Мы постарались побыстрее перескочить шоссе, уйти как можно дальше. Ночь была темная, с низко нависшими тучами, но без дождя, на редкость теплая. Быстро бежать я не мог, несколько раз падал, цепляясь за неровности, но тут же вскакивал и, припадая на больную ногу, изо всех сил старался угнаться за Генкой.
Можно было ожидать, что противник организует проческу леса не только вокруг хутора Шмаленберг, но и здесь, южнее, где мы остановились. Следовало поискать укрытие. Я решил, что нам лучше всего расположиться там, откуда мы постоянно вели наблюдение за железной дорогой и где впервые встретились с Дергачевым и Гикосом из группы майора Максимова. Хотя на этом месте нас однажды и застигла облава — тогда погиб Зварика, — но все же немцы не напали на нас внезапно — мы заранее увидели, как они двигались по полотну железной дороги, окружали нас. Теперь, когда мы были только вдвоем, было не менее важно обнаружить заранее вражеские цепи, прежде чем они подойдут к нам на близкое расстояние.
Утром, когда мы осмотрелись, наше прежнее, хорошо замаскированное место произвело на нас самое удручающее впечатление. Деревья оголились, трава пожухла, листья на малиннике скрутились. И только крапива все еще стойко сохраняла зелень: листья держались крепко. Чтобы не оставить следа, мы прошли в заросли крапивы по ручью, прямо по воде. Думалось, что во время прочески, немцы могут и не лезть в это заболоченное место между двумя лесными массивами. Расположились так, чтобы дальше было видно вокруг, расстелили плащ-палатку. Кругом нас стояла крапива, и только вправо и влево были открытые ходы по ручью. Рядом была криничка с чистой водой.
— Чем это ты продырявил шинель? — спросил я у Генки, показывая на его левое плечо.
Генка покосился, ткнул в дырку пальцем.
— Так это же немец лупанул, зараза такая. Услышал, наверно, как ты меня на забор подсаживал. Там во дворе полно машин — казарма, что ли…
Теперь казарма была почти в каждом немецком доме — в прифронтовой полосе в Восточной Пруссии войск было много.
Приближалось к полудню. Мы услышали треск подсохших хрупких стеблей. Ломая крапиву, кто-то шел прямо на нас. Он приближался к противоположному берегу ручья. Очень скоро мы увидели человека среднего роста, в обшарпанном немецком обмундировании с двумя котелками в руках. Он пригнулся, чтобы набрать воды из кринички, и увидел два автомата, направленные на него.
— Подойди поближе, — говорю ему по-немецки. — Не вздумай бежать!
— Я русский, русский, ивановский, фамилия моя Громов, зовут Иван, — выпалил пришелец залпом, видимо, по обмундированию и по оружию сразу определив, кто мы такие.
— Переходи сюда!
Иван Громов шагнул в своих дырявых ботинках в воду. Он не сводил с нас своих немигающих от волнения и неожиданности глаз.
— Садись, кто ты такой?
— Пленный, пленный я! — повторил он несколько раз.
— Что здесь делаешь?
— Пришел по воду. Картошку будем варить на обед. Нас тут целая группа, десять человек. Лес пилим. Вон там. — Он показал рукой в ту сторону, откуда доносились удары топоров и звон пил.
— Охрана есть?
— Есть два немца, вернее один, так как второй без оружия. Он считается лесным мастером, показывает нам, какое дерево нужно пилить. А охраняет нас один солдат.
— Вам разрешают так свободно ходить по лесу?
— А куда денешься? Не вернешься — товарищей расстреляют. А бежать всем не так просто.
— Давно попал в плен? — продолжаю допрос.
— В сорок втором.
— Ого! — воскликнул Генка. — Нужно суметь просидеть столько…
— Что ж нам с тобой делать, пленный Громов? Ты попал в плен вторично, выходит так, что ли?
— Не бойтесь, я вас не выдам. Я же свой человек — русский. Я знаю, вы совет… наши, — он поперхнулся, — наши парашютисты. Мы в лесу нашли парашют с грузом. Там батареи, патроны, гранаты, консервы…
— Где это все?
— Продукты съели, — тонким голосом ответил Иван. — А все остальное спрятали, парашют и мешок зарыли тоже. Надеялись, что может удастся со своими встретиться и передать.
— Вот так дела, — произнес Генка. — Скорее всего — это наш груз.
— Я принесу вам картошки, как только мы наварим. Вас никто не выдаст. Я все равно должен был бы прийти сюда еще раз — мыть котелки после обеда, вот и принесу. Видно ведь, что голодаете…
— Да нет, не голодаем, но от горячей пищи, пожалуй, не отказались бы. А ребята у вас надежные?
— Не все конечно. Есть и новички — за них не могу ручаться, но все те, что теперь пилят лес, свои ребята — верю им, как себе. С тех пор как нашли груз, пожалуй, месяца четыре прошло — и никто не пикнул.
— Где расположен ваш лагерь?
— Деревня Жаргиллен.
— Много людей?
— Человек триста. Но у нас постоянная бригада лесорубов.
