— Нарежьте нам лимон. — попросил он девушку.
Та кивнула. К стойке подошел Геркус. В отличие от своего друга Эужения Геркус был человеком улыбчивым, на его круглом лице постоянно светилась мягкая улыбка.
— Вы самый счастливый человек на земле, — постучал по стойке Дронго. — Сколько я вас вижу, вы всегда улыбаетесь.
— Да, — сказал Геркус. — это действительно так. Мне нравится и наша поездка, и наши люди. Если бы не несчастный случай, вообще все было бы хорошо.
— Еще одну текилу, — попросил Дронго.
— Какой несчастный случай? — хриплым голосом спросил Борисов. — Вы разве не поняли, что Темелиса убили? И у меня есть доказательства.
— Как это убили? — не понял Геркус.
— Просто выбросили из поезда, — зло добавил Борисов, — а вы говорите про несчастный случай.
— Я не знал, — растерялся Геркус.
— Интересно, какие у вас доказательства? — поинтересовался Дронго у болгарина.
— Виржиния слышала, как кто-то позвал Темелиса, и он по-гречески ответил, что сейчас придет. Наверно, это был убийца, — сообщил Борисов.
— Вы знаете греческий? — спросил Дронго у Захарьевой.
— Нет, почти не знаю, — усмехнулась она, — но они наши соседи, и я не могла ошибиться.
— Геркус, — обратился к литовцу Дронго, — вы успели вернуться в вагон-ресторан, а где было ваше купе — в соседнем вагоне?
— Да, — кивнул Геркус, — поэтому мы вернулись раньше других.
— И кто был в соседнем купе?
— Там были греки. Два киприота и два грека.
— Значит, купе Темелиса было рядом с вами.
— Да, — ответил Геркус и поднял текилу: — Ваше здоровье.
— Ваше здоровье, — залпом выпил текилу Дронго.
Болгары выпили следом за ним. Виржиния закусила лимоном, а потом, подумав немного, взяла и апельсиновую дольку.
— Это точно, что купе Темелиса рядом с вами? — спросил Дронго.
— Конечно, — улыбнулся Геркус, — можете спросить у киприотов. Они были вместе с Темелисом.
— А наше купе — следующее, — вставил Борисов, — и мы были вместе с Пашковым и англичанкой. Они остались в купе, когда мы с Виржинией пошли обедать.
— Понятно, — Дронго пошел дальше.
За столиком на улице сидела Дубравка Угрешич. Она была родом из Хорватии, жила в Голландии, но в поездке представляла Германию. Известный критик и ученный, она свободно говорила по-русски. Он подошел к ее столику. Рядом под навесом, укрывшись от начинавшегося дождя, сидели Бондаренко, Вотанова и Микола Зинчук.
— Вы опять успели переодеться, — восхитилась Дубравка. — Думаю, вы самый элегантный мужчина в нашей группе.
— Вы, как всегда, очень любезны, — он сел рядом, думая о разговоре с Геркусом.
— Это все миф, — не унималась Дубравка. — Почему-то считают, что женщины должны любить небритых ковбоев. Но это не так. Мужчина должен хорошо пахнуть, у него должны быть чистые носки, чистое белье и чистые носовые платки.
— Конечно, — вставила Катя Вотанова, — целоваться с небритым мужчиной мало приятного.
— Никогда не целовался с небритым мужчиной, — засмеялся Дронго, — наверно это действительно не очень приятно.
Вотанова нахмурилась, но ничего не ответила. Дронго все еще думал о разговоре с Геркусом. Его смущало очевидное несоответствие в действиях погибшего Темелиса. Увидев, что к ним подошел официант, он машинально поднял руку:
— Принесите всем кофе, — попросил Дронго, — хотя нет, мне принесите чай, а остальным кофе.
Он заметил подошедшего Эужения. Тот стоял у стойки бара и что-то спрашивал у Геркуса. «Нужно поговорить и с ним», — подумал Дронго. И в этот момент услышал раздраженный голос Екатерины Вотановой:
— Почему вы не спросили, хотим ли мы кофе? Вам не кажется, что это неправильно — ставить нас перед фактом?
— Извините, — пробормотал Дронго. Он думал в этот момент совсем о другом.
Она возмущенно поднялась, взглянув на Дронго. Следом растерянно поднялся Андрей, очевидно, не ожидавший от жены подобной реакции.
— У нее тяжелый характер, — напомнил улыбающийся Микола. — Я, кажется, вас предупреждал.
— Можно отменить заказ, — сказал Дронго, отвлекаясь от своих размышлений, — просто неудобно, если мне принесут второй чай, а вам не дадут ничего. Извините, я меньше всего хотел вас обидеть.
— Возможно, — согласилась она, — но я не хочу кофе. И не люблю, когда мне навязывают чужие решения.
Она была явно раздражена. Неужели он сказал что-то лишнее?
