— Ты должен взглянуть на это, — сказала Тори.
Она завязала волосы в хвостик, но несколько непослушных мокрых прядей упали на глаза. Она убрала их за уши и наклонилась, чтобы рассмотреть символы.
— Я видел. Пойдем, Тори. Утро заканчивается.
Тори разглядывала надписи, с удивлением обнаружив, что сердце все еще колотится в груди, а тошнота так и не прошла. Ей становилось страшно только оттого, что она смотрела на странные буквы, но, учитывая, что она никогда прежде таких не видела, это казалось ей бессмысленным. Она не сразу сообразила, что сказал Гейб, а когда поняла, быстро вскинула голову.
— Как тебе удалось их увидеть? Ты стоял слишком высоко. На другой стороне тоже есть такие?
Гейб в замешательстве посмотрел на нее, и Тори догадалась, что он не понимает, о чем она говорит. Значит, он имел в виду не диковинные символы на камнях. В таком случае что?
Тори повернулась и стала рассматривать то, что находилось у нее за спиной. Дорожка протянулась еще на пять футов, дальше виднелся вход в потайную пещеру, и морские волны перекатывались через сорокафутовый участок из камней и ракушек. Сначала Тори ничего не заметила, но довольно быстро разглядела в воде светлые пятна и вспомнила, что видела сверху нечто подобное — белые обломки, которые казались довольно странными среди скопления черных.
С берега набежала волна и принесла с собой выбеленный камень. «Нет, на камень не похоже», — подумала Тори. Если он так легко скользит по воде, это наверняка хрупкий коралл или какая-нибудь раковина. Когда через мгновение волна начала свой путь назад, всего на секунду — короткий вздох между наступлением и отступлением — над водой возникла верхняя часть, всего дюйм, непонятного белого предмета. В лучах яркого солнца, когда пена на миг растаяла, Тори рассмотрела, что было под ней.
Человеческий череп.
Тори издала какой-то хриплый звук и, с трудом поднявшись на ноги, вгляделась в мелкую воду в гроте. Теперь, когда она знала, что искать, она увидела вдалеке еще три черепа. Тори дышала через нос, пытаясь прогнать панику, появившуюся в тот момент, когда она поняла, что приняла за кораллы обломки костей.
— Кем они были? — спросила она.
— Не с «Марипосы», — ответил Гейб. — Они здесь давно.
Тори не могла отвести глаз от черепов, прекрасно понимая, что они не имеют отношения к команде «Марипосы». Они пролежали в гроте очень долго, потому что были выбеленными и гладкими, почти как плавник. Но знать, кому не принадлежали черепа, совсем не то же самое, что разобраться в том, чьи они.
— Эй, — позвал ее Гейб, и она посмотрела на него. — Эта задачка не для нас, Тори. Нам надо…
Ожила его рация, и оба вздрогнули от неожиданности. Гейб тут же сорвал ее с ремня.
— Рио, — сказал он.
— Кевонн, капитан. Вы идете к нам? — послышался голос матроса сквозь статические помехи.
Гейб нажал на кнопку.
— Идем. Вы что-то нашли?
— Вот именно, — ответил Кевонн. — Кучу следов и двух парней, которым они принадлежат. Но это их последние следы. Они мертвы, капитан. Оба.
Тори пробормотала короткую молитву, обращаясь к Богу, в которого перестала верить еще маленькой девочкой.
— Как они умерли? — спросил Гейб.
— Пули, — мгновенно ответил Кевонн. — Но никакой перестрелки не было, босс. Мне кажется, они застрелились.
— Они убили себя? — удивилась Тори. — Почему?
Гейб знаком приказал ей молчать.
— Оружие нашли? — спросил он Кевонна.
— Нет. Но если оно здесь, то, скорее всего, где-то недалеко.
— Мы идем к вам, — ответил Гейб и, повернувшись, поспешил в западном направлении, назад по камням, на ходу убирая за пояс рацию.
Тори перебиралась через обломки, чувствуя, как хлюпает вода в правом ботинке.
— Почему они убили себя?
Гейб не стал ни поворачиваться, ни сбавлять шаг.
— Понятия не имею. Отчаяние? Может быть, они думали, что им грозит голодная смерть или еще что-нибудь такое.
— Они провели здесь всего один день. Неужели тебя это не удивляет? С какой стати человек станет стрелять в себя, если понимает, что его могут спасти? Нескольких часов мало, чтобы лишиться надежды, Гейб. Они наверняка даже проголодаться по-настоящему не успели.
Гейб уже добрался до конца дорожки и направился в сторону песчаного берега, но, услышав ее слова, повернулся и покачал головой.