— Войск в деревне много?
— Кругом полно.
— Какие военные объекты знаешь?
— Приходилось работать на укреплениях, аэродромах, мостах, дорогах… — вспоминал Иван. — Есть о чем рассказать, — понял он меня. — Только не задерживайте меня сейчас, я должен идти, но я обязательно приду.
— Охрана будет искать?
— Может, если долго задержусь. Да и ребята будут ругаться, что так долго воды не несу. Варить надо. Охранник мало на нас внимания обращает. Жует свои бутерброды и все марширует по просеке, артикулы выбрасывает — у него не все дома, контужен. — Иван покрутил пальцем у виска.
— Не выдашь, Иван?
— Не сомневайтесь. Через час я приду, обо всем тогда и поговорим.
— Ну иди… Поверим.
Вот тебе и новый орешек! Как быть, что делать? Чей он?.. Далеко не уйти нам отсюда. Днем теперь ходить опасно — лес оголился, далеко просматривается. И сидеть здесь тоже нельзя, спрятав голову, как страус. Правда, мы понимали, что сразу немцы не нападут на нас, если даже Иван и выдаст, нужен хотя бы час-второй на подготовку.
Подползли ближе к лесорубам, стали следить за Иваном. К охраннику он не подходил. Подвесив котелки над огнем, разговаривал с одним пленным, невысокого, как и сам он, роста, но более плотным с виду парнем. Потом все обедали, присев на поленьях. Иван держался в стороне, словно чувствуя, что за ним следят.
После обеда он с напарником, с тем, с которым шептался у костра, двинулись с котелками к ручью. Мы не успели отойти на старое место и перехватили их на полпути. Когда мы присели, круглолицый, с крупными чертами, плотный парень представился нам:
— Алексей Лозовой из Таганрога, рыбак с Петрушиной косы. Картошки вам принесли — видно, не часто перепадает горяченькое.
Алексей выглядел бывалым парнем, с нами обращался за панибрата. Так и казалось, что он готов броситься в объятия, но нас разделяло то, что обычно разделяет людей вооруженных с безоружными. Это, видимо, и сдерживало рыбака в Петрушиной косы.
Мы быстро опорожнили котелок, чтобы не дать картошке остынуть.
— Давайте теперь о деле поговорим, — предложил я и развернул карту. — Вы можете показать, где находятся оборонительные сооружения, которые вам известны, аэродромы, казармы?
— На карте не получится, — чистосердечно признался Громов. — Лучше так расскажем, что помним.
— Много укреплений за рекой Дайме, — первым начал полубаском Алексей. — Чего там только нет! Потом на этом, как его, Иван, но ты же был, знаешь, Земском, что ли, полуострове, возле Кинизберга.
— Земландском? — поправил я.
— Во-во, — подтвердил Иван, — не Земском, а Земландском — как вы сказали. Это по ту сторону Кенигсберга, а на эту — есть аэродром.
— Та или эта сторона — непонятно. Говорите так — на север от города или к югу от него…
— Тут надо подумать, — вновь искренне признался Иван.
— А на хуторе Шмаленберг — у них шпионская школа, — сообщил в свою очередь Алексей.
— Откуда вам известно?
— Хлопцы говорили. Там русских предателей обучают.
— Это где мы ночью были? — спросил у меня Генка.
— Так, это тот хутор, — подтвердил я, сверившись с картой.
— Вот что, хлопцы, наш разговор затягивается. Кое-что вы сообщили важное, но я полагаю, что это только начало. Ваше отсутствие может вызвать подозрение. Вы могли бы написать нам обо всем, что вспомните, что знаете? Есть такая возможность?
— Меня возили в Берлин, посчитали за конструктора подводных лодок. И об этом написать? — спросил в свою очередь Алексей.
— Обязательно. Только осторожно, чтобы никто не видел.
— Приладимся. Ночь большая. Только бы бумаги да карандашик.
— Найдется. — Я дал им блокнот и карандаш. — Все спрячьте под этой кочкой. — Я подрезал круглую высокую кочку ножом так, что она приподнималась с одной стороны. — Здесь найдете и нашу записку, если не сможем встретиться.
Мы расстались.
Я прилег на бок. Постепенно в уме начали вырисовываться наши задачи в соответствии с новой обстановкой. Ясно было одно — мы с Генкой должны были во что бы то ни стало выполнять свой долг. Наша связь с «Центром» прервалась. Но это отнюдь не означало, что мы можем сидеть в бездействии. Во-первых, рано или поздно могут оказаться три наши Ивана с радистками. А во-вторых, и на данном этапе для нас это было главное, мы должны накапливать агентурные данные. Для меня это дело не новое. В «Чайке» под Минском мы имели обширную агентуру — во многих городах, в гарнизонах, на железнодорожных станциях, в немецких учреждениях. От них получали ценнейшую информацию. Здесь у нас ничего подобного не было. И вот случайная встреча с Иваном и Алексеем. Но о них говорить еще рано. Если они нам будут помогать, то возможности наши намного расширятся и при встрече со своими будет что передать «Центру».