— В таком случае я отменю заказ, — грустно ответил Дронго.
Он наконец оторвался от своих мыслей. Он думал о другом, и было трудно отвлекаться на подобные мелочи.
— Если хотите, я выброшу все чашки, — предложил он.
— Не хочу, — отвернулась Екатерина, — лучше угостите кофе Георгия и его друзей. Они, по-моему, продрогли под дождем.
— Да, конечно, — он махнул рукой, приглашая к столику проходивших мимо грузин.
— Напрасно вы так нервничаете, — мягко заметил он.
— Иногда мужчин нужно ставить на место, — не сдавалась Катя, — чтобы не забывались.
— Вы, как всегда, правы, — согласился Дронго.
Она взглянула на него своими светло-зелеными глазами. Когда она злилась, они темнели. Дронго слегка растерялся. Меньше всего он хотел обидеть эту девочку. Кроме того, он не хотел спорить в присутствии стольких людей.
Вотанова с мужем отошли от столика. Микола остался. И почти сразу подошли Мдивани и Бугадзе.
— Может, сядете с нами? — предложил Дронго. — Я заказал кофе.
— Конечно, — весело сказал Георгий. — Вы знаете, наш Важа просто влюблен в ваши методы. Он много читал о вас и знает, что вы лучший сыщик в Европе. Он вчера весь вечер рассказывал мне о ваших приключениях.
— Спасибо, — кивнул Дронго.
Ему нравился молодой грузинский драматург, обладавший тонким вкусом. Дронго заметил, что Георгий покупает в разных городах музыкальные диски Доницетти, Баха, Вагнера, Листа. Молодой человек был для него воплощением той прекрасной поры, когда он сам был молод.
— Вы о чем-то задумались? — вежливо спросил Георгий, снимая очки.
«Правый глаз у него действительно затек», — отметил Дронго.
— Нет, — улыбнулся он в ответ. — Я хотел узнать, сколько вы весите? — вдруг спросил он.
— Больше ста двадцати килограммов. — ответил Георгий. — А почему вы спрашиваете?
— Много, — с уважением сказал Дронго, — я легче вас килограммов на двадцать. Но вы выше меня ростом и намного тяжелее.
— Несколько дней назад в Париже нас пригласили земляки-грузины. — восторженно сказал Бугадзе, — и наш Георгий оказался на высоте. Ему поднесли большой рог вина, который специально привезли из Тбилиси, и он его выпил до конца.
— Видя вашу комплекцию, я не сомневался в ваших возможностях, — сказал Дронго, невольно взглянув на большую ладонь Мдивани.
Он заметил, как к нему спешит Кязим Оруджев.
— Наконец-то я вас нашел, — сказал Оруджев, тяжело дыша. — К нам в Ганновере присоединятся двое российских журналистов. Вы можете дать им интервью. Они говорят, что хотят побеседовать с вами. Они сядут в наш поезд на германо-польской границе.
— Хорошо, — согласился Дронго, — надеюсь, беседа пройдет в поезде и они не станут отнимать у меня время в Ганновере.
— Вы будете заняты в Ганновере? — уточнил Оруджев. — У вас выступление в этом городе?
По сложившейся традиции, в каждом городе, где останавливался «Литературный экспресс», несколько писателей выступали с сообщениями и докладами.
— Нет, — сказал Дронго, — но у меня есть там свои дела.
Он не стал объяснять, что в Ганновере его ждет Эдгар Вейдеманис. И наверняка там окажется и Планнинг, уже узнавший о смерти Темелиса.
— Не забудьте. — напомнил Оруджев, — завтра они возьмут у вас интервью.
— Не забуду, — ответил Дронго.
«Интересно. — подумал он, — кто из этих журналистов окажется посланием Потапова? Кажется, наступило время для его появления».
МОСКВА. 20 ИЮНЯ
В этот день все шло, как обычно. Утренняя почта, встреча с начальником управления, с которым он обсуждал дела, не имевшие отношения к Дронго. В одиннадцать тридцать позвонил сам генерал Городцов. Он имел неприятную манеру говорить в несколько развязном и вместе с тем слегка снисходительном тоне, с каким обычно говорили профессионалы с дилетантами, случайно попавшими в Федеральную службу безопасности Городцов работал в органах КГБ-ФСБ всю свою сознательную жизнь, пройдя путь от обычного сотрудника-лейтенанта до первого заместителя директора и генерал-полковника. Потапов, оказавшийся в контрразведке во многом благодаря случайности несколько лет назад, все еще считался не совсем своим, хотя пересидел уже нескольких директоров и заслужил репутацию человека, твердо знающего, чего именно он хочет.
— Доброе утро, — весело поздоровался Городцов. — Вы не могли бы зайти ко мне прямо сейчас? У нас есть некоторые соображения по поводу кандидатуры, которую вы просили.
