– Я надеюсь, у вас в памяти что-нибудь всплыло после того нашего разговора, – предположил Горецкий.
Иванов покачал головой. Не вспомнилось ему. Горецкий терпеливо ждал. Иванов понял, что просто отмолчаться у него не получиться.
– Я не помню, – сказал он.
– Надо вспоминать, – настаивал Горецкий.
– Зачем?
– То есть как? – пожал плечами Горецкий. – Мы уже столько времени с вами бьемся, пытаемся вас раскачать…
– А зачем… раскачать?..
Во взгляде Иванова угадывалась опасливая настороженность человека, который давно научился никому не доверять.
– У вас в камере есть зеркало? – спросил Горецкий.
Его вопрос поставил Иванова в тупик.
– Нет, – сказал Иванов растерянно, теряясь в догадках относительно того, чего от него хотят на этот раз.
Горецкий достал из ящика стола прямоугольник зеркала, протянул собеседнику:
– Взгляните на себя!
Иванов посмотрел на свое отражение, и его собственный вид явно ему не понравился.
– Да-а, – пробормотал он обескураженно. – Ну и рожа!
А Горецкий уже двигал по столу удостоверение полковника Ведьмакина. Иванов не сразу заметил его манипуляции, а когда он все-таки обратил внимание на фотографию на удостоверении, Горецкий подсказал тоном свойским и доверительным:
– Вы сравните фотографию и свое отражение в зеркале.
Взгляд Иванова переметнулся с фотографии на отражение и обратно.
– Да-а, – протянул он озадаченно, угадав какое-то сходство. – Ловко!
И в его взгляде добавилось настороженности.
– «Ловко» – что? – уточнил Горецкий. – Какое-нибудь объяснение у вас всему этому имеется?
– Нарисовали вы тут меня классно, – оценил Иванов. – Ну прямо офицер!
– Так ведь вы офицер и есть, – сказал вкрадчиво Горецкий. – И я вам еще не все сказал, Виталий Сергеевич. Вы двух человек убили, если верить материалам уголовного дела. Вы убили старшего лейтенанта Алтынова Ивана Константиновича и полковника Ведьмакина Александра Никифоровича. Только Ведьмакин – это вы и есть! Вы за убийство самого себя приговорены судом и отбываете пожизненное заключение. У вас по расписанию подъем и по расписанию отбой, вас три раза в день кормят, у вас прогулки ежедневные, наверное, предусмотрены, и вообще вы вполне живой и даже не болеете, хотя по материалам уголовного дела вы давно убиты и кремированы.
– Как же так?! – спросил изумленный Иванов – Ведьмакин, у которого в голове воцарился хаос, и куда уж ему было что-нибудь понять в словах собеседника, тут хотя бы мысли разбежавшиеся собрать.
– Вот и я удивляюсь, – все тем же вкрадчивым голосом сказал Горецкий. – Нестыковочка получается! Вы на нарах паритесь, а трупов-то нет! Один труп просто исчез, а другой прямо передо мной сейчас сидит, вполне живым выглядит и даже не кашляет!
* * *
– Вам нравится Ларнака? – спросил у Кати Корнышев.
– Мне больше нравится Лимассол.
– Почему?
– Там много наших.
– Россиян?
– Да.
– Я так понял, что вы не очень-то охотно шли на контакт, – уловил несоответствие Корнышев. – Старались с русскими не общаться.
– Да, это правда, – подтвердила Катя. – И все равно, когда я слышу русскую речь, я стараюсь держаться где-то поблизости.
– Подслушиваете? – улыбнулся Корнышев.
– Получается, что так, – улыбнулась в ответ Катя.
На самом деле ей не слова были важны, а мелодия речи. Она русскую речь слушала как музыку. Запретную музыку. А запретный плод всегда сладок.
– И еще Лимассол как-то живее, – сказала Катя. – На Кипре город – это и не город, по нашим меркам. В Лимассоле сто сорок тысяч жителей, в столице, в Никосии – сто восемьдесят, у нас в крупном райцентре столько можно насчитать, наверное. Но в Лимассоле все-таки какая-то жизнь. Офисы. Банки. Служащие ходят. Не просто курорт. Город.
– Но в Ларнаке красиво, – подсказал Корнышев. – Я помню, как-то случайно заехал на набережную. Красиво: пальмы, фонари…
– Пальмовая набережная.
