И он сжал эфес своей кривой сабли.
Лозель смирился под взглядом его горящих глаз, он хорошо знал Хасана, знал также, что если бы дело дошло до боя, то его люди не справились бы с солдатами эмира.
– Когда мы исполним нашу обязанность, мы рассчитаемся с вами, – произнес он, стараясь казаться храбрым.
– Клянусь Аллахом, я, эмир Хасан, напомню ваше обещание. Я отвечу за все сказанное перед лицом Салах ад-Дина в любой день и час, как и вы ответите ему за ваше предательство.
– В чем же меня обвиняют? – удивился Лозель. – В том, что я люблю леди Розамунду; но все любят ее, может быть, даже вы сами, человек уже не молодой и поблекший.
– За это преступление я тоже накажу вас, отступник. А с Салах ад-Дином вам придется свести другие счеты: вы обещали ей помочь бежать, вы старались соблазнить ее бегством с того самого корабля, на котором дали клятву охранять ее, вы сказали, что доставите ей убежище среди кипрских греков.
– Если бы это была правда, – отверг его обвинения Лозель, – султан мог бы пожаловаться на меня. Но это ложь! Слушайте же, раз я должен высказаться. Леди Розамунда просила меня сделать это для нее, а я сказал, что честь запрещает исполнить ее просьбу, хотя я действительно люблю ее, как любил и всегда, и готов сделать для нее многое. Тогда она обещала, что если я спасу ее от вас, сарацин, я не останусь без награды, что она обвенчается со мной. И опять с болью в душе я ответил, что это невозможно теперь, однако, когда я доведу корабль до земли, то послужу ей, как ее истинный рыцарь, и, освободившись от клятвы, сделаю все, чтобы спасти ее.
– Вы слышите, принцесса! – воскликнул Хасан, обращаясь к Розамунде. – Что вы скажете?
– Я скажу, – холодно ответила она, – что этот человек лжет ради собственного спасения, что я охотнее умру, чем позволю ему приблизиться ко мне.
– Я тоже считаю, что он лжет, – согласился с ней Хасан. – Нет, спрячьте кинжал, если вы желаете увидеть новое солнце! Я не хочу здесь драться с вами, но когда мы будем при дворе султана, Салах ад-Дин узнает все и сам решит, кому нужно верить, принцессе ли Баальбека, или нанятому слуге, изменнику-франку и пирату, сэру Гуго Лозелю.
– Пусть он узнает все, когда мы будем при его дворе, – многозначительно заметил Лозель и прибавил: – А вы ничего более не желаете передать мне, принц Хасан? Если нет, я уйду, мне необходимо позаботиться о корабле, который, как вы воображаете, я хотел бросить ради улыбки прекрасной дамы.
– Я хочу сказать только, что этот корабль принадлежит султану, а не вам, потому что он купил его у вас, что с этой минуты благородную даму будут охранять день и ночь, что, когда мы подойдем к берегам Кипра, стражу удвоят, потому что там, кажется, у вас есть друзья. Поймите и запомните.
– Я понимаю и, конечно, буду помнить, – усмехнулся Лозель.
Так они расстались.
– Я думаю, – обратилась к Хасану Розамунда, когда Лозель ушел, – что если мы благополучно дойдем до Сирии, нам нужно будет назвать себя счастливыми!
– Эта мысль была и у меня, госпожа. Кажется, я тоже забыл об осторожности, но этот человек возмутил мое сердце; слабый после болезни, я потерял рассудок и говорил то, что было у меня на сердце, хотя следовало выждать. Может быть, напрасно я не убил его, но он один умеет хорошо управлять кораблем, так как с самой ранней юности занимался этим. Предоставим все воле Аллаха. Он справедлив и в свое время решит это дело.
– Да, но как? – переспросила Розамунда.
– Надеюсь, мечом, – ответил Хасан, низко поклонился и ушел.
С этих пор вооруженные воины всю ночь стояли на часах перед дверями каюты Розамунды, и, когда она выходила пройтись по палубе, они не отставали от девушки. Ее больше не беспокоил Лозель, сэр Гуго перестал заговаривать с ней или с Хасаном, зато он то и дело шептался с Никласом.
Наконец в одно золотистое утро галера подошла к берегам Кипра и бросила якорь. Лозель действительно был искусным лоцманом, одним из лучших мореходов. Вдоль бухты расстилался белый город Лимасол, в его садах красовались стройные пальмы, дальше за плодородной низменностью высились могучие Троодосские горы. Усталая Розамунда, которой надоело нескончаемое море, с восторгом посмотрела на зеленевший красивый берег, бывший ареной стольких исторических событий, и вздохнула при мысли, что ей нельзя ступить на него. Лозель увидел ее взгляд, услышал ее вздох и, садясь в шлюпку, которая подошла, чтобы отвезти его в гавань, насмешливо сказал ей:
– Не угодно ли вам изменить ваше решение, моя леди, и отправиться со мной навестить моего друга императора Исаака? Клянусь, при его дворе очень весело, там нет толпы кислых сарацин или унылых пилигримов, думающих о спасении души. На Кипре совершаются только паломничества на Пафос, туда, где из пены морской родилась Киприда [6].
Розамунда не ответила, Лозель направился к берегу в шлюпке, которую смуглые кипрские гребцы ловко вели по волнам. Странно было видеть, что волосы этих гребцов украшали цветы.
Целых десять дней простояла галера у Лимасола, хотя была ясная погода и ветер дул по направлению к Сирии. Когда Розамунда спросила, почему они так долго не отходят, Хасан с досадой топнул ногой и ответил, что император отказывается доставить им больше чем на один день пресной воды и съестных припасов, что Гуго, пока Хасан не выйдет на сушу, не хочет идти с поклоном во внутренний город Никосию, где находится двор Исаака Кипрского. Чувствуя, что в этом кроется ловушка, Хасан боялся подчиниться требованию Лозеля, а между тем без запасов воды и пищи галера не могла отплыть.
– Разве сэр Лозель не может устроить это сам? – удивилась Розамунда.
– Конечно, мог бы, если бы хотел, – ответил Хасан, злобно сжимая зубы, – но он клянется и божится, что не может сделать ничего.
Так они стояли день за днем, их палило знойное летнее солнце, качали длинные гряды волн, наконец мужество сарацин ослабело, тела также, потому что у многих началась лихорадка, часто нападающая на людей близ берегов Кипра, двое умерли. Время от времени кто-нибудь из кипрских сановников являлся с берега вместе с Лозелем, доставляя на галеру немного съестных припасов и воды, и принимался торговаться, говоря, что путники ничего больше не получат, если принц Хасан не навестит императора и не привезет с собой бывшую на его корабле прекрасную даму, которую желал видеть Исаак.
Хасан каждый раз отвечал отказом и удваивал стражу при Розамунде, тем более что теперь по ночам близ галеры появлялись странные лодки. Днем также целые толпы фантастически разодетых в шелк и бархат мужчин и женщин крейсировали подле берега и смотрели на корабль, точно готовясь совершить нападение.