— Мне совершенно все равно. Поторапливайся, мы наконец найдем проклятое оружие и уберемся с этого острова. Что случилось с теми парнями, не имеет ни малейшего значения.
Тори поспешила за ним, они быстро прошли по неровной земле и вскоре снова оказались на мягком песке. С каждым новым шагом Тори хотелось броситься бежать, потому что страх, который она испытала, когда увидела таинственные надписи, так и не отступил.
Гейб хотел как можно быстрее убраться с острова, и Тори не винила его. Он считал, что самоубийство двух рыбаков не имеет значения, но Тори думала иначе. Если они действительно застрелились, то наверняка не от отчаяния. Только страх может заставить человека так быстро погрузиться в состояние безысходности. Больше чем просто страх. Ужас.
Но что могло так напугать их?
Тори оглянулась на грот и подняла глаза к солнцу. Сколько еще до полудня? И до того времени, когда тени холмов и деревьев станут длинными, а океан потемнеет? Тори пошла быстрее, капитан молча догнал ее и зашагал рядом.
Теперь Тори не беспокоило, найдут ли они оружие, и она подозревала, что очень скоро даже Гейб будет готов вернуться домой без него и захочет как можно быстрее покинуть этот остров.
33
Дэвид Будро прогуливался по выложенному кирпичом тротуару М-стрит, держа в правой руке чашку кофе с фундуком и утренний номер «Вашингтон пост» в левой. Он читал газету исключительно ради развлечения, пытаясь понять, кто из репортеров профан, а кто настоящий профессионал. Дэвид посмотрел на небо, удивляясь необычной погоде. Солнце заливало тротуар и сияло по всей длине М-стрит, но на горизонте со всех сторон виднелись скопления низких серых туч — сочетание света и мрака, охватившее весь округ Колумбия.
«Хорошее определение», — подумал Дэвид.
В этот момент его мобильный телефон разразился злобной музыкой из репертуара «Flogging Molly»[9] — дань ирландским корням, унаследованным от покойного отца. Эта мелодия давно надоела ему, и он решил, что пора поменять ее. Вздохнув, Дэвид сунул газету под правую подмышку и успел достать телефон до того, как он перешел в режим голосовой почты.
— Что случилось? — спросил он, прижав телефон к уху. — Я очень занят.
— Интересно чем? Ты два дня не появлялся в своем кабинете.
— Я постоянно на связи по телефону и электронной почте. Работаю дома.
Дэвид услышал вздох на другом конце, тяжелый и театральный. Но Генри Вагнер, его номинальный работодатель, всегда вел себя так.
— И над чем ты работаешь, Дэвид? — спросил Вагнер.
— Над одним собственным проектом, генерал. Надеюсь, вы поверите мне на слово, если я скажу, что он полностью находится в границах поставленной задачи.
— Ты это специально? — спросил Вагнер.
— Что?
— «Поставленная задача». Я не шучу, малыш. Твой военный жаргон со стороны звучит просто глупо.
Дэвид разозлился. Да, он слегка подшучивал над генералом Вагнером, но тот прекрасно знал, как он ненавидит, когда его называют «малыш». В его двадцать четыре года Дэвида вряд ли можно было назвать ребенком, а учитывая, что еще подростком он получил несколько солидных степеней, он очень давно перестал быть «малышом».
— Генерал, я использую термины вроде «поставленная задача», чтобы знать наверняка, что меня понимают правильно, ведь военный жаргон является для вас зоной комфортных условий. Если вы предпочитаете, чтобы я не употреблял подобные определения, в будущем я постараюсь избегать их. Теперь же вернемся к вашему вопросу — когда в офисе тихо, я позволяю себе уделить немного времени собственному проекту, который, если мне удастся добиться успеха, полностью окажется в рамках ваших оперативных планов.
— Значит, «если удастся добиться успеха»? — переспросил Вагнер. — Выходит, твой проект не такой уж срочный. Рад это слышать, потому что у нас возникла ситуация, которой тебе необходимо заняться немедленно.
Дэвид не заметил, как солнце скрылось за тучами, и начал замерзать, когда остановился перед кирпичным домом с террасой. Улицу много лет назад реконструировали, и она до сих пор оставалась одной из самых симпатичных в Джорджтауне. Витрины магазинов, прячущиеся в тени навесов, украшали американские флаги и вывески со старомодными надписями, висящие на кованых железных прутьях. Все поверхности не из кирпича были выкрашены в темно-зеленый, бордовый и густой кремовый цвета — единственные краски, которые использовали в колониальные времена. Жители этого района выгуливали собак, выходили на пробежки или толкали перед собой детские коляски. Все улыбались друг другу. В Вашингтоне все это удивляло и производило впечатление.