– Может, завернем? – предложил Корнышев.
– Конечно! – с готовностью отозвалась Катя и развернула машину.
Попетляв по лабиринту улиц, она безошибочно привезла Корнышева туда, где он когда-то оказался совершенно случайно. Море. Песок пляжа. Причал. Частокол мачт – на воде покачивались яхты.
– Красиво, – сказал Корнышев. – Я иногда завидую людям, которые могут подняться на борт яхты и плыть в одиночестве, не видя берега.
– Вам плохо на берегу? – улыбнулась Катя.
– Иногда бывает плохо.
– А мне, наоборот, не хватает общения.
Значит, все правильно он про нее понял. Ей одиноко на этом острове, и потому она рвется в Москву, где у нее были друзья, были соседи, которых совсем необязательно было сторониться, и где у нее была нормальная жизнь.
Оставив машину на набережной, они пошли по причалу. Слева были яхты, много яхт, справа покачивались на волнах прогулочные катера, некоторые из них были довольно внушительных размеров: двухпалубные, с каютами, с площадками для танцев. Корнышев не мог оторвать от них взгляд. Наводящий лоск на палубе одного из катеров пожилой киприот приветливо улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, и крикнул:
– Холидей? Вэлком! Си трэвел! Супер трэвел!
– Предлагает прокатить, – сказала Катя. – Все, как вы хотели: море вокруг, а берег далеко.
И с других катеров на них уже смотрели с интересом, видя в них потенциальных клиентов.
– Эй! Добро пожаловать! – крикнул по-русски загорелый парень с соеднего катера. – Вы из России?
– Да! – радостно ответила Катя прежде, чем Корнышев успел что-либо сказать.
– Будете плавать? – крикнул парень. – У нас скидки!
Катя посмотрела на Корнышева.
– Я не против, – сказал Корнышев. – Это было бы здорово.
– Здорово! – эхом отозвалась Катя.
– Я хочу вам подарить Лимассол, – сказал Корнышев. – Который вам так нравится. Представляете: вечер, город залит огнями, и мы видим его с воды…
– Ой! – озорно сказала Катя и засмеялась.
Она уже знала, какие необыкновенные сюрпризы способен преподнести Корнышев.
– Вы плаваете до Лимассола? – спросил у парня Корнышев.
– Хоть вокруг всего острова! – засмеялся парень.
– Тогда вечером, – сказал Корнышев.
– Вечером? – переспросила Катя с видом ребенка, у которого только что перед самым носом помахали желанным леденцом и тут же этот леденец спрятали, пообещав угостить когда-нибудь потом.
– Ну конечно! – мягким голосом, как только и можно разговаривать с маленьким ребенком, ответил Корнышев. – Огни, блики на воде, мы на палубе пьем шампанское…
– Вечера можно и не ждать! – заволновался парень. – Шампанское я вам и сейчас обеспечу!
– Мы никуда от вас не денемся! – засмеялся Корнышев, легко догадавшись, что парень боится упустить клиентов. – Мы с вами непременно поплывем!
А Катя уже дозревала. Ей вспомнилась, наверное, та волшебная ночь в Москве, и здесь тоже, как мечталось, будет по меньшей мере не хуже.
– И можно на всю ночь! – сказала она. – Я никогда не плавала по морю ночью! Сначала смотрим на Лимассол, а потом купаемся! Прямо с борта прыгаем в воду!
– С борта мы прыгаем? – весело спросил Корнышев у парня.
– А вот! – засуетился парень. – Специальная площадка! Видите? Можно нырять! А еще у нас есть лодка! Можно с лодки!
Он так старался угодить, что было понятно: любые желания будут удовлетворены, вплоть до безумных.
– Можете взять с собой Никифора, – сказал Корнышев.
– Правда? – не осмелилась поверить Катя.
– Вы до сих пор печалитесь, что в Москву слетали без него, – напомнил Корнышев. – Но ему нельзя было в Москву. А здесь совсем другое дело. Ему ведь так же скучно, как и вам, наверное.
– Скучно!
– Вот видите!
– А мама? Ей тоже можно?
– Я не знаю, – пожал плечами Корнышев. – Как-то не думал об этом.
– Если больше трех человек – тогда скидка! – сказал с борта катера сообразительный парень.
– Вот! – обрадовалась Катя. – Еще и скидку заработаем! Давайте маму тоже возьмем!
