? — спрашивает она и ждет, когда Абиола сосчитает детей по головам. — Хорошо. Начинаем прямо здесь. Я хочу, чтобы вы десять минут постояли спокойно и рассказали мне, как на вас влияет то, что вы видите сейчас вокруг себя.
— Здесь очень спокойно, — произносит кто-то, когда смех прекратился.
— Почему?
— Не знаю. Вода. И водопад. Умиротворяет.
— И что еще вас здесь умиротворяет.
— Небо. Похоже, здесь нет крыши. Да?
— Да. Почему, по-вашему, здесь нет крыши?
— Наверное, деньги кончились. — И снова взрыв смеха.
— А когда вы отсюда выйдете, то что в первую очередь сделаете? Нет, Дин. Я знаю, что ты хочешь сказать. Не это. Попробуйте вдохнуть побольше воздуха. Дышите полной грудью.
— Но в воздухе полно всякого дерьма. Похоже, они здесь просто пропускают воздух через фильтр.
— Здесь открытое пространство. Они не могут пропускать воздух через фильтр.
— А я и правда дышу. Полной грудью. Терпеть не могу маленькие помещения. У меня в комнате нет окон, и приходится спать с открытой дверью, чтобы не чувствовать себя как в гробу.
— У моего брата в комнате тоже нет окна, и маме пришлось повесить на стенку постер с нарисованным окном.
И они начинают наперебой сравнивать свои спальни. Лив любит этих детей и боится за них, так как через них сталкивается с изнанкой жизни. Все они в основном вынуждены обитать в пределах одной-двух квадратных милей, где они заперты, или в силу каких-то физических ограничений, или из-за страха перед местными молодежными бандами, или из-за провинностей перед законом.
Казалось бы, такая малость. Но участие в этом благотворительном проекте дает ей ощущение того, что Дэвид не зря прожил свою жизнь, а его идеи находят свое продолжение. Иногда встречаются действительно талантливые дети — те, кто сразу понимает замыслы Дэвида. И тогда она пытается им как-то помочь: беседует с учителями, помогает получить стипендии. Пару раз она даже встречалась с их родителями. Один из протеже Дэвида сейчас получает степень по архитектуре, а фонд оплачивает его обучение.
Но для большинства детей — это просто шанс хоть ненадолго заглянуть в другой мир, применить свои способности в области паркура на других ступеньках и перилах, причем не на улице, а в роскошном мраморном вестибюле, возможность заглянуть в обитель Мамоны, хоть и под недремлющим оком богатых людей, которых Лив уговорила пустить их к себе.
— Несколько лет назад было проведено специальное исследование, в ходе которого было установлено, что, если уменьшить площадь, приходящуюся на одного ребенка, с двадцати четырех до пятнадцати квадратных футов, дети становятся более агрессивными и менее контактными. Что вы думаете по этому поводу?
